«А судьи кто?»
Весьма любопытное письмо священника Дмитрия Терехина.
Сокращать сей крик поповской души было бы преступлением.
Перепечатываю его из Ахиллы полностью
в двух частях:
"И в голове один вопрос: «А судьи кто?»
2 ЧАСА НАЗАД СВЯЩЕННИК ДИМИТРИЙ ТЕРЕХИН
Это письмо отец Димитрий Терехин, клирик Нижегородской и Арзамасской епархии, написал сразу же после публикации на «Ахилле» статьи священника Константина Пархоменко, но редакция сочла нужным отложить это письмо до первого дня Великого поста, ибо мы считаем, что этот крик души полностью соответствует смыслу поста, который сформулировал пророк Исайя:
«Вы поститесь для ссор и распрей и для того, чтобы дерзкою рукою бить других;
…Вот пост, который Я избрал: разреши оковы неправды, развяжи узы ярма, и угнетенных отпусти на свободу, и расторгни всякое ярмо» (Исайя, 58:4,6).
Услышат ли боль отца Димитрия те, к кому он обращается, или же опять скажут про «спланированную атаку антиклерикалов» и «предателя в рясе»? Посмотрим, друзья.
***
священник Димитрий Терехин
Пару дней обдумываю собственную, не анонимную «Исповедь священника», которую, имея опыт журналистской и редакторской работы, мог бы написать для сайта «Ахилла». Взвешиваю «за» и «против». Сопоставляю угрозы системных дельцов о расправе с напусканием туманных фраз типа «пообщаемся в понедельник, если доживёшь», с реальными возможностями «столпов православия», играющих во всемогущих хозяев жизни. Рассуждаю сам с собой и с близкими о полезности либо бессмысленности публикации истории моего служения Богу в РПЦ…
И вдруг вижу на «Ахилле» ответы Анониму от священника Константина Пархоменко. Некоторые моменты его опуса возмутили до глубины души, посеяв в ней тревогу и беспокойство. Несмотря на трёхлетнюю науку системных попов, преподаваемую мне с 2013 по 2016 год, которая зазвучала в голове фразами «дурак, кому нужна твоя правда?», «тебе что, больше всех надо?», «подумай о матушке и детях, кто их будет кормить?», «только себе сделаешь хуже, системе ничего не будет», «не боишься, что дети останутся сиротами?» и прочее, и прочее… Несмотря на полный крах иллюзий, связанных с тем, что в Церкви «больные, нуждающиеся во враче», что в ней нужно «спасаться самому, и вокруг спасутся тысячи»… Несмотря на апатию и неверие в то, что в России вообще возможны какие-то изменения, тем более от очередного крика души, переведённого в буквы (да и что можно добавить к нестареющим текстам Писемского, Салтыкова-Щедрина, наконец, Гоголя?)…
Несмотря на всё это, совесть, кувалдой колотящая в сердце, полдня после прочтения текста отца Константина настойчиво кричала в голове: «Промолчишь - предашь Истину… не Она ли для тебя дороже всего?» Ответ Пилата «что есть истина?», которым я тщетно пытался заставить замолчать эту надоедливую совесть, вопреки системным поповским тренингам, так и не заткнул этот настойчивый внутренний голос. Истина есть Истина. И именно познание Истины делает нас свободными (Ин. 8). Не показать лукавство и лживость публикации Пархоменко - предать Истину, потерять свободу, добровольно отдаться в рабство страстей: лени, апатии, равнодушия, скептицизма и, наконец, уныния…
И потому, не в силах более бороться с этой надоедливой совестью, сажусь за компьютер, чтобы отметить не то, с чем лично я не согласен в статье Пархоменко, а то, что явно противоречит нынешней церковной реальности. По крайней мере, реальности, установившейся на Нижегородчине.
Для начала скажу, что в исповеди анонимного священника, которую прочитал за один присест без удовольствия и с явным тухлым послевкусием, не увидел лжи. Да, текст похож на компиляцию, язык, местами, сухой и казённый, показной цинизм… Но ЛЖИ НЕТ! А главное, очень по-церковному, запахло и даже завоняло близким, системным… тем, с чем пришлось столкнуться в последние три года жизни, с чем так и не сумел сродниться. Вопрос авторства послания у меня даже не возник. Пусть это родил хоть программный робот, по духу - полное попадание в точку. Это текст жертвы системы, которая из здорового человека, вставшего на путь служения Богу, сделала больного. И потому комментировать негативный текст Анонима нет ни малейшего желания.
Теперь пройдусь по некоторым отрывкам позитивного текста Пархоменко и прокомментирую их.
«Мы имеем дело с человеком, потерявшим веру. НЕ ПОТОМУ ОН ПОТЕРЯЛ ВЕРУ, ЧТО ТАК ВСЕ ПЛОХО В ЦЕРКВИ, А ПОТОМУ ЕМУ И ПЛОХО, ЧТО ВЕРУ ПОТЕРЯЛ. Чувствуете разницу?»
Действительно, человек потерял веру… Но какую веру? Веру во Христа или в систему? Здесь хочу пояснить, что начал называть РПЦ «системой» не так давно. Когда-то на первых курсах богословского факультета Православного Свято-Тихоновского Гуманитарного Университета я свято верил, что даже аббревиатура РПЦ - нечто оскорбительное. Всегда употреблял в разговорах и в письменных работах полное наименование - Русская Православная Церковь. Да и был до «попадания в рясу» (опять термин системных дельцов) внутри Церкви, а не в системе. Однако, став дьяконом, в первые дни сорокоуста, который клирики Нижегородской епархии проходят в Свято-Троицком Серафимо-Дивеевском монастыре, на первых священнических трапезах стал слышать из уст старших по хиротонии «братьев во Христе» следующие фразы: «Ты сколько в системе?», «А ты как давно в системе?»
