Крылокасанье

[kalakazo]

И в том же четвёртом часу утра,
как уже вспомянутый
Иудушка Головлёв,
припадаю к родимым могилкам.
И на клабИще
в давно минулом Мяцекюлля
стою на обрывистом брегу
древнего моря
и словно грежу
тенями навсегда уже утраченных времён.
Годика три мне было,
а может и четыре,
но до сих пор помню
свой горестный плач
после чудного сновидения,
где я, обласканный
щедродарно подарками,
всё разворачиваю их
и разворачиваю.
И как несбывшиеся наяву
подарки,
на этом бережку
созерцаю лестницу о 76-ти ступенях,
увитую виноградом;
пылающие кострища
огненных азалий,
словно свидетельство белополуночных радений,
и непременно белый парус,
мятущийся посреди
морского простору...
Очнувшись же, завсегда уже вижу
разрытыя могилы,
заполонённые банками из-под пепси и колы,
и каждодневно прибавляющиеся
(и уже - люминисцентныя)
маргиналии
на поверженных храмовых колоннах:
А "здесь были натух и кейшуня
кайфово".
А над самим кладбИщем -
остов обглоданный зимняго трамплину
на месте той самой
"лествицы Иаковлей".
А ведь когда-то
моя приснопамятная бабушка Анастасия
на ночь мне так и расповедала:
"Так он, сердешный,
вкруг мерзости на месте святыни
и летаит, и летаит,
воитель Божий,
безутешно..."
С тех пор и сейчас -
в эту, ещё дощебетанну пору -
вновь прислушиваюсь
к шелесту липучей ещё березени,
сосенному скрипу,
словно пытаюсь опознать
ангелово
крылокасание...