Больная церковность...
Описывать эпоху Александра Палыча и легко,
ибо множество о том времени осталось живых воспоминаний,
и сложно, ибо в той мемуаристике, особенно поповичей,
слишком неприглядной вырисовывается
особливо картина церковной жизни:
сословная приниженность,
потаковничество и соглашательство,
стяжательство и побирушничество,
пиянство и дебош.
Никто из тогдашних воспоминателей и не помышлял
даже о том, чтобы что-либо "сгладить"
и, саму церковную жизнь житийственно загламурив,
показать ея в виде апетитнаго торту
или, чтобы кутейное сословие "усахарив",
ещё и покрывать его толстым слоем глазури.
Никому из самих,
даже сановных вельмож церковных
и в голову тогда не приходило
на мемуаристов тех шипеть
или вопить о них, как "врагах Церкви",
дерзнувших святотатственно задрать ея "юпки":
земная Церковь была явственно больна,
и никто и не думал этого хоть как-то скрывать.
И само начальное бурсачье бытие
уже тогда являло приметы
явственного разложения:
бессмысленный зубрёж, долбёж и ковыряние в носу,
чтение взахлёб атеистической литературы,
цинизм и беспробудное опивство,
разврат и, как во всех тогдашних
"закрытых заведениях для мальчиков", содомия.
"Множество студентов в скарёдные заболевания впадали,
о них срамно есть и глаголати", - пишет сам Фотий Спасский
о годах, проведённых в стенах Петербурской Духовной академии.
А вот как о тех же временах вспоминает
профессор этой же академии Димитрий Иванович Ростиславов:
"Пьянство в семинарии достигало громадных размеров,
и происходило от самого строя,
господствовавшего в духовных училищах.
Главные пьяницы были богословы,
а между ними - самые первые ученики:
„пьян да умён - два умения в нём“ ".
(Русская старина, 1894, 9, стр. 3)
К бессмысленной зубрёжо-долбёжке
добавлялась и ежедневная порка:
"Бывали счастливые дни, когда до десяти
и более подвергалися лозе...
и за один присест составлялся концерт
из двух-трёх оравших от боли,
но нужно ещё было и поторопиться,
чтобы пока секут одних,
другие бы уже лежали приготовленныя..."
(там же, стр. 9).
Сам Фотьюшка о себе и о своём исходе из духовной академии
самокритично добавляет так:
"Почитал не всё писанное от святых отцов за истину,
и даже сумнения на истины Евангельския ему приходили..."
( Рус. ст. 1894, 7, стр.208).
ибо множество о том времени осталось живых воспоминаний,
и сложно, ибо в той мемуаристике, особенно поповичей,
слишком неприглядной вырисовывается
особливо картина церковной жизни:
сословная приниженность,
потаковничество и соглашательство,
стяжательство и побирушничество,
пиянство и дебош.
Никто из тогдашних воспоминателей и не помышлял
даже о том, чтобы что-либо "сгладить"
и, саму церковную жизнь житийственно загламурив,
показать ея в виде апетитнаго торту
или, чтобы кутейное сословие "усахарив",
ещё и покрывать его толстым слоем глазури.
Никому из самих,
даже сановных вельмож церковных
и в голову тогда не приходило
на мемуаристов тех шипеть
или вопить о них, как "врагах Церкви",
дерзнувших святотатственно задрать ея "юпки":
земная Церковь была явственно больна,
и никто и не думал этого хоть как-то скрывать.
И само начальное бурсачье бытие
уже тогда являло приметы
явственного разложения:
бессмысленный зубрёж, долбёж и ковыряние в носу,
чтение взахлёб атеистической литературы,
цинизм и беспробудное опивство,
разврат и, как во всех тогдашних
"закрытых заведениях для мальчиков", содомия.
"Множество студентов в скарёдные заболевания впадали,
о них срамно есть и глаголати", - пишет сам Фотий Спасский
о годах, проведённых в стенах Петербурской Духовной академии.
А вот как о тех же временах вспоминает
профессор этой же академии Димитрий Иванович Ростиславов:
"Пьянство в семинарии достигало громадных размеров,
и происходило от самого строя,
господствовавшего в духовных училищах.
Главные пьяницы были богословы,
а между ними - самые первые ученики:
„пьян да умён - два умения в нём“ ".
(Русская старина, 1894, 9, стр. 3)
К бессмысленной зубрёжо-долбёжке
добавлялась и ежедневная порка:
"Бывали счастливые дни, когда до десяти
и более подвергалися лозе...
и за один присест составлялся концерт
из двух-трёх оравших от боли,
но нужно ещё было и поторопиться,
чтобы пока секут одних,
другие бы уже лежали приготовленныя..."
(там же, стр. 9).
Сам Фотьюшка о себе и о своём исходе из духовной академии
самокритично добавляет так:
"Почитал не всё писанное от святых отцов за истину,
и даже сумнения на истины Евангельския ему приходили..."
( Рус. ст. 1894, 7, стр.208).