В силу своей профессиональной тупости (а по первому образованию я физик-микроэлектронщик, специализировавшийся на программировании) подумал, что ребята говорят о сетевых компьютерных играх. Свалившееся на меня позже откровение, что «системой» называют Церковь или Семинарию (в зависимости от контекста) надолго ввело меня в ступор… Теперь же, благодаря личным поведенческим примерам сослужителей, почти не бывает ступоров, да и многие барьеры давно сняты, о которых, если всё же соберусь, расскажу в исповеди. И потому говоря об РПЦ (МП), клириком которой всё ещё являюсь, буду употреблять нижегородский местночтимый термин «система»…
Так вот, отец Константин, к сожалению, не уточняет, какую веру, по мнению его и супруги, потерял Аноним. По моему же мнению, автор исповеди разочаровался именно в системе. Однако никак не могу понять, почему из потери этой веры делается вывод, что Аноним «бедный» и «ему плохо». От подобной прозорливости, просвечивающей чужую душу, опять потянуло чем-то знакомым… Вспомнил! Вердикты нижегородских системных дельцов, вешающих ярлыки на «клириков-неудачников» (опять же их ярлык), согласно которым у всех несогласных в лучшем случае «дух не мирен», а то и «бесноватость». Но чем же ещё здесь пахнет?.. Ага! Наставничеством «столпов православия» - настоятелей с восемью классами школы и богатым опытом юношеской тусни на гоперских пятаках, безошибочно определяющих, кому «не место перед престолом», кому «лучше было бы продолжать работать в миру и не лезть в церковь» или кто «вошёл не в ту дверь»…
Конечно же, Аноним «не-может, а не хочет» идти на завод. Это тоже видно духовно опытному глазу о. Константина Пархоменко. В этих рассуждениях меня поражает следующее: недопустимость мысли о том, что клирик может не просто «барабанить службы, класть деньги в карман и поливать грязью мать-церковь, сидя за компьютером», а совмещать служение с тяжёлой интеллектуальной или физической работой.
Впрочем, каждый судит по себе. Конечно, когда в Питере цена за беседу перед венчанием с «совершителем Таинства» ещё лет 10 назад равнялась 6000 рублей, без внесения которых в широкий карман рясы разговор о венчании переносился до момента нахождения средств, можно физически и не работать. Про 6000 - это случай с моей хорошей знакомой и её мужем, которые так и живут не венчанные. Не потому, что у них нет денег - с этим как раз всё в порядке (они серьёзные врачи-офтальмологи). Просто поповское хамство и жадность (год, храм и предположительное имя священника, при надобности, могу попытаться уточнить) навсегда отбило желание пересекать порог РПЦ…
Возвращаясь к Анониму: не знаю, как и на что он живёт. Если доходы его складываются исключительно из добровольных (и не совсем добровольных) пожертвований чад - не сужу его. Потому что так живёт большая часть духовенства. При этом не исключаю возможности, что и работа физическая Анониму знакома не понаслышке. Точно могу говорить только о себе: за три года дьяконства и священства при зарплате в 15 000 рублей (плюс-минус тысяча) моя многодетная семья с неработающей женой, ухаживающей за младенцами, жила на те деньги, что я зарабатывал ночами или между службами, берясь за любую работу (в том числе физическую, вплоть до разгрузки фур). А также на те крохи, что приносили её ученики, с которыми супруга индивидуально занималась иностранными языками. Делалось это не для шика, и не от полной безысходности и епархиального произвола. Делалось это умышленно, так как первые же месяцы моего священства показали, что самое страшное - это стать финансово зависимым от епархии.
Видя искалеченные судьбы и разрушенные семьи священников (по слухам, в Нижнем Новгороде самое большое количество разводов в семьях духовенства), я понимал, что любым путём нужно сохранить возможность хоть как-то подрабатывать. Брать деньги за совершение Таинств и треб было стыдно. Если что давали - никогда не отказывался. Но если спрашивали, как на рынке: «сколько мы Вам должны» - объяснял, несмотря на лукавые наставления старших нижегородских товарищей, что у молитвы нет цены, Таинства в церкви совершаются бесплатно, благодатью не торгуют и проч. Несколько раз слышал от старших наставников: «Ладно, ты сам - дурак… Но зачем других подставляешь? Это же просто делается… Цену не назначаешь, а говоришь аккуратно, мол, тут делов-то на копейку, или на рубль… А если в храме - пусть за свечным ящиком им продавщица говорит, сколько, помимо кассы, в карман батюшке положить…»
Но в голове постоянно всплывал образ ректора ПСТГУ о. Владимира Воробьева, который как-то в проповеди, на которую я попал, несколько раз твёрдо произнёс: «Пока я жив, Таинствами здесь торговать никто не будет». Это стало моим девизом. Собственно, московская Никольская община в Кузнецах с её Университетом стала неким идеалом, к которому мне хотелось стремиться в своём пастырском служении. Или, точнее, та её видимая часть, в которой мне довелось побывать, и которая для меня стала ассоциироваться с неким подобием рая на земле: оплотом любви и свободы.
Однако на Нижегородчине принципы ПСТГУ оказались абсолютно неприемлемы. Помню то злобное рычание, с которым секретарь епархии, под начальством коего я служил в кафедральном соборе, отчитывал меня, отказавшегося стучать на собратьев: «Это тебя в Свято-Тихоновском научили?..» Да, отче, вновь повторяю Вам: именно там! Там меня научили не клеветать, не врать, не унижаться перед тварью, не плести интриг и не «продвигаться в системе», срубая головы своим собратьям. Научили те самые «призрачные наставники», которыми я, по Вашему мнению, «прикрываюсь», и от упоминания которых перекашивается от ненависти Ваше лицо…
Вспоминаю звонок из Епархиального управления и вопрос одного из управленцев: «Как ты живёшь на такую зарплату?» Помню свой ответ: «Нормально живу, мы давно привыкли без денег, родители помогают…» Помню и реплику: «В общем, хреново живёшь». (Простите за лексику. Смягчаю, как могу. Но из песни слов не выкинешь.)
Могу предположить, что после вышеизложенного на меня, как на Анонима, польются реки обвинений в том, что я обижен, сломан, «не вписался», «перепутал». Или, что ещё вероятнее, будто я просто лжец, клеветник, предатель. Ведь на самом деле в Нижегородской епархии, если и не всё хорошо, то близко к тому. Такое грандиозное возрождение духовной жизни! А если и есть недочёты в работе - то к ним, в первую очередь, относятся такие «тунеядцы» и «бесноватые» (слова владыки), как я.
Что ж! Призываю своих немногих нижегородских братьев-священников (если вы ещё считаете меня священником, и когда-либо считали собратом) в случае нападок на меня с откровенной или завуалированной клеветой встать на защиту. Кому, как не вам, знающим меня и мою историю, пролить свет на весь беспредел, творящийся на нашей родине? Люмпенов, не помнящих родства, или повязанных интригами шестёрок, готовых в угоду «шефу» перегрызть глотку любому, кто встанет на пути, не призываю ни к чему, потому как давно не верю, что в вас осталось хоть что-то личностное.
Не сомневаюсь в поддержке мирян… Но кто их услышит? Или, точнее, кто их слушает? Верующие давно убедились, что для системы они - источник дохода. А убеждение пришло через многочисленные попытки отстоять пастырей, добиться нормальной, лишенной официоза встречи с митрополитом, донести до него свою боль от непомерных налогов и прочих поборов, а также бесконечных переводов священников, которые разрушают духовную жизнь. Но системные дельцы глас народа, вопиющего к Небу, давно уже научились выдавать за трансляцию мнений их «обиженных пастырей-младостарцев», за слова «предателей в рясах», которые «сделали секту» и шантажом заставляют своих адептов «воевать» на стороне «гуру» против епископа.
