«Выставлять нельзя заменять»: как правильно поставить запятую
Летом 2019 года на свое место после реставрации вернулись грифоны Банковского моста. Впервые за историю их существования с 1826 года они были демонтированы, и почти два года их реставрация выполнялась в закрытом помещении.
Усилиями специалистов они обрели исторический цвет, почти чёрный. Позолота теперь нанесена не только на крылья и фонари, но и на гребни, хохолки голов и нижние части крыльев. В точности так, как было упомянуто в «Описи моста о 4-х грифах» от 1831 года. Кроме того, реставраторы вернули первоначальный вид и фонарям. Огромный объем работы. Казалось бы, только радоваться.
Однако, кроме ожидаемой радости вернулись и проблемы: туристы, не только фотографирующиеся на фоне памятника, но и умудряющиеся вскарабкиваться на детали моста, трущие «на счастье» позолоту, а также - банальный и ничем необъяснимый вандализм. В первые же два месяца после возвращения, грифонов успели облить неизвестным химическим веществом, украсть позолоченные шарики с перил.
Появились и «хейтеры». Рассуждающие в социальных сетях, а иногда и в телевизионном эфире, на основании только им одним понятных критериев об «ошибках реставрации»: от «герметик не тот» и «золотить надо было не так» до - «половинки от львов местами перепутаны» … Версии разнятся. Специалистов в интернете много.
Но история с грифонами, а также другие, относительно недавние, но достаточно громко обсуждаемые в сети недавние схожие с ними «сенсации» (решетка Михайловского сада, очистка Казанского собора, например), каждая из которых заканчивалась потом ничем, заставляют взглянуть на проблемы реставрации памятников Санкт-Петербурга чуть шире.
Великая Отечественная война и блокада Ленинграда положили начало основанию одной из ведущих и сильнейших европейских школ реставрации - ленинградской.
Первые ремонтно-восстановительные работы на памятниках осажденного города начались уже весной 1942 года. После войны, 1 июля 1945 года, была создана Ленинградская архитектурно-реставрационная мастерская управления по делам архитектуры Ленгорисполкома, которую возглавил крупнейший знаток отделочных работ Л. М. Анолик. Именно тогда была разработана первая в мире методика комплексного восстановления памятников архитектуры XVIII-XIX веков, насыщенных богатой и разнообразной отделкой. И именно тогда в Европе впервые заговорили о ленинградской реставрационной школе, ее специалистов приглашали восстанавливать памятники европейской цивилизации.
Ленинградские реставраторы не только восстанавливали разрушенное, но и создавали новое: так, в процессе восстановления отдельных памятников перед ними ставилась задача завершить то, что не успели осуществить их авторы.
В Государственном Эрмитаже существует своя уникальная школа реставрации, зарождением которой можно считать время приобретения первых художественных коллекций Екатериной Великой в XVIII веке. Для «исправления», как тогда говорилось, произведений искусства привлекались художники и ремесленные мастера, в дворцовых помещениях отводилось место для специальных мастерских, где трудились первые эрмитажные реставраторы.
На сегодняшний день эрмитажная школа является одним из крупнейших исследовательских центров страны. Здесь с мастерами-практиками работают химики, физики, биологи, художники, искусствоведы, историки. Их кропотливый труд позволяет сохранить уникальные произведения искусства, иногда воссоздавая их буквально из пепла или открывая с совершенно неожиданной стороны.
За примерами далеко ходить не надо: 12 лет восстановления картины Рембрандта «Даная», «Бегство в Египет» Тициана и «Благовещение» Чимы, Большая церковь Зимнего дворца, Петровский тронный зал и еще множество объектов - каждый из них это самый настоящий подвиг реставраторов.
Но реставрация существует не только «при музеях». В новейшей российской истории Санкт-Петербург сохранил свою школу реставрации, благодаря комитету по охране памятников. По сути, это единственный орган в России, в котором до сих пор есть экспертная составляющая. Ведь в России не существует единых обязательных норм и ГОСТов в области реставрации. И единый федеральный нормативный документдля реставрации памятников культуры, истории и архитектуры, в котором планируется, что будут прописаны все требования к проектам для качественного восстановления наследия страны, составляется сейчас тоже в нашем городе.
