Георгий Петрович Бутиков, бессменный хозяин Иссакия
да и Спаса на Крови тоже,
на протяжении предолгих десятилетий
являл собой натуру колоритную
и в тоже время типическую
для наших отстойных времён.
Сталин и держиморда - для своих,
для высоких гостей он был лакеем
и выстилался перед ними
всегда подчёркнуто искательно и угодливо.
Из алтаря Исаакиевского собору,
где находился его кабинет,
ещё несся душераздирающий рёв,
и из диаконской двери
мышкой выскакивала пропесоченная халдейка
из каких-нибудь экскурсоводш,
и сам Жора был ещё истово багров
от праведного гневу и рёву,
как при виде сановного лица
он становился вдруг меньше
и, несмотря на почти двухметровый рост
отставного военного
и архиерейскую комплекцию,
он по-молчалински складывался в прогибе
и начинал светиться,
точно в сумеречном Исаакии
внезапно позажигали всё паникадила.
Стол его стоял на месте престола,
по правую руку висела икона Спасителя,
по левую - такой же гигантский Ленин,
и мне всегда казалось, что отпусти он чуть-чуть
растительность на подбородке,
его преспокойно можно было бы перепутать
с каким-нибудь из нашенских владык
или, наоборот, всади под эту лениниану
кого из наших преблагостных архиреев -
будет тот же самый Петрович.
И я помню Жорин перепуг "не на шутку",
когда Троянский лошак грядущей демократии
внезапу заперчил обильно свои геростратки
словом "духовность".
В кабинете я застал Жору
вдруг притихшим и сгорбленным,
и он, выразительно посмотрев на икону Спасителя,
медленно и с протягом меня и припечатал
к мраморному полу:
"А не стать ли и мне епископом?
Чем же я хуже всех остальных придурков?"...