Потому любые действия людей без ряс не идут в расчёт и служат лишь подтверждением и без того многочисленных «преступлений» их пастыря. Как тут не вспомнить стояние на морозе унизившихся немощных старух с нашего прихода перед дверьми епархиального управления, где за вертушкой с охраной прячутся церковные менеджеры? Или ответ архипастыря пожилой рыдающей старосте другого храма, молящей владыку о пяти минутах для аудиенции: «Уйди с дороги, мать… мне отдыхать нужно…»
Удивляюсь, как до сих пор епархиальные власти не догадались эту вопиющую настойчивость прихожан инкриминировать их настоятелю. Почему до сих пор за каждую такую «выходку» паствы священника не упрекают в создании «сельской террористической группы диверсантов», и не пытаются упечь «врага церкви и государства» за решётку, предъявив ему обвинение в экстремизме? Чего не хватает: фантазии или реальной власти?
Конечно, если бы у всех священников IQ был на уровне среднестатистического по управлению, то все бы они так и действовали: создавали вокруг себя секты, манипулировали людьми, а в случае чего - натравливали бы их на владыку и его окружение. Но ведь есть (к сожалению?) и такие священники, что за свою жизнь прочли не только «Детскую библию» для «достойного» получения богословского диплома в семинарии, но и кое-что ещё. Например, тома Истории Церкви и Патрологии, из которых, хотя бы на примере свт. Иоанна Златоуста или прп. Максима Исповедника, становится ясно, какая судьба ждёт «мерзавца», посмевшего восстать против «святой церкви» в лице её представителей, дорвавшихся до абсолютной власти. Есть и такие попы, кто прочитал «1984» Оруэлла или «Мы» Замятина… И кто понимает, что в реальной жизни чёрное легко становится белым, не меняя цвет.
Поверьте, последние из «заумных модернистов и обновленцев» (к числу коих относят и меня) крайне не заинтересованы в народных выступлениях. По крайней мере, в выступлениях своей паствы. Наоборот, душевное возбуждение бабы Зины и дяди Васи (или «быдла» по-епархиальному), которое в любую минуту может перерасти чуть ли ни в местечковое восстание (только чиркни спичкой!), пастырь всегда пытается угасить всеми доступными ему способами. Ведь, в конечном итоге, именно настоятель больше всех рискует увидеть небо в клеточку за экстремизм.
Простите, отцы, если своими неосторожными словами подсказываю «варягам», силой взявшим над вами власть, пути к ещё большему затыканию ваших ртов. Просто наболело… да и не теряю надежды на то, что вы ещё способны протрезветь и объединиться для того, чтобы остановить этот поезд, стремительно движущийся в бездну. А если нет - то пусть катится… Однако тут уж не спасутся ни ваши, ни мои младенцы, ни матери, ни жёны, наличием которых нас так умело шантажируют.
Впрочем, мой «длинный язык» заболтался. Пора вернуться к тексту Пархоменко. Но только вот не хочется подробно разбирать его дальнейшие буквы, где он свысока рассуждает о несоответствии Анонима занимаемой должности; о том, кто кому и чем обязан; о профессионализме и вере; о подлинности духовного опыта; о том, кто плохой священник; о том, что можно и что не можно; о «считывании 90% информации», «живых импульсах», «духовном измерении»… Господи! Запах всё тот же!.. Поражает не только самодовольная уверенность, с которой пишется вся эта далёкая от христианства белиберда, но и та наглость, с которой творится суд над ближним. И в голове один вопрос: «А судьи кто?»
Я ничего не знаю о Пархоменко. Но многое знаю о наших нижегородских «духовных судьях». Тех самых, которые безошибочно, по их мнению, определяют, в ком из собратьев «бес», кто «перепутал дверь», кто «дурак», кто «психически больной», кто «пребывает в прелести», кто «младостарец»… Всё поставил в кавычки, потому что цитирую те слова, что мне довелось услышать в свой адрес от «старших братьев во Христе», некоторые из которых не живут с жёнами (или жёны с ними?), другие не просыхают даже к началу Литургии, третьи даже в школе не учились, образовываясь на дому по причине неспособности к обучению в коллективе…
«И если священник неверующий - как бы красиво он ни говорил, мы считываем, что нам говорят ложь!»
Несмотря на то, что и эти слова пахнут «нью-эйджем», соглашусь с ними. Ибо действительно, прочитав опус Пархоменко, «считал», что в нём большой процент (не обозначу в цифрах) лжи. Сделать ли из этого вывод, что Пархоменко неверующий?
«Значит, ты - обманщик, ты вор!»
Вот она - системная прокачка! Нижний Новгород, хоть и провинция, но не отстаёт от столицы. Когда глаза попадают на эти слова, в ушах звучит голос нашего архиерея или его верного секретаря. Конечно, читатель уже догадался, что поп, пишущий эти строки, тоже «обманщик и вор»…
«Позиция автора письма абсолютно инфантильная, тут полная личностная незрелость. Автор письма, как ребенок, считает, что старшие за него должны все сделать. Только если они будут что-то делать и менять, тогда станет хорошо.
А ты, дорогой, что лично ты делаешь в этом отношении? Не смотри на других, делай сам. Кто мешает проповедовать, окормлять паству, преподавать?..»
Мне трудно сказать, мешал ли кто Анониму «проповедовать, окормлять, преподавать»… Но расскажу о себе. Никогда не считал, что за меня кто-то что-то должен сделать. Поэтому, будучи штатным клириком, служил почти каждый день «утро-вечер», а в редкие выходные и по ночам либо подрабатывал, либо занимался многочисленными домашними делами, которые, несмотря на самоотверженные старания жены, никогда не иссякали. Два года назад от хронической усталости и переутомления разбил машину, возвращаясь со службы в монастыре, получил сотрясение мозга. Однако не стал высиживать положенные месяцы больничного, а вышел служить через 9 дней после аварии. При этом не получил никакой помощи ни от настоятеля богатейшего прихода, где тогда проходил службу младшим священником, ни от епархии.
Скажут, что ж ты не попросил? А почему всегда нужно просить? Ведь все знали об этой аварии и её обстоятельствах. Но единственный вопрос, задаваемый мне начальством, был следующий: «Когда, наконец, выйдешь служить?»
Кроме того, просить - значит сажать себя на епархиальный крючок. Сколько отцов сидит на нём? Сколько подлости от безысходности совершается теми, кто когда-то думал, будто не переступит этот рубеж? Нет, просить людей - не выход. Тем более тех, кто слеп, и сам, от своей великой занятости, не хочет видеть беду другого (или всё же видит, но хладнокровно делает вид, что не замечает?).
