Тайная страсть трисвятейшего...
Достопочтенная regenta,
когда-то подвизавшася в Издательском отделе
под началом владыки Питирима Нечаева
и не понаслышке знавшая архиереев старой школы,
за два дни
наваяла новую сатиру - на злобу дня
и по следам совсем недавних "исторических" событий:
regenta: "Тайная страсть трисвятейшего Бикиния
У трисвятейшего Бикиния в жизни было абсолютно всё, и даже сверх того, однако злобное и как бы мстительное выражение никогда не покидало его, так сказать, лица. «С чего бы это? - удивлялись многое. - У него и сортиры золотые, и полное сбытие мечт, и армия услужающих лакеев всех уровней... Как говорится, живи и радуйся!»
Однако трисвятейший не радовался. Он завидовал, и эта неодолимая страсть подтачивала основы его никчёмного существования, придавая его вечно перекошённой физиономии прямо-таки зверское выражение, которое льстецы называли печатью ревности о вере.
И тем не менее это была печать зависти, предметом которой был римский папа по имени Бонифаций. Бикиний летал исключительно на частных самолётах, отделанных красным деревом, слоновой костью и прочей псевдоиндийской роскошью, Бонифаций летал в обычных самолётах, среди публики; одежда Бикиния была сверху донизу обсыпана драгоценными каменьями, как халат восточного сатрапа, Бонифаций ходил в какой-то простой белой хламиде, похожей на ночную рубашку.
И тем не менее...
Тем не менее каждое слово Бонифация, произнесённое им на ходу, в самом простецком разговоре, бесконечно перетолковывалось средствами массовой информации, и от его скромного мнения, высказанного старческим шёпотом, зависело очень и очень многое.
От мнения трисвятейшего Бикиния не зависело ничего. Не проходило дня, чтобы он, скорчив свою привычную злобную физиономию, кого-нибудь или что-нибудь не обличил. Он обличал современное искусство, современную моду и аборты, однако и искусство, и моды, и демография развивались своими путями, никак не зависимыми от мнения трисвятейшего, который мог излить свою скорбь лишь в компании Толика Шеврончикова, выполнявшего роль громоотвода.
- Нет, ну ты мне скажи, скажи, что в нём такого? - плакался Бининий, размазывая по своему перекошенному лицу пьяные слёзы. - Маленький, лысенький, плюгавенький, одевается чёрте как, ботинками шаркает. Нет, ты видел, какие у него ботинки?
Шеврончикова совершенно не интересовали ботинки папы Бонифация, однако трисвятейший Бикиний придавал им какое-то мистическое значение, и именно в них усматривал секрет популярности своего конфессионального конкурента.
отсюда
Ботинки папы Бонифация стали для трисвятейшего Бикиния предметом истинного вожделения, потому что именно в них он, неизвестно почему, усматривал секрет невероятного успеха плюгавенького и ничем не примечательного старикашки.
- Послушай, Толик, - сказал Шеврончикову Бикиний во время одной из своих пьяных конфиденций. - Достань-ка мне эти его ботинки. Я ничего не пожалею и тебя возвышу.
Шеврончиков захлопал глазами, и его реденькая козлиная бородка затряслась от вожделения.
- Да-да, - повторил трисвятейший. - В них-то, думаю, эта самая собака и зарыта.
И тщеславный Шеврончиков приступил к сверхсекретной операции под кодовым названием «Волшебные ботинки папы Бонифация, этого нечестивого еретика».
Волшебные ботинки Бонифация вызывают интерес самого Ивана Ивановича
Располагая неограниченным бюджетом, выделенным нарочито для проведения сверхсекретной операции, Шеврончиков первым делом добился аудиенции у Ивана Ивановича, своего бывшего патрона по службе в ведомстве людей с холодными руками и горячим сердцем.
- Иван Иванович, - возопил к нему Шеврончиков. - Вы великий человек, перед вами открыты все пути ко всем международным аренам.... Помогите, пожалуйста, умоляю вас... Именем вашей матери, именем поверженного, но не растоптанного Феликса Эдмундовича...
Копёшкин давно привык, что все у него только клянчат, но ничего не дают взамен.
И тем не менее начал слушать.
- Откровенно говоря, наш Бикиний от скуки совсем сбрендил, - поведал бывший Толик вечному Ивану Ивановичу. - Это вы весь в делах, в заботах об отечестве... Это вы трудитесь, не покладая рук, измышляя новые налоги, чтобы накормить сирот и вдовиц, чтобы ввергнуть страну в пучину благоденствия.... Это за вас, несмотря на недоедание и временные трудности, голосуют девяносто девять и девяносто девять сотых, кроме совсем уж отпетых отщепенцев... Это именно вам, а не этому тупице Бикинию, помогает Бог...
