(no subject)
Яна Савицки: Фуко и феминизм: к политике «различия»
Каковы же возможности применения критики классической теории революций, проделанной Фуко, каково его видение истории и его анализ власти в рамках феминизма? Я назвала политику Фуко политикой «различия», потому что в ней есть место и для непреодолимых различий. Кроме этого, согласно его политике различие совсем не обязательно должно быть препятствием эффективному сопротивлению. В рамках политики различия последнее может быть даже средством, если оно позволяет нам преумножать способы сопротивления конкретным формам доминирования и обнаруживать искажения в нашем понимании друг друга и мира в целом. В политике различия, как говорит Одри Лорд, центральной задачей становиться переосмыслить наши различия и сделать из этого какие-то выводы.
Конечно, Лорд на самом деле допускает возможность некоей основополагающей общности, какой-то универсальной человечности, которая могла бы стать основой конечного примирения всех наших различий. Ее собственное употребление понятия «эротический» можно было бы понять, как имплицитный призыв к гуманизму. Как мы уже видели, метод Фуко подразумевает отказ от гуманистических положений. Многие феминисты также признали опасность того, что Эдриен Рич называет «стремлением перепрыгнуть через феминизм к «освобождению человека». Фуко предлагает феминизму не какую-нибудь гуманистическую теорию, а критический и исторический по своей сути метод и ряд рекомендаций об адекватном отношении к нашим теориям. Политикой различия движет желание избежать догматизма в нашей категориальной системе, а также стирание различий, к которому может привести подобный догматизм.
В заключении я хотела бы проиллюстрировать ценность и границы различия политики различия Фуко, применив ее к одной из последних дискуссий о различии в феминизме, а именно к вопросу о сексуальности. Эта дискуссия развела американских феминистов по двум полюсам, разделив их на радикальных и либеральных. Обсуждаемые различия грозят разрушить саму возможность общения между ними. Поэтому в условиях такой сложившейся в американском феминизме ситуации я считаю понимание этих различий наиважнейшей задачей.
Радикальные феминисты осуждают любые сексуальные практики, включающие «мужскую» идеологию сексуальной объективизации, которая по их представлению, лежит в основе как мужского сексуального насилия, так и закрепления мужских и женских ролей в патриархальной семье. Они призывают к уничтожению всех патриархальных институтов, в которых проявляется сексуальная объективизация, например, порнографии, проституции, насильственной гетеросексуальности, садомазохизма, поиска сексуального партнера в общественных местах, сексуальными отношениями между взрослыми и детьми и таких лесбийских отношений, в которых различные партнерши играют выраженную мужскую и женскую роли. Они предлагают заменить «мужской» акцент на сексуальном удовольствии акцентом на близости и любви.
Либеральные же феминистки, напротив, критикуют радикалов за то, что они опускаются до уровня сексуальных репрессий. Поскольку радикалы считают, что секс, как он есть, «мужской», они относятся с подозрением к любым сексуальным отношениям. Представители либерального феминизма предупреждают об опасности цензуры любых сексуальных практик в добровольных союзах и рекомендуют преступление социально допустимых сексуальных стандартов в качестве одной из стратегий освобождения.
Самое поразительное в этой дискуссии, с точки зрения политики различия, - то, до какой степени совпадают взгляды обеих сторон на власть и свободу. В обоих лагерях власть считается централизованной в неких ключевых институтах, которые диктуют допустимые условия сексуального выражения, а именно в подавляющих мужских гетеросексуальных институтах, чьи элементы наиболее ярко видны, с одной стороны, в явлении порнографии, а с другой, - во всех дискурсах и институтах, определяющих законные и незаконные виды сексуальной практики (включая радикальный феминизм), создающие тем самым иерархию сексуального выражения. Более того, обе стороны, как правило, рассматривают сексуальность в качестве главной арены борьбы за освобождение человека. Поэтому для обеих сторон прийти к истинному пониманию сексуальности является наиважнейшей задачей в деле освобождения.
Кроме того, и та, и другая сторона принимают репрессивные модели власти. Радикальные феминисты подозрительно относятся к любым сексуальным практикам, поскольку считают сексуальное желание мужским конструктом. Они полагают, что мужская сексуальность полностью подавила женскую и мы должны уничтожить источник этого подавления, а именно все гетеросексуальные мужские институты, прежде чем сможем начать строить собственные. Представители либерального феминизма открыто используют репрессивную модель власти, взятую ими на вооружение из фрейдо-марксистских дискурсов Вильгельма Райха и Герберта Маркузе. Они признают, что сексуальное выражение женщин в нашем обществе подавлялось особенно сильно, и защищают право женщин экспериментировать с собственной сексуальностью. Они отказываются проводить какие-либо грани между опасным и безопасным, политически корректным и политически некорректным сексом. Радикальные феминисты обвиняют своих либеральных оппонентов в том, что те не находятся в путах мужской идентификации, потому что не подвергают сомнению феномен сексуального желания; а последние в свою очередь, обвиняют радикалов в обычном женском сексуальном ханжестве.