Более подробно об отдельных страницах истории охраны и реставрации памятников Санкт-Петербурга с 1917 года по настоящее время, а также о становлении государственной системы охраны памятников нашего города, о людях, посвятивших свою жизнь делу сохранения культурного наследия, можно прочитать здесь- на основе архивных материалов Комитета по государственному контролю, использованию и охране памятников истории и культуры Санкт-Петербурга его сотрудники составили целую книгу.
В Петербурге около восьми тыс. памятников архитектуры, истории и культуры, находящихся под государственной охраной. Десять лет назад примерно 90% из охраняемых государством нуждались в реставрационных вмешательствах, а около 1300 памятников истории находились в активной фазе разрушения. Но благодаря проведению восстановительных работ за счет средств, выделенных из бюджета города и страны, только за это время из опасного состояния уже были выведены несколько сотен объектов.
Жителю города важен не только объем проделываемой реставраторами работы, но и то, что он может после ее окончания увидеть. В этом плане показательным примером может служить и восстановление Александро-Невской Лавры(основные средства на реставрацию которой выделил Газпром; Компания дала на реставрацию охраняемых, но плохо поддерживаемых государством культурных ценностей в 10 раз больше денег, чем федеральный бюджет за все время существования Лавры в статусе монастыря), скульптуры Летнего сада (выполненные отделом реставрации Русского музея работы проходили в два этапа, после чего все скульптуры были перемещены на постоянное хранение в залы Михайловского замка, остальные заменены точными копиями), перенос в Смольный собор скульптуры Ангела с купола церкви Святой Екатерины.
Все это примеры не только качественной реставрации, но и комбинированного к ней подхода. Когда часть предметов сохраняется в музейном пространстве, а в их изначальном местоположении устанавливаются копии. Тем самым, хотя бы частично, решается проблема влияния на памятник внешнего воздействия. Как природного (не самый приветливый в нашем городе климат), до - человеческого: туристы, прикасающиеся, трущие, скребущие, фотографирующиеся на памятнике… И все это в количествах десятков и сотен тысяч каждый год.
Какие возможные варианты решения этой проблемы? Возможно ли комплексное ее решение в масштабах нашего города? Какие возможны критерии для определения судьбы памятника: оставлять ли его на улице или - убирать в музей и заменять копией? Позволит ли такой дифференцированный подход экономить средства на реставрацию и существенно изменить в лучшую сторону динамику сохранения и реставрации памятников?
Для этого, предположу, необходимо понять: мы хотим видеть Петербург музеем под открытым небом или туристическим городом? Но я допускаю, что могу ошибаться, потому эти вопросы я задал людям, которые являются признанными экспертами в области охраны памятников и реставрации.
Нина Николаевна Шангина (доктор технических наук, профессор Петербургского государственного университета путей̆ сообщения Императора Александра I, Председатель Совета Союза реставраторов Санкт-Петербурга, член Совета по культурному наследию при правительстве Санкт-Петербурга):
- Главный критерий для определения судьбы памятника - состояние материала, из которого выполнен объект культурного наследия. В петербургском климате с его фирменным дождем и ветром, сложнее всего, сохранить дерево. На втором месте - хрупкий известняк. Влияние погодных факторов можно снизить при помощи специальных химических пропиток или изолирующих материалов. Но против лома - нет приема. Самый главный враг любого материала - это, конечно же, человеческие руки. Даже самое легкое прикосновение, помноженное на тысячи, способно разрушить металл, не говоря уже о менее прочных материалах.
Одна известная шведская мебельная компания долгое время демонстрировала потенциальным покупателям опыт, доказывающий особую прочность кресла. Специальный механизм имитировал движение садящегося в кресло человека. Если я не ошибаюсь, то оно выдерживало около 250 тысяч «нагрузок». То есть предмет, который был специально создан с дополнительной опцией прочности, выдерживал более двухсот тысяч условных человеческих прикосновений. Основное предназначение памятников - созерцание. Сложно представить, что будет с каменными сфинксами или чугунными грифонами, если их регулярно будут испытывать на прочность 250 тысяч вандалов с фотоаппаратами. Объект культурного наследия не должен быть реквизитом для сэлфи.
На сегодняшний день не существует ни одного способа реставрации, который абсолютно безвреден. Даже, если речь идет о консервации. Нет технологии, которая принципиально изменила бы долговечность какого-то материала. Поэтому нельзя с уверенностью сказать, что реставрация или консервация позволят навсегда сохранить памятник. Есть такое понятие - проектная нагрузка. Эта та нагрузка, которая рассматривалась автором при выборе материала памятника. Но нагрузки постоянно увеличиваются в условиях современного мегаполиса! Значит, единственный метод увеличить срок жизни памятника - это все же убрать оригиналы в музеи. Однако, такие действия возможны только в экстренной ситуации, как, например, история со скульптурами Летнего сада. В противном случае будет утеряна аутентичность Петербурга.
