Постмодерн на дворе...
Бетховен. Симфония №5,
Брамс. Концерт для фортепиано с оркестром №2.
Дирижёр Игнат Солженицын.
Солистка Полина Осетинская.
Филармонический зал
бывшего Дворянского собрания был набит битком
и гроздьями свисал с галёрки
совсем какой-то случайной и хлопавшей невпопад
и то и дело кричавшей "Бис!" публикой,
так что дедульке kalakazo
пришлось вместо директорской (императорской) ложи,
сидеть супротив ея - в ложе артистической,
где тяжело пахло дорогущей Шанелью,
а у соседних мадамочек тилюлюкали,
бренчали, звонили,
выводили "Боже царя храни!"
в ихних сумочках телефоны.
Вот, что дорогие мои, значит "а посмодерн крепчал"
и до чего даже чайниковую публику
может завести правильно в неё вбабахнутый пиар.
Сама Полина Осетинская накануне разразилась
пухлявым томом семейных мемуаров "Прощай грусть",
и полупустые залы
на ея по московитому образцовом
вбивании клавиш в рояль
стали заполняться жаждущим поглазеть
на "жертву аборту"
любознательным народом:
"Быстрее! Еще быстрее! Еще раз, быстрее!".
На четвертый раз у меня заболела рука,
и я имела неосторожность об этом сообщить.
Отец подошел, одним движением сверху донизу разодрал на мне платье.
Несколько раз ударив, швырнул головой о батарею,
протащил по полу и усадил голой за рояль, проорав:
"Играй быстрее, сволочь!"
Я играла, заливая клавиатуру и себя кровью"...
В этих воспоминаниях нет ни слова неправды,
как впрочем и ничего из ряда вон выходящего.
Я бы тоже, ежили бы захотел,
мог написать целую книгу, о том как и мою бедову,
стриженную под нуль, головушку
ломали смычки и выпинывали из классу
вместе со стулом -
что ж в том, для моего круга, удивительного то?
"Сидоров отец порол Сидорова сына
как сидорову козу!"
Артистический мир -
паноптикум из одних сплошных "гениев" и
одновременно "злодеев" -
жил и продолжает жить
за гранью всякого добра и зла,
какого-либо чувства приличия
и всегда изнутри своего мирка
презрительно отзывался о обывателях,
среди которых царит плебейския правила нравственности
и планка психической нормы,
и любое морализаторство по поводу
семейных Карабасов Барабасов с плетью в руке
звучит в том сообществе,
как абсолютное дурновкусие.
Эстетикой и только эстетикой
парирует той мир на всякий моральный вердикт
о самом себе.
Впрочем, про артистных палачей и их маленьких жертв
всё-таки раньше просто помалкивали,
а сейчас трясти грязным домашним исподним
стало делом не только доходным,
но и достойным,
делающим рассказчику честь:
"Отец стаскивал меня с кровати и бил ногами,
крича: ты ничтожество!
Это я тебя создал!
Я гений, а ты никто!
Без меня ты сдохнешь под забором, тварь!
Бездарная амеба!"
Что ж очень похоже на папочку!
Причём сама Полина ещё и добавляет:
"А я ведь самого страшного ещё и не рассказала!"
Надеюсь, что пикатного продолжения
(про то, как папочка Олежек
распинал семилетнюю дочуру на рояле
и с помощью античных педагогных приёмов
стимулировал ея вундеркиндны дарования)
ждать долго не придётся.
Одним словом, господа, "постмодерн крепчал на дворе"...
Брамс. Концерт для фортепиано с оркестром №2.
Дирижёр Игнат Солженицын.
Солистка Полина Осетинская.
Филармонический зал
бывшего Дворянского собрания был набит битком
и гроздьями свисал с галёрки
совсем какой-то случайной и хлопавшей невпопад
и то и дело кричавшей "Бис!" публикой,
так что дедульке kalakazo
пришлось вместо директорской (императорской) ложи,
сидеть супротив ея - в ложе артистической,
где тяжело пахло дорогущей Шанелью,
а у соседних мадамочек тилюлюкали,
бренчали, звонили,
выводили "Боже царя храни!"
в ихних сумочках телефоны.
Вот, что дорогие мои, значит "а посмодерн крепчал"
и до чего даже чайниковую публику
может завести правильно в неё вбабахнутый пиар.
Сама Полина Осетинская накануне разразилась
пухлявым томом семейных мемуаров "Прощай грусть",
и полупустые залы
на ея по московитому образцовом
вбивании клавиш в рояль
стали заполняться жаждущим поглазеть
на "жертву аборту"
любознательным народом:
"Быстрее! Еще быстрее! Еще раз, быстрее!".
На четвертый раз у меня заболела рука,
и я имела неосторожность об этом сообщить.
Отец подошел, одним движением сверху донизу разодрал на мне платье.
Несколько раз ударив, швырнул головой о батарею,
протащил по полу и усадил голой за рояль, проорав:
"Играй быстрее, сволочь!"
Я играла, заливая клавиатуру и себя кровью"...
В этих воспоминаниях нет ни слова неправды,
как впрочем и ничего из ряда вон выходящего.
Я бы тоже, ежили бы захотел,
мог написать целую книгу, о том как и мою бедову,
стриженную под нуль, головушку
ломали смычки и выпинывали из классу
вместе со стулом -
что ж в том, для моего круга, удивительного то?
"Сидоров отец порол Сидорова сына
как сидорову козу!"
Артистический мир -
паноптикум из одних сплошных "гениев" и
одновременно "злодеев" -
жил и продолжает жить
за гранью всякого добра и зла,
какого-либо чувства приличия
и всегда изнутри своего мирка
презрительно отзывался о обывателях,
среди которых царит плебейския правила нравственности
и планка психической нормы,
и любое морализаторство по поводу
семейных Карабасов Барабасов с плетью в руке
звучит в том сообществе,
как абсолютное дурновкусие.
Эстетикой и только эстетикой
парирует той мир на всякий моральный вердикт
о самом себе.
Впрочем, про артистных палачей и их маленьких жертв
всё-таки раньше просто помалкивали,
а сейчас трясти грязным домашним исподним
стало делом не только доходным,
но и достойным,
делающим рассказчику честь:
"Отец стаскивал меня с кровати и бил ногами,
крича: ты ничтожество!
Это я тебя создал!
Я гений, а ты никто!
Без меня ты сдохнешь под забором, тварь!
Бездарная амеба!"
Что ж очень похоже на папочку!
Причём сама Полина ещё и добавляет:
"А я ведь самого страшного ещё и не рассказала!"
Надеюсь, что пикатного продолжения
(про то, как папочка Олежек
распинал семилетнюю дочуру на рояле
и с помощью античных педагогных приёмов
стимулировал ея вундеркиндны дарования)
ждать долго не придётся.
Одним словом, господа, "постмодерн крепчал на дворе"...