Просить Бога - вот выход! Только всё больше я начал сталкиваться с тем, что помощь Бог посылает откуда-то со стороны, от людей, совсем далёких от системы. Посылает неожиданно, сверхрационально, чудесно. В чём же здесь Его промысел? Не в том ли, чтобы, с одной стороны, показать порочность системы, а с другой - укрепить связь с внешним миром, который за порогом системы? Вот только в те моменты, когда внешние в христианской праведности много превосходили внутренних (постящихся и разбивающих лоб о церковный пол), становилось страшно. Неужели я не в Церкви? Но ведь другой-то нет! А как же Никола в Кузнецах? Как же ПСТГУ?.. В конце концов, Церковь - Тело Христово, только здесь истинное Причастие и единение во Христе… Только здесь «Христос посреди нас».
СТОП! А действительно ли Он посреди нас, когда мы в системе? Действительно ли мы Его «единомыслием исповедуем»? А может, мы по-разному с другими батюшками Нижегородчины понимаем Бога и Церковь? Этот вопрос звучал не только в голове и сердце, он начал срываться с губ, ведь «от избытка сердца говорят уста» (Мф. 12). Каково же было моё удивление от утвердительных ответов собратьев, мол, «да, мы по-разному понимаем Христа… Ты романтик и идеалист… При чём тут деньги, налоги и Христос? Христос тут ни при чём»… Так становилось ясно, что для внешне вполне успешного священника Христос может быть ни при чём.
Конечно, я знал, что Богу - Богово, а Кесарю - Кесарево. Но разве епископ - это кесарь? А благочинные - это сборщики податей? И разве не принципом всепрощающей любви нужно руководствоваться в окормлении паствы, когда допускаешь к участию в Таинстве грешника, ещё не способного сбросить оковы смертного греха, а принципом «уловить и этого человека», чтобы поднять доход? Смешалось всё: деньги, доход, «проходимость в воскресный день», «ротация», триста исповедников, которых надо «раскидать» за 40 минут, частое причастие и общий воскресный молебен кафедрального собора с несколькими тысячами записок, где в качестве адресатов указывалось, иной раз, по 30 икон Божией Матери. И, главное, ко всему этому примешивался Христос, который, оказывается, был здесь ни при чём…
Однако я продолжал «делать сам». И терпеливо из раза в раз повторял на исповеди каждому первокласснику Православной гимназии, что он пришёл сюда не кривляться перед аналоем, не отчитываться в проделанных грехах, а к невидимо стоящему Христу, попросить у Него прощения и примириться с Ним. Третьеклассникам говорил реже, потому что их уже «обработали», и со временем я стал замечать, что они просто не способны слышать. Зато способны класть монетку на поднос - жертву за грех.
Исповедовал, невзирая на замечания ключаря собора и настоятелей других храмов, мол, мне ещё не по статусу старчествовать. А я и не старчествовал, а как советский автомат по выдаче газированной воды производил однообразные действия: старался хоть чуточку утолить жажду тех, кто пришёл к Богу. Хотя бы одну минуту потратить на ребенка, чтобы объяснить ему самые элементарные вещи.
После очередной отчитки ключаря вытирал в пономарке свои, также не полагающиеся по статусу, сопли, и вспоминал, как в Кузнецах исповедует детей и взрослых о. Владимир Воробьёв. Вспоминал его брошюру об исповеди… А подходя к престолу причащаться, закрывал глаза и старался быть духовно с теми, кто в Москве… держался за их образ, как за последнюю зацепку.
Слава Богу, и на Нижегородчине нашлись священники, близкие по духу. Преподаватели семинарии, попавшие в немилость и подвергавшиеся репрессиям. Не слушая дружеские советы держаться от них подальше, чтоб начальство меня с ними не увидело, продолжал общение, так как именно у этих опытных и образованных священников можно было чему-то научиться.
В общем, все мои «делай сам», в конце концов, были перечёркнуты системой, но это тема отдельного долгого разговора…
Если говорить о периоде до священства, то и тогда я «делал сам» - в храме первой общины, где духовно окормлялся. Что делал? Пел на клиросе, и даже руководил им. Учил петь детей (слава Богу, родители дали хорошее образование, в том числе и музыкальное). Пел и учил без жалования, во славу Божью. Если батюшка что-то даст - слава Богу. Что ещё делал? Перекрывал крышу над алтарём, занимался отделкой зимнего придела храма, который восстанавливали из руин, вёл занятия в воскресной школе с детьми и со взрослыми, помогал строить эту школу, включая отделку двух этажей здания. Делала и моя жена, и мой брат, и его супруга. Делали и радовались, что есть возможность делать. Однако тогда мы не знали, что батюшке приходится дорого платить за то, чтобы у нас была эта возможность заниматься христианским деланием. Платить компромиссами со своей совестью, платить остатками своего физического здоровья, платить, постепенно выгорая и ломаясь: не от трудов, а от препятствий в этих трудах, воздвигаемых своими же.
Стало ли от моих дел хорошо? Думаю, что нет! Священник, занимавшийся нашим руководством, сначала намёками, потом откровенно говорил, что не нужно серьёзного, настоящего развития воскресной школы… Результат создания нормальной общины в Нижегородской епархии один - перевод настоятеля, репрессии в отношении него…
Далее посмотрим на полтора года моего настоятельства: ремонт запущенного древнего храма, восстановление полноформатных богослужений. До моего назначения на селе много лет не было Всенощного бдения, нормальной исповеди. Исповедь и причастие были с непременной «жертвой за грех», то есть с поборами со старух. Дошло до того, что даже за присутствие родителей на крестинах собственного ребёнка дополнительно взималась плата в карман священнику. Все эти дикости были устранены. Собственными руками я полтора года оттирал вековую приходскую грязь, как физическую, так и нравственную.
А с каким энтузиазмом взялись за дело верующие! КАМАЗы мусора, дорогостоящие восстановительные работы… Одно общее дело! И ни слова ропота со стороны матушки, даже когда не на что было купить детям сандалии… терпеливое, а иногда и не очень, выслушивание упрёков со стороны родителей, скорбевших от того, что их сын, окончивший госуниверситет и отказавшийся от светской карьеры, полунищенствует, приняв сан…
Но всё это было нормальным, потому что я шёл в церковь не «реализовываться», как говорят о служении наши благочинные и епархиальный секретарь, а служить Богу. Шёл осознанно, понимая, что легко не будет. А вообще, я даже и не шёл. Документы на хиротонию подал тогда, когда, по мнению духовных наставников, «Господь призвал». То есть я не искал священства. Оно само нашло меня, и прятаться, как казалось, было бессмысленно".
