На двери записка
День за днем вокруг суматоха и кутерьма: то ли вовсе безумцы, а может и "без ума". Мне ни разу не изменяли, скажи мне, ма, как мне жить без этого, горького и живого? Я не трачу слова на не стоящих даже слова, я сама по себе, четверть века - сама, сама...
И подругу, бывает, подбадриваю, лечу. Говорю ей "сочувствую", хлопаю по плечу, предлагаю:
- Поплачь. Если хочешь - переночуй... - а сама, чуть заснёт ненаглядная, удираю. Что она там бубнила? "Любимых не выбирают"?
- Выбирают, родная! - заливисто хохочу...
Это скольких же копий затуплены острия о литую броню, за которой всё та же я - суматошная, нежная, взбалмошная...н и ч ь я - это ж сколько мечей переломано о живое? Под стеной этой крепости волки протяжно воют, вековые деревья стенами вокруг стоят, и пройти сюда по болотам - поди, рискни. Но идут год за годом и лес от кольчуг звенит. И неважно, кто из них первый к двери приник, кто второй, кто двадцатый - останутся дураками. На двери записка:
"Ушла танцевать с волками. Не вернусь ни к обеду, ни к ужину. Извини."
И подругу, бывает, подбадриваю, лечу. Говорю ей "сочувствую", хлопаю по плечу, предлагаю:
- Поплачь. Если хочешь - переночуй... - а сама, чуть заснёт ненаглядная, удираю. Что она там бубнила? "Любимых не выбирают"?
- Выбирают, родная! - заливисто хохочу...
Это скольких же копий затуплены острия о литую броню, за которой всё та же я - суматошная, нежная, взбалмошная...н и ч ь я - это ж сколько мечей переломано о живое? Под стеной этой крепости волки протяжно воют, вековые деревья стенами вокруг стоят, и пройти сюда по болотам - поди, рискни. Но идут год за годом и лес от кольчуг звенит. И неважно, кто из них первый к двери приник, кто второй, кто двадцатый - останутся дураками. На двери записка:
"Ушла танцевать с волками. Не вернусь ни к обеду, ни к ужину. Извини."