моя Германия
Больше 65 лет назад недалеко от Осло умер мужчина. Он вместе с другими пленными попал в Норвегию из Восточной Европы. Много дней набитый людьми корабль болтало в море, трое суток их не кормили, а потом вдруг дали хлеб и воду. Говорят, что смерть была мгновенной - он проглотил корку целиком, вызвав сильнейший спазм.
Иногда я думаю, что было бы, если бы он раскрошил тот хлеб и съел его маленькими кусочками. Моя жизнь была бы совсем другой. Тот мужчина был моим прадедом.
Много лет спустя я приехала в Стокгольм. Был ноябрь - ветреный и холодный, такой, каким он всегда бывает в Скандинавии. Я шла вдоль моря,в руках у меня был обычный пластиковый пакет с двумя горстями обычной земли с Украины - там жил мой прадед до войны. Я остановилась в городской ратуши, села на ступеньки и высыпала землю в воду. Потом я еще долго сидела на этом месте, смотрела на город и плакала сама не зная отчего.
Через два месяца после этого я переехала в Берлин.
Моя жизнь в Германии никогда не была легкой. Она была какой угодно - веселой, занятой, задумчивой, но легкой - никогда. Начиная с самых первых дней, когда я впервые приехала Мюнхен, я чувствовала что-то, чему никогда не находила слов.
А потом был Берлин. Я приехала туда на 4 месяца, и это был, пожалуй, самый тяжелый период за все время моей жизни в Европе. Я проводила много времени в библиотеках, архивах и музеях - читала и слушала свидетельства нацистов на Нюрнбергском процессе, перебирала фотографии довоенного Берлина и снова возвращалась к чтению.
Вечерами мы с Алексом бродили вдоль уцелевшей части Берлинской стены и он рассказывал мне о том, как организовывались первые побеги из Восточного Берлина в Западный, мы ходили на старое еврейское кладбище, а потом отогревались чаем в какой-то из кофеен. Почему-то мне хотелось снова и снова приходить на это место. Если пройти пару шагов от кладбища, то можно оказаться прямо напротив двух старинных домов. Они абсолютно одинаковы, только один блестит свежевыкрашенным фасадом, а второй изрешечен следами от пуль.
За несколько лет до этого где-то в Праге мне попалась на глаза книга - воспоминание. В ней были собраны детские истории известных немецких писателей, переживших Стену. Я сейчас почти ничего не помню, кроме одного эпизода. Ребенок рассказывал о том, что с наступлением вечера жители Западного Берлина ставили свечи в окнах. Они верили, что их тепло согревает тех, кто по ту сторону стены. Кажется, я уже писала об этом.
Как-то в начале апреля я зашла в кофейню в одном из самых красивых буржуазных районов города. У стойки стоял немолодой уже человек. Он отрезал мне кусок торта и налил чай. В кафе никого кроме меня не было, мы разговорились. Ему было 67 лет, его звали Штефан, он прожил в Берлине всю свою жизнь. Когда я спросила его про свечи, он ответил, что, да, его родители всегда оставляли свечу зажженной.
Парой дней позже мы с Кристианом ходили на экскурсию в Рейхстаг. Мы стояли напротив стены, исписанной русскими солдатами в мае сорок пятого. Рейхстаг, конечно, был встроен заново после войны, но оригинальную часть стены сохранили и теперь показывают многочисленным туристам, приезжающим со всех концов мира. Где-то высоко под потолком можно было различить слова «Это вам за Ленинград». Меня, как единственного русскоговорящего человека в группе, попросили перевести что там написано. Я начала говорить и осеклась: в горле стоял ком. Кристиан обнял меня за плечи и спросил:
-Почему ты плачешь? Тебе стыдно за твою страну?
Тогда я поняла, какая огромная пропасть лежит меду нами - людьми, рожденными в разное время и в разных странах.
Стена. Между мной и немцами всегда была стена. Я чувствовала это особенно отчетливо в Гамбурге, где напротив почти каждого дома вбиты в асфальт таблички с именами. Кроме имени на них стоит дата и название лагеря. Чаще всего "Аушвиц". Такие таблички мне приходилось видеть во всех немецких городах, но почему-то в Гамбурге их было больше всего.