отсюда
Сокращать сей крик поповской души было бы преступлением.
Перепечатываю его из Ахиллы полностью
в двух частях:
"И в голове один вопрос: «А судьи кто?»
2 ЧАСА НАЗАД СВЯЩЕННИК ДИМИТРИЙ ТЕРЕХИН
Это письмо отец Димитрий Терехин, клирик Нижегородской и Арзамасской епархии, написал сразу же после публикации на «Ахилле» статьи священника Константина Пархоменко, но редакция сочла нужным отложить это письмо до первого дня Великого поста, ибо мы считаем, что этот крик души полностью соответствует смыслу поста, который сформулировал пророк Исайя:
«Вы поститесь для ссор и распрей и для того, чтобы дерзкою рукою бить других;
…Вот пост, который Я избрал: разреши оковы неправды, развяжи узы ярма, и угнетенных отпусти на свободу, и расторгни всякое ярмо» (Исайя, 58:4,6).
Услышат ли боль отца Димитрия те, к кому он обращается, или же опять скажут про «спланированную атаку антиклерикалов» и «предателя в рясе»? Посмотрим, друзья.
***
священник Димитрий Терехин
Пару дней обдумываю собственную, не анонимную «Исповедь священника», которую, имея опыт журналистской и редакторской работы, мог бы написать для сайта «Ахилла». Взвешиваю «за» и «против». Сопоставляю угрозы системных дельцов о расправе с напусканием туманных фраз типа «пообщаемся в понедельник, если доживёшь», с реальными возможностями «столпов православия», играющих во всемогущих хозяев жизни. Рассуждаю сам с собой и с близкими о полезности либо бессмысленности публикации истории моего служения Богу в РПЦ…
И вдруг вижу на «Ахилле» ответы Анониму от священника Константина Пархоменко. Некоторые моменты его опуса возмутили до глубины души, посеяв в ней тревогу и беспокойство. Несмотря на трёхлетнюю науку системных попов, преподаваемую мне с 2013 по 2016 год, которая зазвучала в голове фразами «дурак, кому нужна твоя правда?», «тебе что, больше всех надо?», «подумай о матушке и детях, кто их будет кормить?», «только себе сделаешь хуже, системе ничего не будет», «не боишься, что дети останутся сиротами?» и прочее, и прочее… Несмотря на полный крах иллюзий, связанных с тем, что в Церкви «больные, нуждающиеся во враче», что в ней нужно «спасаться самому, и вокруг спасутся тысячи»… Несмотря на апатию и неверие в то, что в России вообще возможны какие-то изменения, тем более от очередного крика души, переведённого в буквы (да и что можно добавить к нестареющим текстам Писемского, Салтыкова-Щедрина, наконец, Гоголя?)…
Несмотря на всё это, совесть, кувалдой колотящая в сердце, полдня после прочтения текста отца Константина настойчиво кричала в голове: «Промолчишь - предашь Истину… не Она ли для тебя дороже всего?» Ответ Пилата «что есть истина?», которым я тщетно пытался заставить замолчать эту надоедливую совесть, вопреки системным поповским тренингам, так и не заткнул этот настойчивый внутренний голос. Истина есть Истина. И именно познание Истины делает нас свободными (Ин. 8). Не показать лукавство и лживость публикации Пархоменко - предать Истину, потерять свободу, добровольно отдаться в рабство страстей: лени, апатии, равнодушия, скептицизма и, наконец, уныния…
И потому, не в силах более бороться с этой надоедливой совестью, сажусь за компьютер, чтобы отметить не то, с чем лично я не согласен в статье Пархоменко, а то, что явно противоречит нынешней церковной реальности. По крайней мере, реальности, установившейся на Нижегородчине.
Для начала скажу, что в исповеди анонимного священника, которую прочитал за один присест без удовольствия и с явным тухлым послевкусием, не увидел лжи. Да, текст похож на компиляцию, язык, местами, сухой и казённый, показной цинизм… Но ЛЖИ НЕТ! А главное, очень по-церковному, запахло и даже завоняло близким, системным… тем, с чем пришлось столкнуться в последние три года жизни, с чем так и не сумел сродниться. Вопрос авторства послания у меня даже не возник. Пусть это родил хоть программный робот, по духу - полное попадание в точку. Это текст жертвы системы, которая из здорового человека, вставшего на путь служения Богу, сделала больного. И потому комментировать негативный текст Анонима нет ни малейшего желания.
Теперь пройдусь по некоторым отрывкам позитивного текста Пархоменко и прокомментирую их.
«Мы имеем дело с человеком, потерявшим веру. НЕ ПОТОМУ ОН ПОТЕРЯЛ ВЕРУ, ЧТО ТАК ВСЕ ПЛОХО В ЦЕРКВИ, А ПОТОМУ ЕМУ И ПЛОХО, ЧТО ВЕРУ ПОТЕРЯЛ. Чувствуете разницу?»
Действительно, человек потерял веру… Но какую веру? Веру во Христа или в систему? Здесь хочу пояснить, что начал называть РПЦ «системой» не так давно. Когда-то на первых курсах богословского факультета Православного Свято-Тихоновского Гуманитарного Университета я свято верил, что даже аббревиатура РПЦ - нечто оскорбительное. Всегда употреблял в разговорах и в письменных работах полное наименование - Русская Православная Церковь. Да и был до «попадания в рясу» (опять термин системных дельцов) внутри Церкви, а не в системе. Однако, став дьяконом, в первые дни сорокоуста, который клирики Нижегородской епархии проходят в Свято-Троицком Серафимо-Дивеевском монастыре, на первых священнических трапезах стал слышать из уст старших по хиротонии «братьев во Христе» следующие фразы: «Ты сколько в системе?», «А ты как давно в системе?»
