Супершкола. Любимые учителя.
Предыдущая часть: https://junetiger.livejournal.com/1140675.html
Отрывок из романа "История моих ошибок". Глава 8.
В 1961 году Королев запустил в космос человека, а Джеймс открыл первую и лучшую в нашем огромном городе английскую школу. И учеников, и учителей туда набирали по конкурсу. Дети должны были хорошо или отлично учиться, а взрослым полагалось стать педагогами нового типа, а именно: не только прекрасно владеть своим предметом, но и быть яркими, творческими личностями, готовыми легко воспринимать все новое и мастерски передавать свои знания ученикам, уметь разбудить интерес к своей науке и всячески раздувать эту искру , а не дать ей погаснуть. Конечно, сразу все и всех поменять было просто невозможно, так что в каждой параллели оставался один класс школы из ребят, которые учились в ней до перепрофилирования, и другой, сформированный по новым принципам - то есть невольно получилось, что классы были сильными и слабыми. Впоследствии, когда все простые ученики закончили школу, классы уравнялись. Конечно, наша школа сразу же превратилась в элитную: дети большинства известных и влиятельных людей (как партийных и советских работников, так и из мира науки и искусства) учились именно здесь.
Часть учителей нам досталась по наследству, поэтому не все предметы нравились, но были в нашей школе просто замечательные учителя, которые и составляли большинство педколлектива. Русский язык и литературу нам преподавал мужчина - что было в те годы большой редкостью. Он, видимо, был неисправимым романтиком, раз мог, пройдя войну с ее ужасами и испытаниями, и получив на ней тяжелую контузию, сохранить в себе чистоту и мечтательность юноши, верящего в то, что добро всегда побеждает зло, а истинная любовь не может быть безответной. Некоторые мои одноклассники насмехались над ним, намекая, что контузия повредила его психику. Будучи абсолютно примитивными по своей сущности, они, конечно же, не могли постичь широты его души и доброты его сердца. Кстати, все они, как только поднялся «железный занавес» благополучно отбыли в дальние, более сытые, страны за куском жирного пирога, поскольку чувство патриотизма им просто было неведомо. А Илья Михайлович был настоящим патриотом, который и на фронте не прятался за чужими спинами, и в мирной жизни выкладывался на всю катушку, стараясь не просто познакомить нас с положенным материалом, а привить нам любовь к родному языку, к отечественной литературе.
От него мы узнавали имена современных прозаиков и поэтов, которые еще не успели попасть в учебники: Рождественский, Вознесенский, Рубцов и многих других. Он часто приносил в класс литературные новинки, напечатанные в журналах, и читал их нам, или давал почитать на дом. Он не боялся, что ему не вернут книгу или журнал, а ведь в то время это все было дефицитом, наоборот, он был счастлив от того, что мог поделиться с нами своей радостью от общения с настоящей литературой. Он устраивал на уроках диспуты на волнующие подростков темы, на которых любой мог высказаться, а он всех доброжелательно выслушивал и, подводя черту под дискуссией, как бы вскользь рекомендовал нам прочитать ту или иную книгу, чтобы ознакомиться с мнением классика. Я помню, как была поражена, прочитав данную им книгу «Ромео и Джульетта», когда узнала, что герои Шекспира - мои ровесники. Он очень любил декламировать стихи, причем делал это с большим чувством, я бы даже сказала, с пафосом. Иногда на перемене в коридоре школы, он подводил меня к окну и читал понравившуюся ему поэтическую новинку.
Я сама в те годы занималась сочинительством, поделиться своими переживаниями и сокровенными мыслями мне было не с кем, вот я и выплескивала свои эмоции и чувства, воплощая их в романтические строки, порой наивные, а иногда и наполненные трагизмом, так свойственным юношескому восприятию. Илья Михайлович меня всячески поощрял в этом занятии и даже показал целую тетрадку моих стихов одному известному поэту, лауреату Ленинской премии, который очень лестно отозвался о моих экзерсисах, назвал меня талантливой и пожелал не оставлять этого занятия ни в коем случае. Он сказал что девушку-поэтессу может подстерегать одна очень серьезная опасность - сильная и счастливая любовь, которая затмит в ее жизни все остальное и положит конец творчеству. Вот, если безответная, то наоборот, она простимулирует дальнейшее развитие поэтического дара, и талант не будет зарыт в землю. Он как в воду глядел: я встретила Сережу, влюбилась на всю жизнь и ... Иногда чего-то там пописываю, чтобы порадовать близких необычным поздравлением, но стихами ведь это не назовешь, так себе вирши какие-то.