Иван Иванович благосклонно слушал.
- И тем не менее с его капризами приходится считаться. - Шеврончиков пожевал козлиную бородку и придал своей шутовской физиономии серьёзное выражение. - Сами знаете, у нас народ такой, надо учитывать национальные особенности...
- Дело-то в чём? - начал терять терпение президент Копёшкин.
- Я же говорю, он совсем сбрендил, - залепетал Шеврончиков. - Требует достать ему ботинки римского папы Бонифация.
Иван Иванович пожал плечами и покрутил пальцем у виска.
- Зачем? - немного подумав, спросил он.
- Да ху из ху его знает, - вздохнул Шеврончиков. - Говорит, что в них заключается магический секрет власти и авторитета. Говорит, что даже в писаниях каких-то прозорливых старцев об этом говорилось.
И президент Копёшкин насторожился.
отсюда
Братец Бикиний готов завязать межконфессиональный диалог
Мало доверяя успеху миссии Шеврончикова, известного своим умением подгребать жар исключительно под себя, трисвятейший Бикиний решил, параллельно, действовать и самостоятельно, для чего призвал к себе на приватную консультацию жирного Чаплыжкина и лохматого Курвайкина, двух столпов современной миссиологии и обожателей Марка Борисовича, дозировавшего их участие в передаче «Поговорим о духовненьком».
- Как бы мне встретиться с этим папой Бонифацием... в богословском, так сказать, разрезе? - обратился он с вопросом к своим консультантам.
- Мммм, ба-ба-ба, па-па-па, - тщетно преодолевая своё заикание, заблеял Макарий Чаплыжкин, но тут инициативу перехватил куда более говорливый Курвайкин.
- Очень просто, ваше трисвятейшество, - сказал он. - Встречу можно устроить в рамках межконфессионального диалога.
- А это что за хрень такая? - удивился Бикиний, который в тесном кругу своих людей отнюдь не стеснял себя ни политесом, ни грамматикой.
И отец Мардарий, снисходя к интеллектуальному уровню своего начальника, объяснил, стараясь выбирать как можно более простые и доступные его пониманию слова:
- Диалог - это беседа. А «межконфессиональный» означает, что все мы, независимо от веры, стремимся к добру и всегда готовы покалякать за всё хорошее.
- Понятно, - ответил Бикиний. - Тогда напиши этому папке Бонифацию, что я с ним готов покалякать за всё хорошее.
И вскорости из канцелярии обладателя волшебных ботинок пришёл ответ:
«Смиренный Бонифаций, раб рабов Божиих, всегда готов калякать с кем угодно и о чём угодно. Он разговаривает и с буддистами, и с талмудистами, и с баптистами, и с пофигистами, и даже с полными идиотами, ибо в этом и заключается миссия смиренного Бонифация, призванного нести святое учение всем и каждому. А посему, если высокомалоуважаемый братец Бикиний не будет против, смиренный Бонифаций приглашает его на встречу в островном государстве Туси-Пуси, где у него запланирована встреча с представителями диких племён».
Трисвятейший Бикиний возликовал и собственноручно написал:
«Ну таки ничего, я согласен».
И велел своим холуям собирать чемоданы для исторической встречи, на которой трисвятейший Бикиний намеревался так или иначе умыкнуть волшебные ботинки предмета своей зависти.
отсюда
Тамбовский волк на Туси-Пуси
Плюгавенький Бонифаций пришёл на встречу в своей традиционной ночной рубашке, которая, как назло, была настолько длинна, что скрывала его ботинки, которые трисвятейший Бикиний тщетно старался разглядеть.
Сам же трисвятейший был облачён в самый роскошный из своих халатов и сиял брильянтами, от блеска которых Бонифаций даже зажмурился.
«Завидует, собака! - мысленно возликовал Бикиний. - Сразу видно, чья вера истиннее».
- Здравствуйте, брат, - сказал папа Бонифаций на чистейшем русском языке.
От неожиданности Бикиний сделал книксен и почему-то сказал: «Бонжур».
- Господь призвал нас к единству, - кротко заметил Бонифаций.
«А это он к чему? - встревожился трисвятейший. - Я с ним на брудершафт не пил и ничем делиться ни с кем не собираюсь».
- Вы все еретики, - недовольно ляпнул он старичку в ночной рубашке.