В силу своей профессиональной тупости (а по первому образованию я физик-микроэлектронщик, специализировавшийся на программировании) подумал, что ребята говорят о сетевых компьютерных играх. Свалившееся на меня позже откровение, что «системой» называют Церковь или Семинарию (в зависимости от контекста) надолго ввело меня в ступор… Теперь же, благодаря личным поведенческим примерам сослужителей, почти не бывает ступоров, да и многие барьеры давно сняты, о которых, если всё же соберусь, расскажу в исповеди. И потому говоря об РПЦ (МП), клириком которой всё ещё являюсь, буду употреблять нижегородский местночтимый термин «система»…
Так вот, отец Константин, к сожалению, не уточняет, какую веру, по мнению его и супруги, потерял Аноним. По моему же мнению, автор исповеди разочаровался именно в системе. Однако никак не могу понять, почему из потери этой веры делается вывод, что Аноним «бедный» и «ему плохо». От подобной прозорливости, просвечивающей чужую душу, опять потянуло чем-то знакомым… Вспомнил! Вердикты нижегородских системных дельцов, вешающих ярлыки на «клириков-неудачников» (опять же их ярлык), согласно которым у всех несогласных в лучшем случае «дух не мирен», а то и «бесноватость». Но чем же ещё здесь пахнет?.. Ага! Наставничеством «столпов православия» - настоятелей с восемью классами школы и богатым опытом юношеской тусни на гоперских пятаках, безошибочно определяющих, кому «не место перед престолом», кому «лучше было бы продолжать работать в миру и не лезть в церковь» или кто «вошёл не в ту дверь»…
Конечно же, Аноним «не-может, а не хочет» идти на завод. Это тоже видно духовно опытному глазу о. Константина Пархоменко. В этих рассуждениях меня поражает следующее: недопустимость мысли о том, что клирик может не просто «барабанить службы, класть деньги в карман и поливать грязью мать-церковь, сидя за компьютером», а совмещать служение с тяжёлой интеллектуальной или физической работой.
Впрочем, каждый судит по себе. Конечно, когда в Питере цена за беседу перед венчанием с «совершителем Таинства» ещё лет 10 назад равнялась 6000 рублей, без внесения которых в широкий карман рясы разговор о венчании переносился до момента нахождения средств, можно физически и не работать. Про 6000 - это случай с моей хорошей знакомой и её мужем, которые так и живут не венчанные. Не потому, что у них нет денег - с этим как раз всё в порядке (они серьёзные врачи-офтальмологи). Просто поповское хамство и жадность (год, храм и предположительное имя священника, при надобности, могу попытаться уточнить) навсегда отбило желание пересекать порог РПЦ…
Возвращаясь к Анониму: не знаю, как и на что он живёт. Если доходы его складываются исключительно из добровольных (и не совсем добровольных) пожертвований чад - не сужу его. Потому что так живёт большая часть духовенства. При этом не исключаю возможности, что и работа физическая Анониму знакома не понаслышке. Точно могу говорить только о себе: за три года дьяконства и священства при зарплате в 15 000 рублей (плюс-минус тысяча) моя многодетная семья с неработающей женой, ухаживающей за младенцами, жила на те деньги, что я зарабатывал ночами или между службами, берясь за любую работу (в том числе физическую, вплоть до разгрузки фур). А также на те крохи, что приносили её ученики, с которыми супруга индивидуально занималась иностранными языками. Делалось это не для шика, и не от полной безысходности и епархиального произвола. Делалось это умышленно, так как первые же месяцы моего священства показали, что самое страшное - это стать финансово зависимым от епархии.
Видя искалеченные судьбы и разрушенные семьи священников (по слухам, в Нижнем Новгороде самое большое количество разводов в семьях духовенства), я понимал, что любым путём нужно сохранить возможность хоть как-то подрабатывать. Брать деньги за совершение Таинств и треб было стыдно. Если что давали - никогда не отказывался. Но если спрашивали, как на рынке: «сколько мы Вам должны» - объяснял, несмотря на лукавые наставления старших нижегородских товарищей, что у молитвы нет цены, Таинства в церкви совершаются бесплатно, благодатью не торгуют и проч. Несколько раз слышал от старших наставников: «Ладно, ты сам - дурак… Но зачем других подставляешь? Это же просто делается… Цену не назначаешь, а говоришь аккуратно, мол, тут делов-то на копейку, или на рубль… А если в храме - пусть за свечным ящиком им продавщица говорит, сколько, помимо кассы, в карман батюшке положить…»
Но в голове постоянно всплывал образ ректора ПСТГУ о. Владимира Воробьева, который как-то в проповеди, на которую я попал, несколько раз твёрдо произнёс: «Пока я жив, Таинствами здесь торговать никто не будет». Это стало моим девизом. Собственно, московская Никольская община в Кузнецах с её Университетом стала неким идеалом, к которому мне хотелось стремиться в своём пастырском служении. Или, точнее, та её видимая часть, в которой мне довелось побывать, и которая для меня стала ассоциироваться с неким подобием рая на земле: оплотом любви и свободы.
Однако на Нижегородчине принципы ПСТГУ оказались абсолютно неприемлемы. Помню то злобное рычание, с которым секретарь епархии, под начальством коего я служил в кафедральном соборе, отчитывал меня, отказавшегося стучать на собратьев: «Это тебя в Свято-Тихоновском научили?..» Да, отче, вновь повторяю Вам: именно там! Там меня научили не клеветать, не врать, не унижаться перед тварью, не плести интриг и не «продвигаться в системе», срубая головы своим собратьям. Научили те самые «призрачные наставники», которыми я, по Вашему мнению, «прикрываюсь», и от упоминания которых перекашивается от ненависти Ваше лицо…
Вспоминаю звонок из Епархиального управления и вопрос одного из управленцев: «Как ты живёшь на такую зарплату?» Помню свой ответ: «Нормально живу, мы давно привыкли без денег, родители помогают…» Помню и реплику: «В общем, хреново живёшь». (Простите за лексику. Смягчаю, как могу. Но из песни слов не выкинешь.)
Могу предположить, что после вышеизложенного на меня, как на Анонима, польются реки обвинений в том, что я обижен, сломан, «не вписался», «перепутал». Или, что ещё вероятнее, будто я просто лжец, клеветник, предатель. Ведь на самом деле в Нижегородской епархии, если и не всё хорошо, то близко к тому. Такое грандиозное возрождение духовной жизни! А если и есть недочёты в работе - то к ним, в первую очередь, относятся такие «тунеядцы» и «бесноватые» (слова владыки), как я.
Что ж! Призываю своих немногих нижегородских братьев-священников (если вы ещё считаете меня священником, и когда-либо считали собратом) в случае нападок на меня с откровенной или завуалированной клеветой встать на защиту. Кому, как не вам, знающим меня и мою историю, пролить свет на весь беспредел, творящийся на нашей родине? Люмпенов, не помнящих родства, или повязанных интригами шестёрок, готовых в угоду «шефу» перегрызть глотку любому, кто встанет на пути, не призываю ни к чему, потому как давно не верю, что в вас осталось хоть что-то личностное.
Не сомневаюсь в поддержке мирян… Но кто их услышит? Или, точнее, кто их слушает? Верующие давно убедились, что для системы они - источник дохода. А убеждение пришло через многочисленные попытки отстоять пастырей, добиться нормальной, лишенной официоза встречи с митрополитом, донести до него свою боль от непомерных налогов и прочих поборов, а также бесконечных переводов священников, которые разрушают духовную жизнь. Но системные дельцы глас народа, вопиющего к Небу, давно уже научились выдавать за трансляцию мнений их «обиженных пастырей-младостарцев», за слова «предателей в рясах», которые «сделали секту» и шантажом заставляют своих адептов «воевать» на стороне «гуру» против епископа.