Надо сказать, что в нашей школе учителей-мужчин было почти столько же, сколько и женщин. Видимо, Джеймс постарался привлечь самых интересных и необычных людей. Часто вспоминаю нашего историка Василия Ивановича. Это был настоящий былинный богатырь, русский красавец с пшеничными волосами и небесно-голубыми глазами, с орлиным носом и крепким, мужественным подбородком, высокий, мощный, немного прихрамывающий из-за полученного на войне ранения. Думаю, что любой голливудский красавчик, как, впрочем, и наш, советский, киноартист, неизбежно проиграл бы ему, если бы можно было их поставить рядом. Он чем-то отдаленно напоминал героя Сергея Столярова в фильме «Цирк», но был гораздо красивее и мужественнее. Никогда не слышала о его романах в школе (а там сразу все становилось известно), хотя не представляю, как женщины могли противостоять той мощи мужского обаяния, которая исходила от него. Видимо, из духа противоречия, присущего юности, мы задавали провокационные вопросы, невольно расставляя ему идеологические ловушки, отнюдь не безопасные в те времена. К его чести, надо признать, он, будучи умным и тонким человеком, всегда виртуозно и быстро находил выход из любой сложной ситуации, с одной стороны, не давая нам возможности спровоцировать себя, а с другой стороны, всегда находя нестандартный ответ на наш каверзный вопрос. Бывало, правда, что он просто отшучивался, называя нас демагогами, но делал это, не обижая никого. У него было потрясающее чувство юмора, которым он часто пользовался, комментируя текущие политические события. От него никогда не веяло замшелым догматизмом, столь характерным для многих преподавателей общественных наук тех лет.
Еще у нас была замечательная химичка, Сара Григорьевна, которая для всех девчонок нашей школы воистину была второй мамой. Казалось, что в ее химическом кабинете всегда светило солнце - и в пасмурную погоду, и когда на улице уже смеркалось. Она была глубоко несчастна, безуспешно пытаясь родить ребенка, но каждый раз не могла его выносить. У нее был хороший и любящий муж, который тоже все время надеялся на чудо. Как все-таки несправедлива жизнь! Именно этой милой, заботливой, тонкой и любящей детей женщине не было суждено испытать радость материнства. Можно только сожалеть о том, что не родились у нее дети, которые, имея такую мать, конечно, были бы бесконечно любимыми и счастливыми. Невезение не озлобило и не ожесточило ее: никогда она не повышала голоса ни на кого, даже, если ученик вел себя недостойно, не угрожала наказанием и не занижала оценки. Насколько помню, двойки она вообще не ставила, а поручала нерадивому ученику подготовиться и ответить на следующем уроке, всегда радовалась, если кто-то проявлял интерес к ее предмету. И в химическом классе, и в ее небольшой лаборантской комнатушке, расположенной по-соседству, всегда было полно народу. Если у кого-то болела голова или живот - за таблеткой и утешением спешили именно к ней, а не к медсестре. Если вдруг неожиданно требовались средства гигиены, девочки знали: у Сары Григорьевны припасено все необходимое для них. Мы открывали ей свои разбитые сердца, зная, что она всегда найдет нужные слова, чтобы утолить наши печали. Искренность, доброта и готовность помочь любому - все эти благородные качества были присущи ей. Интересно, можно ли встретить такого человека в наши дни?
Еще одной яркой личностью в нашей школе был учитель физики Михаил Семенович. Он был одессит не по происхождению, а по своей природе. Он и внешне немного напоминал Жванецкого ( о котором тогда никто и не слыхивал); полноватый, лысоватый, невысокий, с очень живыми, умными глазами, с обаятельной улыбкой и остроумными, иногда довольно саркастическими, комментариями по любому поводу. Он вообще был очень артистичен и знал кучу всяких историй, шуток и прибауток, которыми охотно с нами делился. До него физику у нас вела какая-то толстая неопрятная тетка, но, к счастью, это длилось недолго, так что отвращения к предмету мы еще не начали испытывать, а тут вдруг вспыхнула яркая звезда нашего Михаила Семеновича. Наверное, нелегко было преподавать физику в английской школе, где основное внимание уделялось гуманитарным предметам,и дети были перегружены специальными курсами, однако, ему удалось увлечь значительную часть учеников своей наукой, так что были среди нас и победители соответствующих районных и городских олимпиад, а несколько выпускников благополучно сдали вступительные экзамены по физике и поступили в профильные вузы. Среди моих одноклассников есть и кандидаты физмат наук. Михаил Семенович был очень скромен, трудолюбив, все время чем-то занят у себя в кабинете: то готовил оборудование к лабораторной работе, то настраивал какие-то приборы, одновременно беседуя с добровольцами, всегда готовыми ему помочь. Мне он давал книжки со сложными, «олимпиадными», задачам, которые я с удовольствием решала, чем несказанно его удивляла, ведь все считали меня «гордостью школы» по английскому языку, который я тоже очень любила, но я хотела, чтобы именно физика стала моей профессией. Так что благодаря брошенным его щедрой рукой семенам, в моей душе поднялись всходы, которые и определили всю мою дальнейшую жизнь, за что я ему бесконечно благодарна.