Мария Элькина (архитектурный критик):
- Замена оригинала копией - интересный сюжет, и одного верного ответа здесь быть не может. Правильно ли, что фриз Парфенона и кариатиды Эрехтейона хранятся в музее Акрополя, а не остаются частью самого храмового комплекса? Так, с одной стороны, безопаснее, с другой стороны - мы не видим памятник в его естественном состоянии.
Честный возраст материалов дает ощущение неуловимой атмосферы другой эпохи. Чем более популярен становится туризм, тем более он становится варварским. Для Петербурга тут кроется серьезный вызов. Пока на копии заменили статуи в Летнем саду, но то же самое может случится и со значительной частью домов в историческом центре. В общем-то, для китайских туристов ценность Петербурга не пострадает в таком случае, но Петербург ведь существует не для них.
Я считаю, что к созданию копий можно прибегать только в самых крайних или исключительных случаях. Практически прийти к этому сложно, и полагаться надо на модное сейчас, но оттого не менее емкое понятие устойчивого развития. Ради того, чтобы центр сохранился именно в оригинале, вместе с грифонами и тысячей старых домов, сейчас, вероятно, нужно ограничить не только массовый туризм «на автобусах», но и застройку новых территорий. У кого сегодня есть политическая воля для принятия таких непростых решений.
Сергей Владимирович Макаров (председатель Комитета по государственному контролю, использованию и охране памятников истории и культуры Санкт-Петербурга):
Скульптура скульптуре рознь. Если в Летнем саду можно было скульптуры заменить копиями, грифонов-то как? Они часть конструктива моста. Теоретически, конечно, можно их снова покрасить танковой краской, а крылья - из баллончика. В общем-то, большая часть проходящих мимо людей даже не заметили бы разницы. И терли бы краску, которую несложно периодически подновлять так же из баллончика.
Мы за красоту. И хотим, чтобы грифоны стояли на Банковском мосту в том виде, в котором их задумал автор, т.е. с позолоченными крыльями. Упростить-то всегда можно, это усложнить сложно.
Да, иногда бывает не только можно, но и нужно заменить скульптуру на копию и оригинал передать в музей. Например, так было с евангелистами на соборе Святой Екатерины на Невском, 32-34: каррарский мрамор, простояв на улице 200 лет, перестал адекватно переносить наш климат. Поскольку скульптурам грозила полная утрата, пришлось их заменить копиями, ничего не поделаешь.
Если бы не странные люди, которые таким образом желания загадывают, грифоны еще тысячу лет простоят - что с качественным чугуном станет. Беда не в грифонах - беда в головах.
Мимо Банковского моста сейчас специально стараюсь не ходить - честно говоря, боюсь не сдержаться и кому-нибудь нагрубить.
Юрий Станиславович Щедров (генеральный директор "РМ "Наследие"):
- Споры о том, менять ли памятники на копии или оставлять в тех же условиях, где они находились много лет, ведутся постоянно. Профессиональное сообщество разделилось на два лагеря. Сторонники есть у обоих вариантов. Как это обычно бывает, у обоих мнений есть свои плюсы и минусы.
Сторонники того, чтобы оставить памятники на месте руководствуются тем, что вне зависимости от того, в каком состоянии находится оригинал, он должен стоять и экспонироваться на первоначальном месте. Важно и то, что люди могут любоваться именно авторским памятником, а не копией. К тому же, оригинал, помещённый в другие условия экспонирования, иной раз теряет свой смысл и логику восприятия. Некоторые специалисты считают, что изготовление прямой копии вредит поверхности оригинала, так как в большинстве случаев необходимо проводить формовку, а это может негативно влиять на состояние сохранности памятника. Ещё один аргумент - высокая стоимость копирования.
Сторонники копирования считают, что памятники, которые за долгие годы экспонирования находятся в аварийном состоянии, требуют перемещения в условия, которые позволяют сохранить их существенно дольше, чем если бы они находились на улице. Как правило, это музейное пространство, или в экспозиции или в музейных фондах, где соблюдается температурно-влажностный режим. При этом варианте необходимо изготовить копию, чтобы установить её на место оригинала.
