Минотавр почти не сопротивлялся
"Перед ликом скуки даже боги слагают свои знамена", писил Фридрих Ницше, смысл этой фраза до последнего времени оставался для меня не совсем ясным. Скука, экзистенциальная пустота, конечно, вещь страшная, но не настолько чтобы даже божества оказались поверженными. Вообще, что такое скука? Отсутствие воли к жизни или нечто большее, как бы разрушающее эту жизнь изнутри. Эрозия смысла, который утрачиваясь начинает сворачивать материю к её первоначальному состоянию? Недавно, размышляя над скандинавской космологией, я вдруг осознал почему с неизбежностью условно олимпийские боги живущие на кроне мирового древа уступают под натиском титатов-ётунов, в последней космогогонической битве. Мне представляется, что олимпийцы деградируя до определенного момента, как положено в концепции Золотого века, закостеневают настолько под действие этой самой скуки, что сам Верхний мир проваливается в Тартар и потревоженным титанам ничего не остается делать, как занять освободившееся место. И тут помешать им может только наиболее "нескучный" бог, каковым увикингов являлся Локи, шутник и трикстер, самый юный из богов, почти изгой, который ценой собственной жертвы спасает мироздание.
Если воспринимать миф так как его понимал великий культуролог Алексей Лосев, а именно, не как вымысел, а как некоторую супер-реальность, то нечто подобное из описанного выше вполне применимо и к человеческому обществу. Так, в 1917 г. после неудачного дворцового переворота вся социальная реальность российской империи рухнула, собирать заново универсум пришлось маргиналам и изгоям большевикам, как наиболее живой и нескучной социальной общности существовавшей в России на тот момент. Но и большевиками скука сыграла злую шутку. Не сумев найти ответ на вызов скуки и разрешить это противоречии большевики вполне в соответствии с законами диалектики переродились в нечто противоположное своей первоначальной сущности донельзя скучное. Герою рассказа Борхеса "Рагнарек" во сне являются такие же изуродованные временем олимпийцы: "Началось с подозрения (видимо, преувеличенного), что Боги не умеют говорить. Столетия дикой и кочевой жизни истребили в них все человеческое; исламский полумесяц и римский крест не знали снисхождения гонимым. Скошенные лбы, желтизна зубов, жидкие усы мулатов или китайцев и вывороченные губы животных говорили об оскудении олимпийской породы. Их одежда не вязалась со скромной и честной бедностью и наводила на мысль о мрачном шике игорных домов и борделей Бахо. Петлица кровоточила гвоздикой, под облегающим пиджаком угадывалась рукоять ножа. И тут мы поняли, что идет их последняя карта, что они хитры, слепы и жестоки, как матерые звери в облаве, и -- дай мы волю страху или состраданию -- они нас уничтожат. И тогда мы выхватили по увесистому револьверу (откуда-то во сне взялись револьверы) и с наслаждением пристрелили Богов." СССР больше нет старых богов действительно пристрелии, запустив машину Перестройки. Потенциального субъекта, который мог бы ответить на вызов перерождения, тоже не было. Наступившее после этого безвременье, сначала питаясь высвободившейся энергией разрушения, заложило свой универсум опять же на фундаменте скуки, которая неминуемо его погубит. Даже в 60-е годы, предчувствуя катастрофу А.Городницкий, включает песню "Атланты" следующие строки: "Они стоят, ребята, точеные тела, поставлены когда-то, а смена не пришла". Советский проект оказался неспособным произвести пресловутую "смену" в виде новых борцов-творцов, которые вряд ли бы выжили в наползающем вакууме потребительской скуки. В результате советский потребитель, у которого материальное стало идельных практически без боя сдал все достижения социализма. "Знаешь, Ариадна, Минотавр почти не сопротивлялся", говорит вышедеший из Лабиринта Тесей, в рассказе Борхеса. Сына царя Миноса, также мучила скука и он ждал всего избавителя, потому и не сопротивлялся.