Край бездны
Коридоры любой Академии
завешаны портретами Учителей:
поначалу - дореволюционных,
зачастую вальяжных и барственных,
с окладистыми бородами,
а потом уже и "красной" профессуры,
стриженной и бритой,
и, как выразился недавно
мой оксфордский приятель,
больше "смахивающей на уголовников,
чем на академиков",
как ни странно, и указует
на правду того же кубизма
с его условно вычерченными гримасами.
Он ведь и появился
в ту самую трагическую
годину серебряного веку
с его декадантской утончённостью
и, как это ни странно,
ещё и жаждой, томным скучанием
по новой войне и мировой смуте,
когда ценность человеческой личности
стала вдруг понижаться до беспределу,
и само лицо вдруг заменилось на личину.
Меня всегда умиляла
эта усталость "от мира"
после долгой эпохи Александра Третьяго -
жандармского "сдерживания"
и, независимо от партийности и идеологии
на заре двадцатого столетия
в мысли русского Ренессанса,
повально всеобщая жажда крови:
"Пусть сильнее грянет буря!"
И ведь менее всего
тогда брат наш, художник,
был похож на пророка или прорицателя,
но "Чёрный квадрат" Малевича,
пускай даже,
как только хулиганство и провокация
и маленького рода эпатаж,
появился именно в 1914-м,
накануне первой всемирной и
уже всечеловеческой бойни.
И только уже потом
народилась разрушающая
традиционную гармонию
атональность в музыке
и безликий конструктивизм
в архитектуре.
Иногда я подолгу выстаиваю
у этого самого первого "квадрата"
и очевидно зелёным, голубым и красным,
в трещинках и бороздах,
за этим - окончательно чёрным
и посреди шума и гама
слоняющихся толп
отчётливо слышу посвист
"чёрной дыры" и воронки -
той самой предсмертнодержавинской
"пропасти забвенья",
затягивающей в себя
"народы, царства и царей",
и нужно подчас неимоверное усилие
остатков моего,
давно уже
немотствующего духа,
чтоб самому удержаться
на этом самом "краю"...
завешаны портретами Учителей:
поначалу - дореволюционных,
зачастую вальяжных и барственных,
с окладистыми бородами,
а потом уже и "красной" профессуры,
стриженной и бритой,
и, как выразился недавно
мой оксфордский приятель,
больше "смахивающей на уголовников,
чем на академиков",
как ни странно, и указует
на правду того же кубизма
с его условно вычерченными гримасами.
Он ведь и появился
в ту самую трагическую
годину серебряного веку
с его декадантской утончённостью
и, как это ни странно,
ещё и жаждой, томным скучанием
по новой войне и мировой смуте,
когда ценность человеческой личности
стала вдруг понижаться до беспределу,
и само лицо вдруг заменилось на личину.
Меня всегда умиляла
эта усталость "от мира"
после долгой эпохи Александра Третьяго -
жандармского "сдерживания"
и, независимо от партийности и идеологии
на заре двадцатого столетия
в мысли русского Ренессанса,
повально всеобщая жажда крови:
"Пусть сильнее грянет буря!"
И ведь менее всего
тогда брат наш, художник,
был похож на пророка или прорицателя,
но "Чёрный квадрат" Малевича,
пускай даже,
как только хулиганство и провокация
и маленького рода эпатаж,
появился именно в 1914-м,
накануне первой всемирной и
уже всечеловеческой бойни.
И только уже потом
народилась разрушающая
традиционную гармонию
атональность в музыке
и безликий конструктивизм
в архитектуре.
Иногда я подолгу выстаиваю
у этого самого первого "квадрата"
и очевидно зелёным, голубым и красным,
в трещинках и бороздах,
за этим - окончательно чёрным
и посреди шума и гама
слоняющихся толп
отчётливо слышу посвист
"чёрной дыры" и воронки -
той самой предсмертнодержавинской
"пропасти забвенья",
затягивающей в себя
"народы, царства и царей",
и нужно подчас неимоверное усилие
остатков моего,
давно уже
немотствующего духа,
чтоб самому удержаться
на этом самом "краю"...