Проблема «входа на рынок» актуальна для всех, даже (и, тем более) для гениев. И очень хорошо если у молодого таланта появляется покровитель, а еще лучше - покровители, эстетические и политические, которые находятся «на одной волне» Известно, что прорыв Мельникова на мировую архитектурную арену произошел в Париже в 1925 году со строительством «Красного павильона» для выставки l'Exposition Internationale des Arts Décoratifs et Industriels Modernes. О нем я начал писать в предыдущем посте.
Незадолго до этого cудьба подбросила ему два проекта.
Первый - строительство московского здания внешнеторгового акционерного общества “Аркос” (1924). Мельников представил два интересных варианта - с угловым и c полукруглым “вырезами” над входом - но в итоге победил, увы, не он, a аскетичный конструктивистский проект арх. В.М.Маята со стеклянными эркерами. (Мы можем видеть его и сейчас - это часть зданий Минфина России на углу Ильинки и Бол. Черкасского переулка.)
Второй - проект саркофага В.И.Ленина, воплощенный в любимых Мельниковым стекле и дереве. В нем Ильич пролежал после своей смерти в 1924 году больше двадцати лет, до конца войны, когда он был заменен на щусевский, в свою очередь замененный на ныне обозреваемую работу Томского 73-го года. Ленин в мельниковском саркофаге даже успел попутешествовать в эвакуацию и обратно.
Что общего между этими тремя столь разноплановыми проектами кроме, разумеется, авторства?
Ответ - не что, а кто.
Леонид Борисович Красин.
«Эффективный менеджер» из большевиков, инженер, интеллектуал, член ЦК партии, нарком внешней тороговли Советской России, полпред в Париже (1924-26) и Лондоне - совсем недолго с сентября 1926 года до своей смерти 26 ноября того же года от паралича сердца (а до революции - лидер Боевой технической группы большевиков, т.е. террорист, обеспечивавший «эксы» грабежи денег на партийные цели совместно с небезызвестным Камо; с 1912 года полностью отшел от революционной деятельности и работал инженером, затем управляющим на заводах «Симменс и Шуккрет» в Берлине и Петрограде).
А еще - это человек, отстаивавший необходимость иностранных инвестиций в Россию в период НЭПа (в виде многолетних концессий). Даже предлагал вернуть национализированные заводы бывшим иностранным хозяевам.
А еще - человек, судя по всему, серьезно веривший в грядущие возможности науки обеспечить бессмертие (он был некоторое время близок к Александру Богданову, занимавшемуся опытами по переливанию крови с целью омолаживания и даже возможного достижения бессмертия). Человек, отстаивавший идею мумификации и сохранении тела Ленина. Человек, де-факто возглавивший комиссию по увековечению памяти вождя, т.е. созданию Мавзолея (формально ей руководил Дзержинский). Существуют данные, что Красин верил в грядущее воскрешение покойных «великих исторических личностей»
К этому времени он уже был знаком с работами Мельникова - он же, будучи наркомом внешней торговли, выступал заказчиком здания для «Аркоса» (мощной структуры со штаб-квартирой в Лондоне для осуществления госмонополии советского внешторга). Что-то зацепило высокопоставленного политика в работах молодого и перспективного архитектора. Что? Можно только догадываться.
“Архитектурная идея моего проекта саркофага состояла из четырехгранной удлинненой пирамиды, срезанной двумя противоположно наклонными внутрь плоскостями, образовывавшими при пересечении строго горзинтальную диагональ. Таким образом, стеклянный верх саркофага получил естественную прочность от прогиба. Найденная конструктивная идея исключала необходимость обрамлять стыки стеклянных частей саркофага металлом. Получился стеклянный кристал пирамидальной формы с лучистой игрой внутренней световой игры” (К.Мельников).
28 февраля Мельников выиграл конкурс. Летом Мавзолей с телом вождя был открыт. Правда, в итоге приняли более упрощенный по сравнению с первоначальным проект - тот был признан слишком сложным в осуществлении. Постамент был выполнен из дубовых кряжей, которые, касаясь неспосредственно стекла, подчеркивали его прозрачность.
Кстати, есть версия, что именно эта работа впоследствии спасла Мельников от репрессий (травили, творить не давали, но назначили в 1938 году пожизненную пенсию и в ГУЛАГ не отправили).
Красин понял, что этому парню можно поручить сверхсложные задачи национального масштаба.
После признания в 1924 году новой Росиии Францией первой масштабной пиар-акцией Советских властей стало участие в Парижской выставке, поэтому сразу по получении официального приглашения от организаторов выставки взялись за работу.
Неудивительно, что в ноябре того же 24-года (всего через девять месяцев после начала мавзолейной эпопеи) Мельников наряду с «консерваторами» Щуко и Фоминым, но также Гинзбургом, братьями Весниными, Ладовским, Докучаевым, И.Голосовым, Кринским и группой выпускников Вхутемаса был приглашен к закрытом конкурсу на Парижский павильон. Комиссия из пяти человек по главе с Д.Штеренбергом оказалась под сильным неформальным влиянием наркома Луначарского и Маяковского. А на Луначарского в свою очередь давил из-за границы Красин, требовавший «пусть бедного или недостаточного, но непременно своего, советского». Не зная "кухни" принятия решений, можно только строить догадки, сыграл ли свою роль Красин, но факт остается фактом - 28 декабря снова победил Мельников. 26 января он прибыл в Париж. А в феврале туда прибыли и готовые составные части павильона.
