Тютелька в тютельку
Ещё в середине где-то 70-х,
зайдя в суздальский храм,
я буквально остолбенел,
улицезрев
на придавливающей,
словно это потолок хрущобы,
плоскости трапезной,
ядовито наляпанную
васнецовскую Богоматерь,
с гиперотрофированно тянущимися
ручонками Богомладенца.
"Ну как?" - горделиво подбоченившись,
вопросил меня отец Валентин, -
"Тютелька в тютельку,
как в Князь - Владимирском
Киевском соборе!" -
"Сами расписали!" -
хвастливо добавил
хваткий на все руки,
пассионарствующий пастырь.
Его питерское подобие -
уже покойный игумен земли русской,
стал рассадником и насадителем
на брегах Невы
этого самого китча,
даже уже не только
как стиля или праформы,
а как самого естества
нашей православной церковности.
Никто уже не удивляется в Петербурге
искажению цвета -
а оно первое свидетельствует
о трансформации и пола,
и самой духовности,
никого уже не дивят иконы,
писанные на стеклах,
наподобе новогодних дедов-морозов,
никто уже и не дивится,
что иконы эти
ежедневно мироточат и
творят
уже обыденно и рутинно,
записываемые в особливую летопись,
каждодневныя чудеса.
Даже спорная,
с точки зрения канонического права,
сексуальная ориентация,
стала своего рода нормой,
о какой
в закулисье
епархиального управления,
духовенство может
преспокойно судачить,
выявляя,
какой из владык - "мальчик",
а какой - "девочка"...
На последней патриаршей службе
в Иссакии
я стоял в алтаре,
по какому носился,
"координируя"
всех и вся,
Ваня Судоса,
и где за иподъяконским мельтешением
примостился в уголку
мюнхенский архиепископ Марк.
Владыка крестился и истово кланялся,
когда протодиаконы выпевали
имя Святейшего,
и мне показалось,
что этот благочестивый немец
неподдельно водушевлён и заворожен
всей этой громогласной
партесной попсой,
точно он совсем и не епископ
музыкальной столицы Германии,
а какой-нибудь из предального улуса
татарчонок,
внимающий московитой
музыке богов...
зайдя в суздальский храм,
я буквально остолбенел,
улицезрев
на придавливающей,
словно это потолок хрущобы,
плоскости трапезной,
ядовито наляпанную
васнецовскую Богоматерь,
с гиперотрофированно тянущимися
ручонками Богомладенца.
"Ну как?" - горделиво подбоченившись,
вопросил меня отец Валентин, -
"Тютелька в тютельку,
как в Князь - Владимирском
Киевском соборе!" -
"Сами расписали!" -
хвастливо добавил
хваткий на все руки,
пассионарствующий пастырь.
Его питерское подобие -
уже покойный игумен земли русской,
стал рассадником и насадителем
на брегах Невы
этого самого китча,
даже уже не только
как стиля или праформы,
а как самого естества
нашей православной церковности.
Никто уже не удивляется в Петербурге
искажению цвета -
а оно первое свидетельствует
о трансформации и пола,
и самой духовности,
никого уже не дивят иконы,
писанные на стеклах,
наподобе новогодних дедов-морозов,
никто уже и не дивится,
что иконы эти
ежедневно мироточат и
творят
уже обыденно и рутинно,
записываемые в особливую летопись,
каждодневныя чудеса.
Даже спорная,
с точки зрения канонического права,
сексуальная ориентация,
стала своего рода нормой,
о какой
в закулисье
епархиального управления,
духовенство может
преспокойно судачить,
выявляя,
какой из владык - "мальчик",
а какой - "девочка"...
На последней патриаршей службе
в Иссакии
я стоял в алтаре,
по какому носился,
"координируя"
всех и вся,
Ваня Судоса,
и где за иподъяконским мельтешением
примостился в уголку
мюнхенский архиепископ Марк.
Владыка крестился и истово кланялся,
когда протодиаконы выпевали
имя Святейшего,
и мне показалось,
что этот благочестивый немец
неподдельно водушевлён и заворожен
всей этой громогласной
партесной попсой,
точно он совсем и не епископ
музыкальной столицы Германии,
а какой-нибудь из предального улуса
татарчонок,
внимающий московитой
музыке богов...