Хотят ли дагестанцы войны
Вчера обсуждая убийство Саида Афанди Чиркейского, многие вспоминали убийство эрцгерцога Франца Фердинанда и его супруги и что после этого началась Первая мировая война.
В этих рассуждениях есть логическая ошибка. Убийство это максимум повод, для войны должно быть основание и как минимум стороны конфликта. В той войне основанием войны была экономика расширения, вооруженная ошибочными социальными теориями.
Вчера вечером я специально вышел в центр города чтобы посмотреть и послушать реакцию людей на убийство шейха.
Город жил своей обычной жизнью: работали рестораны и кафе, на улицах гоняли велосипедисты, в парках на скамейках жались парочки, по улицам катались кабриолеты с девицами за рулем, и даже над каким-то банкетным залом гремел салют. Если где-то и говорили о смерти шейха, то только как повод поговорить.
Смею предположить, что дагестанское общество не смотря огромное влияние мусульманской общины все больше отходит от религии.
Эта крамольная мысль родилась у меня уже давно, так как не возможно было не замечать, что чем больше проповедей, тем больше "коротких юбок" и молодых людей сидящих парами в обнимку, чего не было еще лет шесть-семь назад. Кроме того, религия приобрела в Махачкале новый символ в виде юношей бродящих по городским кафе и предлагающих купить DVD и журналы на религиозные темы. Навязчивость и товарно-денежный обмен не пошли на пользу статусу Ислама.
Есть еще ряд наблюдений, но это не тема поста. Скажу лишь что, на мой взгляд, огромная миграция горцев из закрытых анклавов с огромным влиянием религии в воспитании и регулировании повседневной жизни в города с другими социальными связями и регуляторами, снизили религиозность дагестанского общества. Опять же повторюсь что делаю это предположение со всей осторожностью.
Не смотря на процессы деклирикализации, роль Ислама в Дагестане продолжает иметь огромное влияние, что и показали похороны собравшие по свидетельству очевидцев до 150 тыс. человек.
Но дагестанское общество это общество параллельных реальностей. Человек может быть одновременно активным прихожанином мечети, партнером по бизнесу с виноводочным заводом, родственником салафитов и тарикатистов, государственным чиновником. Рвать какие-то из этих социальных связей ради войны решиться трудно.
Возможно, продолжатся провокации в адрес салафитов. Но, насколько я понял, они стали понимать, что их митинги против похищений и убийств с требованиями соблюдения закона выставляют как исламскую революцию, показывая кадры с толпой бородатых кричащих "Аллах акбар".
Представители тариката , еще больше интегрированные в многочисленные социальные связи чем салафиты, также не сторонники ведения полномасштабной религиозной войны.
Поэтому говорить о какой-то угрозе вседагесанской войны не имеет смысла.
Другое дело, что взрывы и убийства предназначены, не для нас, а для тех кто за пределами Дагестана: для тех кто принимает решение ввести КТО; для тех кто решил отобрать местный рынок сбыта; для тех кто получат деньги за урегулирование конфликтов.
Если здесь замешаны очень большие деньги отдельных групп, то можно быть уверенным, что взрывы и убийства продолжатся.
Но это не война дагестанцев - это война капиталов.
Сейчас все внимание будет обращено на следственные органы. Вешание ярлыков и спецоперации с уничтожением так называемых исполнителей вызовет очередную волну раздражения. Но как известно источником власти в вертикальной системе является не народ, а те кто распоряжаться бюджетом. Поэтому ситуация в Дагестане будет во многом зависеть от позиции руководства страны.