Кстати, на первоначальных эскизах никакой знаменитой диагонали не было. А были варианты с земным шаром, поясом, и спиральной лестницей в духе Татлина - все надписью «СССР» (даже на земном шаре, хотя СССР все же занимал только 1/6 часть!)
На 325 кв м (11х29.5) в течение месяца девятью рабочими был собран Красный павильон, сделанный весьма бюджетно - из стекла и дерева.
Родченко (главный художник российского павильона) окрасил его в красный, серый и белый. 4 июня Красин при большом стечении народа и под звуки «Интернационала», исполняемого французскими рабочими, открыл Павильон.
Следует упомянуть, что рядом с произведениями Родченко («Рабочий клуб» - см. цветные картинки ниже), Лавинского ("Изба-читальня") и трехметровым макетом башни Татлина в Парижском павильоне одним из советских экспонатов в соседнем Гран Пале оказался макет все того же саркофага...
Нет необходимости говорить, что павильон произвел фурор. Считается, что даже Ле Корбюзье с его павильоном L’Esprit Nouveau оказался в то лето на обочине. Илья Эренбург писал в своих воспоминаниях как молоденькая парижанка говорила о самых гламурных трендах лета 25-го: джаз, футбол и Мельников!
Благодаря Красину, могущественный партийный бонза Лев Каменев дал «добро» на поездку в Париж не только автору Павильона, но и его жене Анне Гавриловне с двумя детьми (а ведь традиция оставлять семью заложниках была уже тогда).
Обласканный зарубежной публикой К.М. с удовольствием общался с выдающимися представителями архсообщества (Роб Малле-Стевенс, Огюст Перре, Ле Корбюзье, которого он, правда, не любил и считал пройдохой) и парижской богемы (включая русскую эмиграцию), мобилизуя небогатый свой французский. Мих. Ларионов после посещения павильона и встречи с Мельниковым превратил свой ежегодный Bal de la Grande Ourse (“Бал Большой Медведицы») в костюмированный вечер в честь архитектуры Мельникова! В программе бала наряду с павильоном были также работы Пикассо, Леже, самого Ларионова и сотни гостей в соответствующих теме костюмах танцевали до рассвета.
В то лето он ездил в Лион, в Шартр, отдыхал на пляжах Бискайского залива с семьей, где с жаром взялся за заказ на парижский гараж (см. чуть ниже).
Как признался спустя 42 года сам Мельников (в разговоре с историком Фредериком Старром) - после триумфа в Париже у него было сильное желание не возращаться в Советскую Россию.
Старр прокомментировал в том смысле, что, мол, вы же вернулись и в конце концов часть ваших великих проектов было воплощена в Москве. На что 77-летний гений ответил, что, мол, да, вы, конечно, правы, г-н Старр, но в те же годы в других частях земного шара также строились здания.
А Красин ему так верил...
Уже в Париже посыпались предложения и заказы. Один из них - на паркинг, от мэрии Парижа - без сомнения известен всем. Тот самый, на мосту с атлантами. Только атлантов Мельников добавил в последний момент, чтобы вглядело не так радикально (конструктивно они были не нужны). Эскизы варианта без атлантов, увы, не сохранились. Был и второй вариант гаража.
Так вот, без разрешения Красина он ни за что бы не взялся за эту работу. «Конечно, да. Если мы экспортируем лес, почему СССР не может также экспортировать мозги?» - так отреагировал полпред (по воспоминаниям супруги Мельникова).
Еще один проект подвернулся неожиданно - по просьбе того же Красина он буквально за ночь сделал эскиз киосков Торгового сектора СССР - и когда уже на совещании в Париже конкуренты-недоброжелатели попытались подсунуть хорошо сделанный макет, Мельников устроил скандальный публичный демарш, да такой, что Красин лично, при всех позвал его обратно... Всякий ли архитектор мог позволить себе вести себя так с могущественным заказчиком?
Я далек от мысли преувеличивать значение наркома Красина в карьере великого архитектора. Но... в нашей стране поддержка государства (а еще лучше - его конкретного высокопоставленного представителя) всегда значила много.
Мельников отблагодарил его, на мой взгляд, самым необычным образом.
Во-первых, в ноябре 25-го он все-таки вернулся в Москву.
А во-вторых, когда в декабре 26-го Красин умер, катафалк для его похорон был заказан Мельникову. Не сохранился.
А что же сам Красин? Был кремирован, его прах захоронен в Кремлевской стене, позади так и неожившего вождя, вторая могила справа.
P.S. Факты из известных книг Хан-Магомедова, Старра, рукописей К.М. и др. Интерпретации мои. Фото оттуда же + фото макетов и чертежей из Konstantin Melnikov and the Construction of Moscow (а вообще-то они сделаны все тем же студентами МГАКХиС п/р проф. Семенова).