Потому любые действия людей без ряс не идут в расчёт и служат лишь подтверждением и без того многочисленных «преступлений» их пастыря. Как тут не вспомнить стояние на морозе унизившихся немощных старух с нашего прихода перед дверьми епархиального управления, где за вертушкой с охраной прячутся церковные менеджеры? Или ответ архипастыря пожилой рыдающей старосте другого храма, молящей владыку о пяти минутах для аудиенции: «Уйди с дороги, мать… мне отдыхать нужно…»
Удивляюсь, как до сих пор епархиальные власти не догадались эту вопиющую настойчивость прихожан инкриминировать их настоятелю. Почему до сих пор за каждую такую «выходку» паствы священника не упрекают в создании «сельской террористической группы диверсантов», и не пытаются упечь «врага церкви и государства» за решётку, предъявив ему обвинение в экстремизме? Чего не хватает: фантазии или реальной власти?
Конечно, если бы у всех священников IQ был на уровне среднестатистического по управлению, то все бы они так и действовали: создавали вокруг себя секты, манипулировали людьми, а в случае чего - натравливали бы их на владыку и его окружение. Но ведь есть (к сожалению?) и такие священники, что за свою жизнь прочли не только «Детскую библию» для «достойного» получения богословского диплома в семинарии, но и кое-что ещё. Например, тома Истории Церкви и Патрологии, из которых, хотя бы на примере свт. Иоанна Златоуста или прп. Максима Исповедника, становится ясно, какая судьба ждёт «мерзавца», посмевшего восстать против «святой церкви» в лице её представителей, дорвавшихся до абсолютной власти. Есть и такие попы, кто прочитал «1984» Оруэлла или «Мы» Замятина… И кто понимает, что в реальной жизни чёрное легко становится белым, не меняя цвет.
Поверьте, последние из «заумных модернистов и обновленцев» (к числу коих относят и меня) крайне не заинтересованы в народных выступлениях. По крайней мере, в выступлениях своей паствы. Наоборот, душевное возбуждение бабы Зины и дяди Васи (или «быдла» по-епархиальному), которое в любую минуту может перерасти чуть ли ни в местечковое восстание (только чиркни спичкой!), пастырь всегда пытается угасить всеми доступными ему способами. Ведь, в конечном итоге, именно настоятель больше всех рискует увидеть небо в клеточку за экстремизм.
Простите, отцы, если своими неосторожными словами подсказываю «варягам», силой взявшим над вами власть, пути к ещё большему затыканию ваших ртов. Просто наболело… да и не теряю надежды на то, что вы ещё способны протрезветь и объединиться для того, чтобы остановить этот поезд, стремительно движущийся в бездну. А если нет - то пусть катится… Однако тут уж не спасутся ни ваши, ни мои младенцы, ни матери, ни жёны, наличием которых нас так умело шантажируют.
Впрочем, мой «длинный язык» заболтался. Пора вернуться к тексту Пархоменко. Но только вот не хочется подробно разбирать его дальнейшие буквы, где он свысока рассуждает о несоответствии Анонима занимаемой должности; о том, кто кому и чем обязан; о профессионализме и вере; о подлинности духовного опыта; о том, кто плохой священник; о том, что можно и что не можно; о «считывании 90% информации», «живых импульсах», «духовном измерении»… Господи! Запах всё тот же!.. Поражает не только самодовольная уверенность, с которой пишется вся эта далёкая от христианства белиберда, но и та наглость, с которой творится суд над ближним. И в голове один вопрос: «А судьи кто?»
Я ничего не знаю о Пархоменко. Но многое знаю о наших нижегородских «духовных судьях». Тех самых, которые безошибочно, по их мнению, определяют, в ком из собратьев «бес», кто «перепутал дверь», кто «дурак», кто «психически больной», кто «пребывает в прелести», кто «младостарец»… Всё поставил в кавычки, потому что цитирую те слова, что мне довелось услышать в свой адрес от «старших братьев во Христе», некоторые из которых не живут с жёнами (или жёны с ними?), другие не просыхают даже к началу Литургии, третьи даже в школе не учились, образовываясь на дому по причине неспособности к обучению в коллективе…
«И если священник неверующий - как бы красиво он ни говорил, мы считываем, что нам говорят ложь!»
Несмотря на то, что и эти слова пахнут «нью-эйджем», соглашусь с ними. Ибо действительно, прочитав опус Пархоменко, «считал», что в нём большой процент (не обозначу в цифрах) лжи. Сделать ли из этого вывод, что Пархоменко неверующий?
«Значит, ты - обманщик, ты вор!»
Вот она - системная прокачка! Нижний Новгород, хоть и провинция, но не отстаёт от столицы. Когда глаза попадают на эти слова, в ушах звучит голос нашего архиерея или его верного секретаря. Конечно, читатель уже догадался, что поп, пишущий эти строки, тоже «обманщик и вор»…
«Позиция автора письма абсолютно инфантильная, тут полная личностная незрелость. Автор письма, как ребенок, считает, что старшие за него должны все сделать. Только если они будут что-то делать и менять, тогда станет хорошо.
А ты, дорогой, что лично ты делаешь в этом отношении? Не смотри на других, делай сам. Кто мешает проповедовать, окормлять паству, преподавать?..»
Мне трудно сказать, мешал ли кто Анониму «проповедовать, окормлять, преподавать»… Но расскажу о себе. Никогда не считал, что за меня кто-то что-то должен сделать. Поэтому, будучи штатным клириком, служил почти каждый день «утро-вечер», а в редкие выходные и по ночам либо подрабатывал, либо занимался многочисленными домашними делами, которые, несмотря на самоотверженные старания жены, никогда не иссякали. Два года назад от хронической усталости и переутомления разбил машину, возвращаясь со службы в монастыре, получил сотрясение мозга. Однако не стал высиживать положенные месяцы больничного, а вышел служить через 9 дней после аварии. При этом не получил никакой помощи ни от настоятеля богатейшего прихода, где тогда проходил службу младшим священником, ни от епархии.
Скажут, что ж ты не попросил? А почему всегда нужно просить? Ведь все знали об этой аварии и её обстоятельствах. Но единственный вопрос, задаваемый мне начальством, был следующий: «Когда, наконец, выйдешь служить?»
Кроме того, просить - значит сажать себя на епархиальный крючок. Сколько отцов сидит на нём? Сколько подлости от безысходности совершается теми, кто когда-то думал, будто не переступит этот рубеж? Нет, просить людей - не выход. Тем более тех, кто слеп, и сам, от своей великой занятости, не хочет видеть беду другого (или всё же видит, но хладнокровно делает вид, что не замечает?).
