Бархатное бичевание
Откровенно говоря, драгие недруги мои,
дедульке kalakazo всегда были симпатичны
мансоньеры Екатерининской и Александра Палыча эпох:
не те политиканствующие,
какие 14 декабря в 1825-м вывели на Сенатскую площадь полки
и, простояв полдни на ней,
громко выкрикивали "Ура",
в очевиденной надежде,
что от энтих выкриков,
как от гулу иерихонских труб,
и падут кабальны стены самодержавия,
"и свобода, нас встретит радостно у входа".
Хотя и в этих творцах
столь театрально бутафорственной
"первой русской революции"
и, как это известно, "разбудивших Герцена",
а потом на допросах - в их всеобщем покаянии и
поголовном открещивании от произошедшего
("Это был не я вовсе!")
есть что-то по-своему милое и трогательное.
Конечно, мне ближе мансоньеры "духовные" - Новиков и Лабзин
(кстати, первые на тогдашней Руси
издатели на русском наречии
древних патериков и церковных мистиков) -
самые на ту пору умелые образованцы.
Идеальный образ такого мансоньера изобразил Писемский
в своём толстенном про русских масонов романе:
сидят себе такие баре и барыньки в своих именьицах,
разваливших в креслицах,
крепостныя им пятки чешут,
а оне творят себе непрестанно "умную молитву",
а к вечеру ещё и стегают себя по загривку
бичевами бархатными -
чем Вам не идиллия и пример для нашего
последняго времечка.
Все они прошли
по неуёмной взбалмошности юности своей
через вольтерьянство и неистовый кутёж -
своего рода рок-гопничество сегодняшнее,
и вернуться уже в "вере отцОв"
просто так оне, конечно же, уже не могли:
Православие было религией для быдла,
да и вовсе православием, как таковым, и не было
в силу отрыву от святых отцЕв и мистики Григория Паламы.
И чтобы к православию тому
всё-таки хоть как-то подступиться,
необходимы были меры по его модернизации и улучшению.
Для того и потребовалися ложи -
своего рода внутренняя церковь в Церкви,
чтобы не так уж стыдно и было бы
первым русским баро-интеллигентам
тесать своё сердце
в тогдашней панк-православнутости...
дедульке kalakazo всегда были симпатичны
мансоньеры Екатерининской и Александра Палыча эпох:
не те политиканствующие,
какие 14 декабря в 1825-м вывели на Сенатскую площадь полки
и, простояв полдни на ней,
громко выкрикивали "Ура",
в очевиденной надежде,
что от энтих выкриков,
как от гулу иерихонских труб,
и падут кабальны стены самодержавия,
"и свобода, нас встретит радостно у входа".
Хотя и в этих творцах
столь театрально бутафорственной
"первой русской революции"
и, как это известно, "разбудивших Герцена",
а потом на допросах - в их всеобщем покаянии и
поголовном открещивании от произошедшего
("Это был не я вовсе!")
есть что-то по-своему милое и трогательное.
Конечно, мне ближе мансоньеры "духовные" - Новиков и Лабзин
(кстати, первые на тогдашней Руси
издатели на русском наречии
древних патериков и церковных мистиков) -
самые на ту пору умелые образованцы.
Идеальный образ такого мансоньера изобразил Писемский
в своём толстенном про русских масонов романе:
сидят себе такие баре и барыньки в своих именьицах,
разваливших в креслицах,
крепостныя им пятки чешут,
а оне творят себе непрестанно "умную молитву",
а к вечеру ещё и стегают себя по загривку
бичевами бархатными -
чем Вам не идиллия и пример для нашего
последняго времечка.
Все они прошли
по неуёмной взбалмошности юности своей
через вольтерьянство и неистовый кутёж -
своего рода рок-гопничество сегодняшнее,
и вернуться уже в "вере отцОв"
просто так оне, конечно же, уже не могли:
Православие было религией для быдла,
да и вовсе православием, как таковым, и не было
в силу отрыву от святых отцЕв и мистики Григория Паламы.
И чтобы к православию тому
всё-таки хоть как-то подступиться,
необходимы были меры по его модернизации и улучшению.
Для того и потребовалися ложи -
своего рода внутренняя церковь в Церкви,
чтобы не так уж стыдно и было бы
первым русским баро-интеллигентам
тесать своё сердце
в тогдашней панк-православнутости...