Стоявший напротив него, в свите, Макарий Чаплыжкин сделал ему большие глаза.
- Однако для этого и существует диалог - чтобы разъяснять взаимные недоумения и приходить к согласию,- сказал обладатель волшебных ботинок.
Бикиний уставил в пол, тщетно пытаясь разглядеть папские ботинки под его хламидой, однако раб рабов Божиих истолковал этот взгляд как выражение смирения и растроганно сказал:
- Как же вы кротки, брат мой.
«Тамбовский волк тебе брат», - раздражённо подумал Бикиний и решил сменить тактику.
отсюда
Достойный финал богословских собеседований
- Знаете, - сказал Бикиний, посчитав официально-богословскую часть завершённой. - Вот вы говорите, что я вам брат.
Бонифаций кивнул маленькой головкой на тонкой шейке.
- Так вот в нашей благочестивой стране существует прекрасный обычай доказывать свои братские чувства, а не только их декламировать.
- Декларировать, - прошептал ему Чаплыжкин.
- Ну какая разница, - отмахнулся Бикиний. - У нас принято обмениваться подарками.
- Я готов! - радостно воскликнул Бонифаций.
- Вот именно. У нас принято, в знак доверия, обмениваться обувью. Вот я, например, готов подарить вам мои сапожки. - Бикиний приподнял край своего султанского халата и продемонстрировал обшитые жемчугом и брильянтами сафьяновые сапоги. - Мэйд ин Раша! Ферштейн? Берите! Мне для моего братца ничего не жалко.
Бонифаций смутился.
- Да ладно, не стесняйтесь, - великодушно позволил ему Бикиний. - Ваши ботиночки, конечно, того... каши просят, но я добрый. Вот, берите мои сапоги, - трисвятейший, тяжело дыша, наклонился, но огромный спасательный круг жировых отложений не позволил ему довершить эту операцию.
Бонифаций смутился ещё больше.
- Дело в том, дело в том, что я.... - залепетал он. - Отдал мою обувь одному туземцу. Вообще-то у них принято ходить босиком, однако новокрещённый брат Арканджело из племени мяо порезал свою ступню об осколок бутылки, которую разбили члены вашей делегации.
И Бонифаций приподнял край своей хламиды.
Его белые костлявые ноги были совершенно босыми".
отсюда
когда-то подвизавшася в Издательском отделе
под началом владыки Питирима Нечаева
и не понаслышке знавшая архиереев старой школы,
за два дни
наваяла новую сатиру - на злобу дня
и по следам совсем недавних "исторических" событий:
regenta: "Тайная страсть трисвятейшего Бикиния
У трисвятейшего Бикиния в жизни было абсолютно всё, и даже сверх того, однако злобное и как бы мстительное выражение никогда не покидало его, так сказать, лица. «С чего бы это? - удивлялись многое. - У него и сортиры золотые, и полное сбытие мечт, и армия услужающих лакеев всех уровней... Как говорится, живи и радуйся!»
Однако трисвятейший не радовался. Он завидовал, и эта неодолимая страсть подтачивала основы его никчёмного существования, придавая его вечно перекошённой физиономии прямо-таки зверское выражение, которое льстецы называли печатью ревности о вере.
И тем не менее это была печать зависти, предметом которой был римский папа по имени Бонифаций. Бикиний летал исключительно на частных самолётах, отделанных красным деревом, слоновой костью и прочей псевдоиндийской роскошью, Бонифаций летал в обычных самолётах, среди публики; одежда Бикиния была сверху донизу обсыпана драгоценными каменьями, как халат восточного сатрапа, Бонифаций ходил в какой-то простой белой хламиде, похожей на ночную рубашку.
И тем не менее...
Тем не менее каждое слово Бонифация, произнесённое им на ходу, в самом простецком разговоре, бесконечно перетолковывалось средствами массовой информации, и от его скромного мнения, высказанного старческим шёпотом, зависело очень и очень многое.
От мнения трисвятейшего Бикиния не зависело ничего. Не проходило дня, чтобы он, скорчив свою привычную злобную физиономию, кого-нибудь или что-нибудь не обличил. Он обличал современное искусство, современную моду и аборты, однако и искусство, и моды, и демография развивались своими путями, никак не зависимыми от мнения трисвятейшего, который мог излить свою скорбь лишь в компании Толика Шеврончикова, выполнявшего роль громоотвода.
- Нет, ну ты мне скажи, скажи, что в нём такого? - плакался Бининий, размазывая по своему перекошенному лицу пьяные слёзы. - Маленький, лысенький, плюгавенький, одевается чёрте как, ботинками шаркает. Нет, ты видел, какие у него ботинки?