Между двумя лагерями есть и другие сходства. Прежде всего, как заметила Энн Фергюсон, и те, и другие опираются на универсалистские теории сексуальности, т.е. они приписывают «мужскому» и «женскому» какие-то определенные материальные формы, тем самым опуская из виду, что сексуальность является особым продуктом исторического и культурного различия. Это становиться проблемой, т.к. подразумевает, что между гендером и сексуальной практикой существует некая определенная и устойчивая связь. Историческое понимание сексуальности пытается разъединить гендер и сексуальность и таким образом продемонстрировать разнообразие сексуального опыта независимо от гендерных или других различий. Например, Ренни Симпсон считает, что сексуальность афроамериканок была сформирована по-иному, чем сексуальность белых женщин. Они традиционно уверены в себе и сами определяют свой стиль сексуального поведения. Поэтому для афроамериканских женщин эта дискуссия о сексуальности может иметь абсолютно другое значение. Безусловно, связь между насилием и сексуальностью приобретает совершенно иное измерение, когда мы ее рассматриваем в свете линчевания как средством контроля над мужской сексуальностью в прошлом. Мы также не должны забывать, что для негритянок такие вопросы, как насильственная стерилизация или распродажа по бросовым ценам в странах «третьего мира» лекарства «Depo Provera», значат больше, чем для белых американок-феминисток вопрос аборта по желанию. Однако радикальные феминисты все еще в основном обращают свое внимание на господствующую культуру и преследование женщин. Кроющуюся в подобном подходе проблему ясно определяют Энн Снитоу и Кэрол Ванс:
«Игнорировать потенциальное разнообразие выражения женской сексуальности - значит поместить женщин вне культуры и отвести им, хотим мы того или нет, роль существ, пассивно принимающих официальные системы символов. Такой подход продолжает отрицать существование того, что всегда пыталась сделать невидимым господствующая культура - сложной борьбы разрозненных групп против угнетения с использованием не только экономического и политического, но также и символического сопротивления».
Вместо того, чтобы делать обобщения на основе стереотипов «господствующей культуры», феминисты должны исследовать значение многообразия сексуальных практик для тех, кто вовлечен в эти практики, чтобы возродить «порабощенное знание» сексуальности, замалчиваемой в господствующей культуре.
Во-вторых, и радикалы и представители либеральных взглядов обычно выделяют сексуальность как основную причину угнетения женщин. Таким образом, они считают, что помещают власть в некий основной источник и определяют универсальную стратегию приобретения контроля над сексуальностью (например, уничтожить порнографию или преступать сексуальные запреты, выражая свое сексуальное желание). И в том и в другом случае анализ чрезмерно упрощен и ограничен, ведь не следует забывать, что сексуальность - это всего лишь один из аспектов нашей повседневной жизни, в которых проявляется власть.
Итак, в результате нашей критики обсуждения сексуальности, которую мы базируем, на основе политики различия, мы: 1) призываем к более детальному исследованию разнообразнейшего спектра женского сексуального опыта; 2) считаем, что следует избегать такого типа анализа, в которых применяются универсальные объяснительные категории или бинарная модель угнетения и которые, следовательно упускают из виду множество различий в женском опыте сексуальности. Хотя политика различия не предлагает феминистам какой-либо нравственной модели на основе некоей универсальной теории угнетения, она не должна сводиться до такой формы плюрализма, где «все пойдет». На основе специального теоретического анализа конкретных форм борьбы можно делать обобщения, выделять модели властных отношений и таким образом определять относительную эффективность или неэффективность, безопасность или опасность конкретных практик. Например, была установлена определенная связь между радикальной феминистской стратегией продвижения законодательства против порнографии и попытками движения «новых правых» подвергнуть цензуре любые сексуальные практики, угрожающие институту семьи. Это не говорит, что движение против порнографии в корне реакционно; однако это говорит, что настоящее время оно может быть опасным. Подобным же образом не следует считать, что существует обязательная связь между нарушением сексуальных запретов и освобождением человека. Отрицать эффективность цензуры в качестве адекватной стратегии не значит одобрять любую конкретную форму нарушения запретов как проявления освобождения.
В рамках феминистской политики различия теория и нравственные суждения должны несколько видоизменяться в конкретных контекстах. Это не должно препятствовать систематическому анализу современности, однако потребует признание условного характера наших категорий. Как говорят Снитоу и Ванс: «Мы должны жить с теми неопределенностями, что появляются в ходе изменений, к которым мы стремимся». Мы можем быть уверены лишь в том, что наши различия неоднозначны; они могут и разделить нас, и обогатить нашу политику. Если мы с вами не дадим им право голоса, то, как показывает нам история, их и дальше будут неверно именовать, искажать или просто замалчивать.
Пер.О.В.Дворкиной
из главы: «Фуко и феминизм: к политике «различия» из сборника «Феминистская критика и ревизия истории политической философии» составители Мэри Линдон Шенли и Кэрол Пейтмен, под ред. Н.А.Блохиной М., РОССПЭН 2005