На корточках

[kalakazo]

"Негасимая лампада"
посерёдке Марсова
влечет и манит
каждого проходящего.
Вокруг царственных фасадов
в нашем городке
уже настолько всё
выстужено и бесприютно,
что маленькому человеку
хочется,
прежде всего,
"погреться".
Ближе к ночи
у этого самого первого
с осени 1957-го
в СССэРии
"вечного огня"
собираются бомжи,
и в отрывающихся всполохах
иногда можно
улицезреть синюшного господина,
чмоканьем припавшего
к дамской ручке и,
не без галантности и
чопорных манер,
протягивающего
прожаренную сосиску
с еще каплющим жирком
своей подбитоглазой Дульсинее.
Чуть позже
собираются здесь
совсем вымерзшие
от бродяжничества по набережным
парочки,
с непременной пивной бутылей
в девической длани.
Иногда целая компания,
похожих на хиппи
молодых людей,
сносит скамейки
прямо к самому огоньку
и, выпростав дымящиеся боты,
под изнасилованно-тренькающую гитару
что-то осипше хоровит.
Ближе к августу,
эта "лампада"
совсем испужанно дёргается
от рёва орды многосильных
и блескучих никелем
"Харлеев" -
фестивальная компания
в кожанках
бородачей,
вдоволь наносившись
на своих лошадушках,
коротает здесь остаток
белой ночи.
И как всегда,
в половине седьмого утра,
цокая кирзою,
ошалело носится по полю
стадо
доходушных солдатушек
из воинской части
на Миллионной,
какие прытко и
короткими перебежками,
отделяясь,
и впрыгивают в
этот самый
ритуальный квадрат.
Сидят они,
ближе уже некуда
к самому огоньку,
так пережидая
принудиловно навязанную физ-ру,
и всегда на корточках, и
как-то приниженно
ссутулившись.
И меня вдруг всегда
охватывает
шоковое безумие
от когда-то
подсмотренных кошмаров
моего уже далёкого
сибирского детства:
ВОХРа
в желто-коричневатых дублёнках;
на укороченных поводках
свора
неистово беснующихся
немецких овчарок,
а на снегу -
вот также,
точно молотом притюкнутые
и униженно сплюснутые -
корточно-распластанныя
зека...