Если взять европейский опыт, то наши коллеги уже давно взяли курс на сохранение памятников, как исторического наследия и изготавливают копии, невзирая на высокую стоимость копирования. К тому же, современные методики позволяют использовать бесконтактные методы копирования без воздействия на авторскую поверхность. Каждый случай надо рассматривать отдельно. Необходимо применять дифференцированный подход в зависимости от состояния сохранности памятника, его значимости и принимать решения о дальнейших действиях только коллегиально с привлечением всех необходимых для этого специалистов.
Елена Яковлевна Кальницкая (российский искусствовед и музеевед, с 2009 года - генеральный директор Государственного музея-заповедника «Петергоф»):
- Ничто так бурно не обсуждается в последние годы на всех международных конференциях и форумах, как вот эти самые вопросы замены подлинника на копии. Более того, даже в самом копировании есть своя дилемма: формовка, которая уязвима, или 3D-моделирование.
Показательный случай относительно недавно произошел. Мы делали копию бюста Петра Первого из ценнейшего каррарского мрамора, для французской Академии наук. Мрамор со своей спецификой. И в последний момент выяснилось, что он после шлифовки «пустил» черную жилу поперек лица. Естественным образом так получилось, такая структура. И, как поступать? Я бы ее оставила. Автор решил иначе и переделал за месяц.
Нет однозначного ответа. И критериев никаких нет. Все очень индивидуально. И в тяжелейшей работе на эти вопросы приходится отвечать себе каждый раз. А ленинградская школа реставрации наша она вся сплошь из побед и достижений состоит. Мирового уровня побед. Вот только за информационными поводами на один день это все не так заметно становится.
Еще пример. У меня их множество. Для шахматного каскада, когда выставили копии статуй, то корреспондент какого-то канала в сюжете, как только их не называла, все ей в нашей работе не понравилось. А это были точнейшие копии. Просто эстетика восемнадцатого века и века двадцать первого настолько сильно различается. А об этом в большинстве своем мало кто задумывается… А еще человеческое отношение. Оно же во все времена не меняется.
Восстановили мы спортивный городок детский, времен императора Александра Второго. Открыли доступ для детей. Вечерами там стали взрослые пить пиво. Городок пришлось для доступа закрыть. Теперь только смотреть на него, а дети могли бы кататься. Огород сделали исторический. Все то же самое.
Наши сотрудники нашли в архиве книгу отзывов музея Петергоф за 1956 год. Ценнейший документ. Там есть отзыв: «Благодарю реставраторов. Режиссер Г. Товстоногов». И много хороших. Но ведь, что такое Петергоф в 1956 году. Это даже не представить сейчас. Казалось бы, самому факту восстановления радоваться.
А среди прочих отзывов есть и такой: «…в Эрмитаже за 30 копеек мы можем увидеть большое количество залов с отделкой и живописью, а здесь за те же 30 копеек всего пять залов». Вот такая тоже может быть точка зрения. Какое бы ни было время.
Не за что нашим реставраторам оправдываться. Гордиться есть чем, а оправдываться не за что. Оценка же со стороны часто бывает несправедливой, но мы на нее и не ориентируемся. Мнение профессионалов и публики часто резко расходится. На сайтах про кинофильмы это давно понимают. Там даже рейтинги разные: специалистов и зрителей. В жизни часто так.
Заключение
Интересным может показаться еще вот какой факт: а как сами реставраторы, профессионалы рынка, относятся к своей работе? На одном из специализированных форумов я нашел ответ на этот вопрос. Лидирует вариант ответа «Не навредить». Очень хотелось бы, чтобы такому же принципу следовали и те, кто приезжает посмотреть и «просто сфотографироваться». Чтобы они задумывались о том, чтобы не навредить.
Не навредить памятнику (это задача максимум) или хотя бы не навредить себе (приближенная к исторической позолота, которая используется при реставрации, имеет не самый полезный для человеческой кожи химический состав). И если не воздерживаться от критической оценки работы, в которой ты мало что понимаешь, то хотя бы немного думать о своих словах. Особенно, если ты журналист или корреспондент телевизионного канала.
А вопрос о целесообразности замены памятников в городе на копии никуда с повестки дня не девается. И ответить на него придется городской власти. Как людям, уполномоченным принимать решения. Во благо города.