Еще вспоминаю нашу учительницу домоводства, которая терпеливо и доброжелательно воспитывала из легкомысленных девчонок будущих домашних хозяек, умеющих и обед вкусный приготовить, и платье новое сшить.
Был у нас молодой и, действительно, спортивный учитель физкультуры, который не напрягал нас сдачей норм ГТО, а учил играть в различные игры, мне больше всего нравился баскетбол. Недавно наткнулась в Интернете, совершенно случайно, на информацию о нем: оказывается, он сделал прекрасную карьеру сначала на педагогической ниве, а затем долгие годы возглавлял областной комитет профсоюзов. Читала о его достижениях и радовалась: не все крутые начальники идиоты и хамы, раз среди них встречаются такие, как мой бывший учитель физкультуры, о котором я так тепло вспоминаю всю свою жизнь.
Довольно забавно проходили у нас уроки в столярной мастерской: наш учитель-студент предлагал нам смастерить что-нибудь полезное для домашнего хозяйства, мы с энтузиазмом за это брались и получали удовольствия как от процесса, так и от результата своей работы.
В общем, даже обычные предметы в нашей школе преподавались творческими людьми и поэтому были интересными для нас. Курс спец. наук, связанных с профилем школы, заслуживает отдельной главы.
Продолжение: https://junetiger.livejournal.com/1149092.html?newpost
.
Отрывок из романа "История моих ошибок". Глава 8.
В 1961 году Королев запустил в космос человека, а Джеймс открыл первую и лучшую в нашем огромном городе английскую школу. И учеников, и учителей туда набирали по конкурсу. Дети должны были хорошо или отлично учиться, а взрослым полагалось стать педагогами нового типа, а именно: не только прекрасно владеть своим предметом, но и быть яркими, творческими личностями, готовыми легко воспринимать все новое и мастерски передавать свои знания ученикам, уметь разбудить интерес к своей науке и всячески раздувать эту искру , а не дать ей погаснуть. Конечно, сразу все и всех поменять было просто невозможно, так что в каждой параллели оставался один класс школы из ребят, которые учились в ней до перепрофилирования, и другой, сформированный по новым принципам - то есть невольно получилось, что классы были сильными и слабыми. Впоследствии, когда все простые ученики закончили школу, классы уравнялись. Конечно, наша школа сразу же превратилась в элитную: дети большинства известных и влиятельных людей (как партийных и советских работников, так и из мира науки и искусства) учились именно здесь.
Часть учителей нам досталась по наследству, поэтому не все предметы нравились, но были в нашей школе просто замечательные учителя, которые и составляли большинство педколлектива. Русский язык и литературу нам преподавал мужчина - что было в те годы большой редкостью. Он, видимо, был неисправимым романтиком, раз мог, пройдя войну с ее ужасами и испытаниями, и получив на ней тяжелую контузию, сохранить в себе чистоту и мечтательность юноши, верящего в то, что добро всегда побеждает зло, а истинная любовь не может быть безответной. Некоторые мои одноклассники насмехались над ним, намекая, что контузия повредила его психику. Будучи абсолютно примитивными по своей сущности, они, конечно же, не могли постичь широты его души и доброты его сердца. Кстати, все они, как только поднялся «железный занавес» благополучно отбыли в дальние, более сытые, страны за куском жирного пирога, поскольку чувство патриотизма им просто было неведомо. А Илья Михайлович был настоящим патриотом, который и на фронте не прятался за чужими спинами, и в мирной жизни выкладывался на всю катушку, стараясь не просто познакомить нас с положенным материалом, а привить нам любовь к родному языку, к отечественной литературе.
