Писала О Татьяне Ивановне Лещенко-Сухомлиной -
http://kaplly.livejournal.com/667281.html?mode Было такое мне добавление к моему посту.
«Подробности о последних годах жизни Татьяны Ивановны можно прочитать в книге Феликса Медведева "Мои великие старухи" - стр. 268 книга издана в 2011 году. Судя по всему, что-то не сложилось в отношениях с детьми.
И из второй книги дневника можно узнать, что сын с ней не общался, не звонил, они практически не виделись. Дочь в дневнике производит странное впечатление.
Но Татьяна Ивановна, видимо, о многом, связанном с детьми, умалчивала, что понятно. Во второй части дневника, правда, она обмолвилась, что дети радостью не стали. Смерть ее была мучительной».
Да, печально. Моя подруга Тамара
tamara_borisova была права, что Т.И. умерла от отсутствия элементарного ухода за ней и от... голода. Да, похоже, что так.
Да, а еще где-то рядом (по времени и в пространстве ЖЖ посты) писала о странном и «ужасном» (моё эмоциональное впечатление, не более того) романе А.Терехова «Каменный мост».
Роман для меня был загадочен тем, что я зачем-то его читала и читала и он, роман, странным образом связал мне две моих темы тогда - Крым (об этом писала) и... Т.И. Лещенко-Сухомлину.
Крым, конкретно Феодосия, даже еще конкретней - музей А.Грина в Феодосии - возникли в романе без всякой сюжетной необходимости. А я как раз вернулась из Крыма, из Феодосии и хотела написать кое-что об увиденном, в том числе и о музее А.Грина. Но к тому времени, как я взяла в руки свою электронную книжку с романом Терехова, мои крымские впечатления успокоились, времени написать в ЖЖ я всё не находила и т.д. И вдруг в романе Терехова я встречаю «мои крымские места» и самое удивительное - они там совсем не по логике, необъяснимы, случайны абсолютно. А для меня были не случайны. И это было удивительно! Мне роман чего-то подсказывал и что-то вдруг связывал, что могло связаться только по «моей» логике.
Как удивительны такие подсказки и переклички и... я об этом написала -
http://kaplly.livejournal.com/675441.html А в романе Терехова повествование идёт от лица такого бывшего (или небывшего - там всё так намёками, непонятно) кгбешника или фсбешника, который из чисто познавательного такого интереса расследует полувековой давности убийство на мосту в центре Москвы. История невыдуманная, реальная, но скрытая или специально закрытая по подробностям и в общем-то понятно, почему - дело касалось высших правительственных кругов, семей из Кремля.
Герой, от лица которого ведётся повествование, в поисках близких друзей дипломата Уманского вышел на фигуру американского журналиста Луи Фишера.
«При некоторых разговорах на квартире УМАНСКОГО присутствовал американец - журналист ЛУИ ФИШЕР, близкий друг УМАНСКОГО, имел на УМАНСКОГО огромное влияние и общался с ним свысока. УМАНСКИЙ подчинялся его мнениям по всем политическим вопросам и не скрывал от него ничего…».
Луи Фишер «состоял посредником при Литвинове», «подчинил себе УМАНСКОГО, давал указания в беспрекословной форме…».
Американский журналист Луи Фишер дружил, подчинил влиянию, называл «мой Костя»: «Мой Костя без меня беспризорный…», помыкал фактически, иностранец, тоже, кстати, посещал Испанию… и я озаботился существованием в Солнечной системе этой водомерки - Фишер с женой-немкой поселился на Софийской набережной, сына, чтобы задобрить местных, отдал в Красную Армию, и поэтому сына не выпускали («Хрен ли ты здесь клянчишь? - прошептал Литвинов. - Там проси»), Фишер заплакал там, жена Рузвельта сжалилась и попросила посла Уманского: есть такой Фишер. У него есть сын. Отдайте его нам…
Походка выдавала в Фишере человека правды или купленную сволочь: «позиция» его ежедневно совпадала с письменными рекомендациями Наркомата иностранных дел (от безмятежного взгляда на прибытие американской делегации на конгресс Коминтерна до оправдания уголовного преследования за аборты); посол Буллит (и некоторые прочие официальные…) относился к Фишеру с глубоким недоверием, Троцкий называл «советской проституткой», публицист Климов именовал «старым троцкистом», а сатирики Ильф-Петров, вдруг растеряв зубы, отметили лишь «очень черные и очень добрые глаза». В последних строках книги жизни Фишер записался любовником писательницы в изгнании Берберовой, ледяной, поблескивающей тети, как-то не заметившей победы русского народа в Великой Отечественной войне в своих переездах по университетским городкам и обедах у туристского костра - она хвалила «время, проведенное с Луи», меланхолично заключив с оттенком «и это все благодаря мне»: «Скончался он прекрасной смертью, скоропостижно, во время нашей поездки на Багамские острова» - в раю; сдох, короче.
Но мы выявили сына 1923 г. р., да еще советолога, да еще подававшего признаки жизни в 1999 году.
…
- Доброе утро.
Человек говорил медленно, в его словах можно было жить, прохаживаться, прилечь, как внутри подползающего к станции поезда.
- Фишер? Вам нужен Фишер. Но он не общается ни с кем. Фишер в тяжелом общем падении интереса. Только жена сдерживает его, в смысле движения еще глубже в этом направлении.
- Почему он не хочет вспоминать? Он чего-то боится?...»
И т.д. В таком же духе.
Да, такая таинственность. Ищут сына Луи Фишера, его следы, так сказать.
Читаю всё это и думаю, что я вот, например, знаю больше этого героя-кгбэшника. А он ищет-ищет и знать не знает, что в Москве живет сын Луи Фишера, взрослый человек, а его мать, Татьяна Ивановна Лешенко-Сухомлина об этом, о своём романе и о том, как у неё родился сын Иван всё в своих воспоминаниях написала.
Это нелегкая женская история.
Уж не за это ли Татьяна Ивановна расплатилась лагерным восьмилетним сроком в Воркуте?
Да... А герой романа Терехова ищет и не знает, что здесь в Москве ему многое о Фишере могла рассказать сама Татьяна Ивановна, прожившая чуть ли не до ста лет.
Вот так связались-переплелись у меня мои темы.