Однажды мы ехали с Рен в трамвае и болтали, смеялись. Это было в начале мая, я уже собиралась уезжать из Берлина. К нам подошла группа пьяных подростков. Самый смелый из них приблизился и сказал: "Вы в Германии, говорите по-немецки". Мне захотелось уехать сейчас же, немедленно, на этом же самом трамвае. Уехать и никогда не возвращаться.
Но я не уехала. В день 9 мая мы ходили в Трептов парк - лежали на траве, болтали по-русски, смотрели представление, организованное немецкой общественной организацией, ели пельмени и кашу из полевой кухни.
1 июня я села в автобус и уехала в Швецию. Мне было некуда возвращаться, но это был один из самых счастливых дней. Когда мы пересекли границу с Данией, я спокойно выдохнула. Все.
А потом я попала в Бонн, и все изменилось. В который раз в моей жизни, я могу сказать "изменилось все". В один из дней мы гуляли с Петером поздно ночью по городу и остановились на главной площади у собора. Это один из самых красивых готических соборов, который мне доводилось видеть. И он вдруг неожиданно сказал:
-Знаешь, мне всегда хотелось жить в городе, в котором на главной площади стоял бы огромный храм
Я ответила, что он ведь и так живет в Бонне с самого рождения. Зачем мечтать о том, что уже есть. И он сказал
-Да, я всегда этого очень хотел.
Не знаю почему, но эти слова поразили меня так глубоко. В них столько любви и уважения к своему месту - к тому городу, где он родился и вырос, к своей истории. Даже если она вот такая. Я проводила его до вокзала, шла домой, а у меня в голове все крутились его слова.
Перед самым моим отъездом мы встречались с Робертом в Кельне. Я рассказывала ему о том как жила в Берлине, о моей поездке в Веймар и о многом другом. Он долго молчал, а потом вдруг ответил:
-Тебе, наверное, будет интересно узнать, что мой отец служил в СС.
Но мне было неинтересно. Я уже бросила свои две горсти земли в Германии, точно так же как сделала это тогда в Стокгольме. Я уезжала из страны с чувством огромной благодарности.
Мне кажется, это видно в фотографиях. Это Кельн. Это моя Германия.
Еще о Германии
Яблоко для привидений
Два месяца в Бонне
Короткое путешествие в Росток
Мой выбор. Берлин.
Мокрая Бавария
Велосипедом по Романтической дороге
Старичок с maria-eck-platz
Иногда я думаю, что было бы, если бы он раскрошил тот хлеб и съел его маленькими кусочками. Моя жизнь была бы совсем другой. Тот мужчина был моим прадедом.
Много лет спустя я приехала в Стокгольм. Был ноябрь - ветреный и холодный, такой, каким он всегда бывает в Скандинавии. Я шла вдоль моря,в руках у меня был обычный пластиковый пакет с двумя горстями обычной земли с Украины - там жил мой прадед до войны. Я остановилась в городской ратуши, села на ступеньки и высыпала землю в воду. Потом я еще долго сидела на этом месте, смотрела на город и плакала сама не зная отчего.
Через два месяца после этого я переехала в Берлин.
Моя жизнь в Германии никогда не была легкой. Она была какой угодно - веселой, занятой, задумчивой, но легкой - никогда. Начиная с самых первых дней, когда я впервые приехала Мюнхен, я чувствовала что-то, чему никогда не находила слов.
А потом был Берлин. Я приехала туда на 4 месяца, и это был, пожалуй, самый тяжелый период за все время моей жизни в Европе. Я проводила много времени в библиотеках, архивах и музеях - читала и слушала свидетельства нацистов на Нюрнбергском процессе, перебирала фотографии довоенного Берлина и снова возвращалась к чтению.
Вечерами мы с Алексом бродили вдоль уцелевшей части Берлинской стены и он рассказывал мне о том, как организовывались первые побеги из Восточного Берлина в Западный, мы ходили на старое еврейское кладбище, а потом отогревались чаем в какой-то из кофеен. Почему-то мне хотелось снова и снова приходить на это место. Если пройти пару шагов от кладбища, то можно оказаться прямо напротив двух старинных домов. Они абсолютно одинаковы, только один блестит свежевыкрашенным фасадом, а второй изрешечен следами от пуль.