От него мы узнавали имена современных прозаиков и поэтов, которые еще не успели попасть в учебники: Рождественский, Вознесенский, Рубцов и многих других. Он часто приносил в класс литературные новинки, напечатанные в журналах, и читал их нам, или давал почитать на дом. Он не боялся, что ему не вернут книгу или журнал, а ведь в то время это все было дефицитом, наоборот, он был счастлив от того, что мог поделиться с нами своей радостью от общения с настоящей литературой. Он устраивал на уроках диспуты на волнующие подростков темы, на которых любой мог высказаться, а он всех доброжелательно выслушивал и, подводя черту под дискуссией, как бы вскользь рекомендовал нам прочитать ту или иную книгу, чтобы ознакомиться с мнением классика. Я помню, как была поражена, прочитав данную им книгу «Ромео и Джульетта», когда узнала, что герои Шекспира - мои ровесники. Он очень любил декламировать стихи, причем делал это с большим чувством, я бы даже сказала, с пафосом. Иногда на перемене в коридоре школы, он подводил меня к окну и читал понравившуюся ему поэтическую новинку.
Я сама в те годы занималась сочинительством, поделиться своими переживаниями и сокровенными мыслями мне было не с кем, вот я и выплескивала свои эмоции и чувства, воплощая их в романтические строки, порой наивные, а иногда и наполненные трагизмом, так свойственным юношескому восприятию. Илья Михайлович меня всячески поощрял в этом занятии и даже показал целую тетрадку моих стихов одному известному поэту, лауреату Ленинской премии, который очень лестно отозвался о моих экзерсисах, назвал меня талантливой и пожелал не оставлять этого занятия ни в коем случае. Он сказал что девушку-поэтессу может подстерегать одна очень серьезная опасность - сильная и счастливая любовь, которая затмит в ее жизни все остальное и положит конец творчеству. Вот, если безответная, то наоборот, она простимулирует дальнейшее развитие поэтического дара, и талант не будет зарыт в землю. Он как в воду глядел: я встретила Сережу, влюбилась на всю жизнь и ... Иногда чего-то там пописываю, чтобы порадовать близких необычным поздравлением, но стихами ведь это не назовешь, так себе вирши какие-то.
Надо сказать, что в нашей школе учителей-мужчин было почти столько же, сколько и женщин. Видимо, Джеймс постарался привлечь самых интересных и необычных людей. Часто вспоминаю нашего историка Василия Ивановича. Это был настоящий былинный богатырь, русский красавец с пшеничными волосами и небесно-голубыми глазами, с орлиным носом и крепким, мужественным подбородком, высокий, мощный, немного прихрамывающий из-за полученного на войне ранения. Думаю, что любой голливудский красавчик, как, впрочем, и наш, советский, киноартист, неизбежно проиграл бы ему, если бы можно было их поставить рядом. Он чем-то отдаленно напоминал героя Сергея Столярова в фильме «Цирк», но был гораздо красивее и мужественнее. Никогда не слышала о его романах в школе (а там сразу все становилось известно), хотя не представляю, как женщины могли противостоять той мощи мужского обаяния, которая исходила от него. Видимо, из духа противоречия, присущего юности, мы задавали провокационные вопросы, невольно расставляя ему идеологические ловушки, отнюдь не безопасные в те времена. К его чести, надо признать, он, будучи умным и тонким человеком, всегда виртуозно и быстро находил выход из любой сложной ситуации, с одной стороны, не давая нам возможности спровоцировать себя, а с другой стороны, всегда находя нестандартный ответ на наш каверзный вопрос. Бывало, правда, что он просто отшучивался, называя нас демагогами, но делал это, не обижая никого. У него было потрясающее чувство юмора, которым он часто пользовался, комментируя текущие политические события. От него никогда не веяло замшелым догматизмом, столь характерным для многих преподавателей общественных наук тех лет.