Просить Бога - вот выход! Только всё больше я начал сталкиваться с тем, что помощь Бог посылает откуда-то со стороны, от людей, совсем далёких от системы. Посылает неожиданно, сверхрационально, чудесно. В чём же здесь Его промысел? Не в том ли, чтобы, с одной стороны, показать порочность системы, а с другой - укрепить связь с внешним миром, который за порогом системы? Вот только в те моменты, когда внешние в христианской праведности много превосходили внутренних (постящихся и разбивающих лоб о церковный пол), становилось страшно. Неужели я не в Церкви? Но ведь другой-то нет! А как же Никола в Кузнецах? Как же ПСТГУ?.. В конце концов, Церковь - Тело Христово, только здесь истинное Причастие и единение во Христе… Только здесь «Христос посреди нас».
СТОП! А действительно ли Он посреди нас, когда мы в системе? Действительно ли мы Его «единомыслием исповедуем»? А может, мы по-разному с другими батюшками Нижегородчины понимаем Бога и Церковь? Этот вопрос звучал не только в голове и сердце, он начал срываться с губ, ведь «от избытка сердца говорят уста» (Мф. 12). Каково же было моё удивление от утвердительных ответов собратьев, мол, «да, мы по-разному понимаем Христа… Ты романтик и идеалист… При чём тут деньги, налоги и Христос? Христос тут ни при чём»… Так становилось ясно, что для внешне вполне успешного священника Христос может быть ни при чём.
Конечно, я знал, что Богу - Богово, а Кесарю - Кесарево. Но разве епископ - это кесарь? А благочинные - это сборщики податей? И разве не принципом всепрощающей любви нужно руководствоваться в окормлении паствы, когда допускаешь к участию в Таинстве грешника, ещё не способного сбросить оковы смертного греха, а принципом «уловить и этого человека», чтобы поднять доход? Смешалось всё: деньги, доход, «проходимость в воскресный день», «ротация», триста исповедников, которых надо «раскидать» за 40 минут, частое причастие и общий воскресный молебен кафедрального собора с несколькими тысячами записок, где в качестве адресатов указывалось, иной раз, по 30 икон Божией Матери. И, главное, ко всему этому примешивался Христос, который, оказывается, был здесь ни при чём…
Однако я продолжал «делать сам». И терпеливо из раза в раз повторял на исповеди каждому первокласснику Православной гимназии, что он пришёл сюда не кривляться перед аналоем, не отчитываться в проделанных грехах, а к невидимо стоящему Христу, попросить у Него прощения и примириться с Ним. Третьеклассникам говорил реже, потому что их уже «обработали», и со временем я стал замечать, что они просто не способны слышать. Зато способны класть монетку на поднос - жертву за грех.
Исповедовал, невзирая на замечания ключаря собора и настоятелей других храмов, мол, мне ещё не по статусу старчествовать. А я и не старчествовал, а как советский автомат по выдаче газированной воды производил однообразные действия: старался хоть чуточку утолить жажду тех, кто пришёл к Богу. Хотя бы одну минуту потратить на ребенка, чтобы объяснить ему самые элементарные вещи.
После очередной отчитки ключаря вытирал в пономарке свои, также не полагающиеся по статусу, сопли, и вспоминал, как в Кузнецах исповедует детей и взрослых о. Владимир Воробьёв. Вспоминал его брошюру об исповеди… А подходя к престолу причащаться, закрывал глаза и старался быть духовно с теми, кто в Москве… держался за их образ, как за последнюю зацепку.
Слава Богу, и на Нижегородчине нашлись священники, близкие по духу. Преподаватели семинарии, попавшие в немилость и подвергавшиеся репрессиям. Не слушая дружеские советы держаться от них подальше, чтоб начальство меня с ними не увидело, продолжал общение, так как именно у этих опытных и образованных священников можно было чему-то научиться.
В общем, все мои «делай сам», в конце концов, были перечёркнуты системой, но это тема отдельного долгого разговора…
Если говорить о периоде до священства, то и тогда я «делал сам» - в храме первой общины, где духовно окормлялся. Что делал? Пел на клиросе, и даже руководил им. Учил петь детей (слава Богу, родители дали хорошее образование, в том числе и музыкальное). Пел и учил без жалования, во славу Божью. Если батюшка что-то даст - слава Богу. Что ещё делал? Перекрывал крышу над алтарём, занимался отделкой зимнего придела храма, который восстанавливали из руин, вёл занятия в воскресной школе с детьми и со взрослыми, помогал строить эту школу, включая отделку двух этажей здания. Делала и моя жена, и мой брат, и его супруга. Делали и радовались, что есть возможность делать. Однако тогда мы не знали, что батюшке приходится дорого платить за то, чтобы у нас была эта возможность заниматься христианским деланием. Платить компромиссами со своей совестью, платить остатками своего физического здоровья, платить, постепенно выгорая и ломаясь: не от трудов, а от препятствий в этих трудах, воздвигаемых своими же.
Стало ли от моих дел хорошо? Думаю, что нет! Священник, занимавшийся нашим руководством, сначала намёками, потом откровенно говорил, что не нужно серьёзного, настоящего развития воскресной школы… Результат создания нормальной общины в Нижегородской епархии один - перевод настоятеля, репрессии в отношении него…
Далее посмотрим на полтора года моего настоятельства: ремонт запущенного древнего храма, восстановление полноформатных богослужений. До моего назначения на селе много лет не было Всенощного бдения, нормальной исповеди. Исповедь и причастие были с непременной «жертвой за грех», то есть с поборами со старух. Дошло до того, что даже за присутствие родителей на крестинах собственного ребёнка дополнительно взималась плата в карман священнику. Все эти дикости были устранены. Собственными руками я полтора года оттирал вековую приходскую грязь, как физическую, так и нравственную.
А с каким энтузиазмом взялись за дело верующие! КАМАЗы мусора, дорогостоящие восстановительные работы… Одно общее дело! И ни слова ропота со стороны матушки, даже когда не на что было купить детям сандалии… терпеливое, а иногда и не очень, выслушивание упрёков со стороны родителей, скорбевших от того, что их сын, окончивший госуниверситет и отказавшийся от светской карьеры, полунищенствует, приняв сан…
Но всё это было нормальным, потому что я шёл в церковь не «реализовываться», как говорят о служении наши благочинные и епархиальный секретарь, а служить Богу. Шёл осознанно, понимая, что легко не будет. А вообще, я даже и не шёл. Документы на хиротонию подал тогда, когда, по мнению духовных наставников, «Господь призвал». То есть я не искал священства. Оно само нашло меня, и прятаться, как казалось, было бессмысленно".
отсюда