Шеврончикова совершенно не интересовали ботинки папы Бонифация, однако трисвятейший Бикиний придавал им какое-то мистическое значение, и именно в них усматривал секрет популярности своего конфессионального конкурента.
отсюда
Ботинки папы Бонифация стали для трисвятейшего Бикиния предметом истинного вожделения, потому что именно в них он, неизвестно почему, усматривал секрет невероятного успеха плюгавенького и ничем не примечательного старикашки.
- Послушай, Толик, - сказал Шеврончикову Бикиний во время одной из своих пьяных конфиденций. - Достань-ка мне эти его ботинки. Я ничего не пожалею и тебя возвышу.
Шеврончиков захлопал глазами, и его реденькая козлиная бородка затряслась от вожделения.
- Да-да, - повторил трисвятейший. - В них-то, думаю, эта самая собака и зарыта.
И тщеславный Шеврончиков приступил к сверхсекретной операции под кодовым названием «Волшебные ботинки папы Бонифация, этого нечестивого еретика».
Волшебные ботинки Бонифация вызывают интерес самого Ивана Ивановича
Располагая неограниченным бюджетом, выделенным нарочито для проведения сверхсекретной операции, Шеврончиков первым делом добился аудиенции у Ивана Ивановича, своего бывшего патрона по службе в ведомстве людей с холодными руками и горячим сердцем.
- Иван Иванович, - возопил к нему Шеврончиков. - Вы великий человек, перед вами открыты все пути ко всем международным аренам.... Помогите, пожалуйста, умоляю вас... Именем вашей матери, именем поверженного, но не растоптанного Феликса Эдмундовича...
Копёшкин давно привык, что все у него только клянчат, но ничего не дают взамен.
И тем не менее начал слушать.
- Откровенно говоря, наш Бикиний от скуки совсем сбрендил, - поведал бывший Толик вечному Ивану Ивановичу. - Это вы весь в делах, в заботах об отечестве... Это вы трудитесь, не покладая рук, измышляя новые налоги, чтобы накормить сирот и вдовиц, чтобы ввергнуть страну в пучину благоденствия.... Это за вас, несмотря на недоедание и временные трудности, голосуют девяносто девять и девяносто девять сотых, кроме совсем уж отпетых отщепенцев... Это именно вам, а не этому тупице Бикинию, помогает Бог...
Иван Иванович благосклонно слушал.
- И тем не менее с его капризами приходится считаться. - Шеврончиков пожевал козлиную бородку и придал своей шутовской физиономии серьёзное выражение. - Сами знаете, у нас народ такой, надо учитывать национальные особенности...
- Дело-то в чём? - начал терять терпение президент Копёшкин.
- Я же говорю, он совсем сбрендил, - залепетал Шеврончиков. - Требует достать ему ботинки римского папы Бонифация.
Иван Иванович пожал плечами и покрутил пальцем у виска.
- Зачем? - немного подумав, спросил он.
- Да ху из ху его знает, - вздохнул Шеврончиков. - Говорит, что в них заключается магический секрет власти и авторитета. Говорит, что даже в писаниях каких-то прозорливых старцев об этом говорилось.
И президент Копёшкин насторожился.
отсюда
Братец Бикиний готов завязать межконфессиональный диалог
Мало доверяя успеху миссии Шеврончикова, известного своим умением подгребать жар исключительно под себя, трисвятейший Бикиний решил, параллельно, действовать и самостоятельно, для чего призвал к себе на приватную консультацию жирного Чаплыжкина и лохматого Курвайкина, двух столпов современной миссиологии и обожателей Марка Борисовича, дозировавшего их участие в передаче «Поговорим о духовненьком».
- Как бы мне встретиться с этим папой Бонифацием... в богословском, так сказать, разрезе? - обратился он с вопросом к своим консультантам.
- Мммм, ба-ба-ба, па-па-па, - тщетно преодолевая своё заикание, заблеял Макарий Чаплыжкин, но тут инициативу перехватил куда более говорливый Курвайкин.
- Очень просто, ваше трисвятейшество, - сказал он. - Встречу можно устроить в рамках межконфессионального диалога.
- А это что за хрень такая? - удивился Бикиний, который в тесном кругу своих людей отнюдь не стеснял себя ни политесом, ни грамматикой.