За несколько лет до этого где-то в Праге мне попалась на глаза книга - воспоминание. В ней были собраны детские истории известных немецких писателей, переживших Стену. Я сейчас почти ничего не помню, кроме одного эпизода. Ребенок рассказывал о том, что с наступлением вечера жители Западного Берлина ставили свечи в окнах. Они верили, что их тепло согревает тех, кто по ту сторону стены. Кажется, я уже писала об этом.
Как-то в начале апреля я зашла в кофейню в одном из самых красивых буржуазных районов города. У стойки стоял немолодой уже человек. Он отрезал мне кусок торта и налил чай. В кафе никого кроме меня не было, мы разговорились. Ему было 67 лет, его звали Штефан, он прожил в Берлине всю свою жизнь. Когда я спросила его про свечи, он ответил, что, да, его родители всегда оставляли свечу зажженной.
Парой дней позже мы с Кристианом ходили на экскурсию в Рейхстаг. Мы стояли напротив стены, исписанной русскими солдатами в мае сорок пятого. Рейхстаг, конечно, был встроен заново после войны, но оригинальную часть стены сохранили и теперь показывают многочисленным туристам, приезжающим со всех концов мира. Где-то высоко под потолком можно было различить слова «Это вам за Ленинград». Меня, как единственного русскоговорящего человека в группе, попросили перевести что там написано. Я начала говорить и осеклась: в горле стоял ком. Кристиан обнял меня за плечи и спросил:
-Почему ты плачешь? Тебе стыдно за твою страну?
Тогда я поняла, какая огромная пропасть лежит меду нами - людьми, рожденными в разное время и в разных странах.
Стена. Между мной и немцами всегда была стена. Я чувствовала это особенно отчетливо в Гамбурге, где напротив почти каждого дома вбиты в асфальт таблички с именами. Кроме имени на них стоит дата и название лагеря. Чаще всего "Аушвиц". Такие таблички мне приходилось видеть во всех немецких городах, но почему-то в Гамбурге их было больше всего.
Однажды мы ехали с Рен в трамвае и болтали, смеялись. Это было в начале мая, я уже собиралась уезжать из Берлина. К нам подошла группа пьяных подростков. Самый смелый из них приблизился и сказал: "Вы в Германии, говорите по-немецки". Мне захотелось уехать сейчас же, немедленно, на этом же самом трамвае. Уехать и никогда не возвращаться.
Но я не уехала. В день 9 мая мы ходили в Трептов парк - лежали на траве, болтали по-русски, смотрели представление, организованное немецкой общественной организацией, ели пельмени и кашу из полевой кухни.
1 июня я села в автобус и уехала в Швецию. Мне было некуда возвращаться, но это был один из самых счастливых дней. Когда мы пересекли границу с Данией, я спокойно выдохнула. Все.
А потом я попала в Бонн, и все изменилось. В который раз в моей жизни, я могу сказать "изменилось все". В один из дней мы гуляли с Петером поздно ночью по городу и остановились на главной площади у собора. Это один из самых красивых готических соборов, который мне доводилось видеть. И он вдруг неожиданно сказал:
-Знаешь, мне всегда хотелось жить в городе, в котором на главной площади стоял бы огромный храм
Я ответила, что он ведь и так живет в Бонне с самого рождения. Зачем мечтать о том, что уже есть. И он сказал
-Да, я всегда этого очень хотел.
Не знаю почему, но эти слова поразили меня так глубоко. В них столько любви и уважения к своему месту - к тому городу, где он родился и вырос, к своей истории. Даже если она вот такая. Я проводила его до вокзала, шла домой, а у меня в голове все крутились его слова.
Перед самым моим отъездом мы встречались с Робертом в Кельне. Я рассказывала ему о том как жила в Берлине, о моей поездке в Веймар и о многом другом. Он долго молчал, а потом вдруг ответил:
-Тебе, наверное, будет интересно узнать, что мой отец служил в СС.
Но мне было неинтересно. Я уже бросила свои две горсти земли в Германии, точно так же как сделала это тогда в Стокгольме. Я уезжала из страны с чувством огромной благодарности.
Мне кажется, это видно в фотографиях. Это Кельн. Это моя Германия.
Еще о Германии
Яблоко для привидений
Два месяца в Бонне
Короткое путешествие в Росток
Мой выбор. Берлин.
Мокрая Бавария
Велосипедом по Романтической дороге
Старичок с maria-eck-platz