Еще у нас была замечательная химичка, Сара Григорьевна, которая для всех девчонок нашей школы воистину была второй мамой. Казалось, что в ее химическом кабинете всегда светило солнце - и в пасмурную погоду, и когда на улице уже смеркалось. Она была глубоко несчастна, безуспешно пытаясь родить ребенка, но каждый раз не могла его выносить. У нее был хороший и любящий муж, который тоже все время надеялся на чудо. Как все-таки несправедлива жизнь! Именно этой милой, заботливой, тонкой и любящей детей женщине не было суждено испытать радость материнства. Можно только сожалеть о том, что не родились у нее дети, которые, имея такую мать, конечно, были бы бесконечно любимыми и счастливыми. Невезение не озлобило и не ожесточило ее: никогда она не повышала голоса ни на кого, даже, если ученик вел себя недостойно, не угрожала наказанием и не занижала оценки. Насколько помню, двойки она вообще не ставила, а поручала нерадивому ученику подготовиться и ответить на следующем уроке, всегда радовалась, если кто-то проявлял интерес к ее предмету. И в химическом классе, и в ее небольшой лаборантской комнатушке, расположенной по-соседству, всегда было полно народу. Если у кого-то болела голова или живот - за таблеткой и утешением спешили именно к ней, а не к медсестре. Если вдруг неожиданно требовались средства гигиены, девочки знали: у Сары Григорьевны припасено все необходимое для них. Мы открывали ей свои разбитые сердца, зная, что она всегда найдет нужные слова, чтобы утолить наши печали. Искренность, доброта и готовность помочь любому - все эти благородные качества были присущи ей. Интересно, можно ли встретить такого человека в наши дни?
Еще одной яркой личностью в нашей школе был учитель физики Михаил Семенович. Он был одессит не по происхождению, а по своей природе. Он и внешне немного напоминал Жванецкого ( о котором тогда никто и не слыхивал); полноватый, лысоватый, невысокий, с очень живыми, умными глазами, с обаятельной улыбкой и остроумными, иногда довольно саркастическими, комментариями по любому поводу. Он вообще был очень артистичен и знал кучу всяких историй, шуток и прибауток, которыми охотно с нами делился. До него физику у нас вела какая-то толстая неопрятная тетка, но, к счастью, это длилось недолго, так что отвращения к предмету мы еще не начали испытывать, а тут вдруг вспыхнула яркая звезда нашего Михаила Семеновича. Наверное, нелегко было преподавать физику в английской школе, где основное внимание уделялось гуманитарным предметам,и дети были перегружены специальными курсами, однако, ему удалось увлечь значительную часть учеников своей наукой, так что были среди нас и победители соответствующих районных и городских олимпиад, а несколько выпускников благополучно сдали вступительные экзамены по физике и поступили в профильные вузы. Среди моих одноклассников есть и кандидаты физмат наук. Михаил Семенович был очень скромен, трудолюбив, все время чем-то занят у себя в кабинете: то готовил оборудование к лабораторной работе, то настраивал какие-то приборы, одновременно беседуя с добровольцами, всегда готовыми ему помочь. Мне он давал книжки со сложными, «олимпиадными», задачам, которые я с удовольствием решала, чем несказанно его удивляла, ведь все считали меня «гордостью школы» по английскому языку, который я тоже очень любила, но я хотела, чтобы именно физика стала моей профессией. Так что благодаря брошенным его щедрой рукой семенам, в моей душе поднялись всходы, которые и определили всю мою дальнейшую жизнь, за что я ему бесконечно благодарна.
Еще вспоминаю нашу учительницу домоводства, которая терпеливо и доброжелательно воспитывала из легкомысленных девчонок будущих домашних хозяек, умеющих и обед вкусный приготовить, и платье новое сшить.
Был у нас молодой и, действительно, спортивный учитель физкультуры, который не напрягал нас сдачей норм ГТО, а учил играть в различные игры, мне больше всего нравился баскетбол. Недавно наткнулась в Интернете, совершенно случайно, на информацию о нем: оказывается, он сделал прекрасную карьеру сначала на педагогической ниве, а затем долгие годы возглавлял областной комитет профсоюзов. Читала о его достижениях и радовалась: не все крутые начальники идиоты и хамы, раз среди них встречаются такие, как мой бывший учитель физкультуры, о котором я так тепло вспоминаю всю свою жизнь.
Довольно забавно проходили у нас уроки в столярной мастерской: наш учитель-студент предлагал нам смастерить что-нибудь полезное для домашнего хозяйства, мы с энтузиазмом за это брались и получали удовольствия как от процесса, так и от результата своей работы.
В общем, даже обычные предметы в нашей школе преподавались творческими людьми и поэтому были интересными для нас. Курс спец. наук, связанных с профилем школы, заслуживает отдельной главы.
Продолжение: https://junetiger.livejournal.com/1149092.html?newpost
.