И отец Мардарий, снисходя к интеллектуальному уровню своего начальника, объяснил, стараясь выбирать как можно более простые и доступные его пониманию слова:
- Диалог - это беседа. А «межконфессиональный» означает, что все мы, независимо от веры, стремимся к добру и всегда готовы покалякать за всё хорошее.
- Понятно, - ответил Бикиний. - Тогда напиши этому папке Бонифацию, что я с ним готов покалякать за всё хорошее.
И вскорости из канцелярии обладателя волшебных ботинок пришёл ответ:
«Смиренный Бонифаций, раб рабов Божиих, всегда готов калякать с кем угодно и о чём угодно. Он разговаривает и с буддистами, и с талмудистами, и с баптистами, и с пофигистами, и даже с полными идиотами, ибо в этом и заключается миссия смиренного Бонифация, призванного нести святое учение всем и каждому. А посему, если высокомалоуважаемый братец Бикиний не будет против, смиренный Бонифаций приглашает его на встречу в островном государстве Туси-Пуси, где у него запланирована встреча с представителями диких племён».
Трисвятейший Бикиний возликовал и собственноручно написал:
«Ну таки ничего, я согласен».
И велел своим холуям собирать чемоданы для исторической встречи, на которой трисвятейший Бикиний намеревался так или иначе умыкнуть волшебные ботинки предмета своей зависти.
отсюда
Тамбовский волк на Туси-Пуси
Плюгавенький Бонифаций пришёл на встречу в своей традиционной ночной рубашке, которая, как назло, была настолько длинна, что скрывала его ботинки, которые трисвятейший Бикиний тщетно старался разглядеть.
Сам же трисвятейший был облачён в самый роскошный из своих халатов и сиял брильянтами, от блеска которых Бонифаций даже зажмурился.
«Завидует, собака! - мысленно возликовал Бикиний. - Сразу видно, чья вера истиннее».
- Здравствуйте, брат, - сказал папа Бонифаций на чистейшем русском языке.
От неожиданности Бикиний сделал книксен и почему-то сказал: «Бонжур».
- Господь призвал нас к единству, - кротко заметил Бонифаций.
«А это он к чему? - встревожился трисвятейший. - Я с ним на брудершафт не пил и ничем делиться ни с кем не собираюсь».
- Вы все еретики, - недовольно ляпнул он старичку в ночной рубашке.
Стоявший напротив него, в свите, Макарий Чаплыжкин сделал ему большие глаза.
- Однако для этого и существует диалог - чтобы разъяснять взаимные недоумения и приходить к согласию,- сказал обладатель волшебных ботинок.
Бикиний уставил в пол, тщетно пытаясь разглядеть папские ботинки под его хламидой, однако раб рабов Божиих истолковал этот взгляд как выражение смирения и растроганно сказал:
- Как же вы кротки, брат мой.
«Тамбовский волк тебе брат», - раздражённо подумал Бикиний и решил сменить тактику.
отсюда
Достойный финал богословских собеседований
- Знаете, - сказал Бикиний, посчитав официально-богословскую часть завершённой. - Вот вы говорите, что я вам брат.
Бонифаций кивнул маленькой головкой на тонкой шейке.
- Так вот в нашей благочестивой стране существует прекрасный обычай доказывать свои братские чувства, а не только их декламировать.
- Декларировать, - прошептал ему Чаплыжкин.
- Ну какая разница, - отмахнулся Бикиний. - У нас принято обмениваться подарками.
- Я готов! - радостно воскликнул Бонифаций.
- Вот именно. У нас принято, в знак доверия, обмениваться обувью. Вот я, например, готов подарить вам мои сапожки. - Бикиний приподнял край своего султанского халата и продемонстрировал обшитые жемчугом и брильянтами сафьяновые сапоги. - Мэйд ин Раша! Ферштейн? Берите! Мне для моего братца ничего не жалко.
Бонифаций смутился.
- Да ладно, не стесняйтесь, - великодушно позволил ему Бикиний. - Ваши ботиночки, конечно, того... каши просят, но я добрый. Вот, берите мои сапоги, - трисвятейший, тяжело дыша, наклонился, но огромный спасательный круг жировых отложений не позволил ему довершить эту операцию.
Бонифаций смутился ещё больше.
- Дело в том, дело в том, что я.... - залепетал он. - Отдал мою обувь одному туземцу. Вообще-то у них принято ходить босиком, однако новокрещённый брат Арканджело из племени мяо порезал свою ступню об осколок бутылки, которую разбили члены вашей делегации.
И Бонифаций приподнял край своей хламиды.
Его белые костлявые ноги были совершенно босыми".
отсюда