Про изобретателей в СССР

Nov 01, 2024 00:24

Не так давно среди непуганых идиотов обсуждался вопрос: "Почему настоящий прогресс лучше при социализме, нежели при капитализме?"
Разница видна невооруженным глазом в авторском праве и изобретениях

"(В СССР ) изобретателю теперь разрешалось только называть изобретение своей фамилией. Он терял право самостоятельно разрабатывать и использовать то, что он сам придумал. Всё, что изобретал человек, автоматически отчуждалось...

Литература:
Тим Скоренко. Изобретено в СССР: История изобретательской мысли с 1917 по 1991 год. Изобретено в России: История русской изобретательской мысли от Петра I до Николая II
Лорен Грэхэм Сможет ли Россия конкурировать? История инноваций в царской, советской и современной России

"...Авторское право Когда произошла Февральская революция, в России действовало «Положение о привилегиях на изобретения и усовершенствования», принятое 20 мая 1896 года, - вполне разумный документ, в котором оговаривались правила рассмотрения заявок на изобретения, сроки выдачи привилегий (патентов), принципы передачи или продажи прав, а также наказания за различные нарушения.

Формально это положение действовало до 30 июля 1919 года, когда был издан декрет Совета народных комиссаров РСФСР «Об изобретениях», отменявший «все законы и положения о привилегиях на изобретения, изданные до опубликования сего декрета». Но де-факто положением пользовались вплоть до 1924 года, когда появился первый полноценный советский закон об авторском праве.

Дело в том, что декрет 1919 года был слишком куцым и не мог полностью заменить более обстоятельный дореволюционный документ. По сути, декрет даже не устанавливал порядок регистрации изобретений - эту задачу по-прежнему решало положение. Единственной целью декрета было узаконивание воровства и пренебрежительного отношения к авторскому праву. Всё то, к чему российские законодатели долго и мучительно шли в течение многих лет и хоть на два века позже англичан, но всё-таки пришли, было уничтожено одним росчерком ленинского пера.

Первый пункт декрета гласил: 1. Всякое изобретение, признанное полезным Комитетом по делам изобретений, может быть, по постановлению президиума Высшего совета народного хозяйства, объявлено достоянием Р. С. Ф. С. Р.

Далее шли пункты, расшифровывающие и дополняющие первый: 2. Объявленные достоянием Р. С. Ф. С. Р. изобретения (за исключением секретных), по опубликовании об этом, поступают в общее пользование всех граждан и учреждений на особых условиях, в каждом отдельном случае оговоренных. Изобретения, объявленные достоянием государства, относящиеся к государственной обороне или особо важные для России и признанные поэтому соответственным Народным комиссариатом особо секретными, не подлежат патентованию за границей, передаче третьим лицам или вообще разглашению. Виновные в нарушении сего подлежат преследованию по закону.

3. Изобретения, признанные полезными, объявляются достоянием Р. С. Ф. С. Р. или по соглашению с изобретателем, или, в случае несостоявшегося соглашения, принудительно за особое вознаграждение, не подлежащее налоговому обложению.

4. Авторское право на изобретение сохраняется за изобретателем и удостоверяется авторским свидетельством, выдаваемым изобретателю Комитетом по делам изобретений.

Иначе говоря, изобретателю теперь разрешалось только называть изобретение своей фамилией. Он терял право самостоятельно разрабатывать и использовать то, что он сам придумал. Всё, что изобретал человек, автоматически отчуждалось.

Хотя этот декрет был предварительным и крайне примитивным, он заложил основы всего советского «авторского права», если это можно так назвать. Отныне и впредь советские изобретатели чаще всего получали за работу, порой многолетнюю, приносившую в бюджет страны миллионы, скромное однократное вознаграждение в виде премии. Или вообще ничего не получали. Стоит ли объяснять причины хронической «утечки мозгов» и вообще низкой изобретательской активности в СССР по сравнению с США и европейскими государствами?

...«Постановление о патентах на изобретения», принятое 12 сентября 1924 года и введённое в действие тремя днями позже. Оно отменило абсолютно все документы, выданные аналогичными органами, в том числе зарубежными. Теперь приоритет изобретения в СССР можно было обозначить, только получив советский патент. Впрочем, и выданные до постановления патенты и привилегии разрешалось восстанавливать - для этого надо было подать заявление.

Текст постановления списали с прежнего положения. По сравнению с декретом 1919 года это был вполне нормальный патентный закон, строго оговаривающий и понятие «изобретение», и понятие «новшество», и правила подачи ходатайства в Комитет по делам изобретений. Выдавался патент на 15 лет с возможностью продления на 5 лет. В целом закон соответствовал международным нормам за уже упомянутым исключением: в документе был предусмотрен механизм насильственного отчуждения государством авторского права на любое изобретение, которое государство сочтёт достаточно важным и которое изобретатель откажется отдать сам.

В 1931 году вышло новое, усовершенствованное постановление. Оно выделяло группу «дополнительных изобретений», являвшихся усовершенствованиями уже существующих конструкций. Было там и ещё несколько технических изменений относительно 1924 года.

Кроме того, постановление 1931 года определяло вознаграждение изобретателя. В соответствии с основным пунктом, вознаграждение выплачивалось «по соглашению». То есть, по сути, на усмотрение предприятия, где внедрялось изобретение, - сколько дадут, столько и достаточно. Также предусматривалась выплата от 2 до 20 % к годовой экономии, полученной в результате внедрения, - если изобретение вело к экономии. Но по сравнению с возможностями, которые имел изобретатель за границей, всё это были жалкие крохи.

Далее последовали три дополнения к закону - в 1941, 1959 и 1973 годах. ...как закон был более или менее адекватный. Проблема заключалась в другом.

Куда податься изобретателю? Проблема заключалась в том, что в СССР отсутствовало частное предпринимательство как таковое. Собственно, вообще никакие частные инициативы не поощрялись, советская идеология не одобряла индивидуализма.

И в таких условиях изобретателю, который что-то придумал и даже получил патент, было некуда пойти. Вообще. Перспектива использования его патента государственным предприятием казалась более чем сомнительной: любое внедрение должно было сперва понравиться нескольким начальникам разного уровня, а затем получить одобрение ряда государственных комиссий. А другого пути просто не существовало.

Давайте рассмотрим гипотетическую ситуацию: некий человек, скажем инженер-испытатель автомобильных глушителей, в 1972 году изобретает новый студийный микрофон для звукозаписи.

Что он будет делать в США? У него есть два основных пути: попытаться найти инвестора, организовать рекламу и начать самостоятельное производство - или пойти в компанию, выпускающую звукозаписывающее оборудование, и предложить устройство ей. И инвестором, и компанией-производителем может быть также звукозаписывающая студия. В 1972 году в США насчитывалось пять лейблов-гигантов (Music Publishers Holding Company, EMI, Columbia-CBS Records, Decca Records и GPG), а также несколько сотен мелких студий, которые вряд ли стоило расценивать как инвесторов.

То есть американский изобретатель мог предложить свою разработку нескольким десяткам, если не сотням компаний - и это только в США! А ведь он ещё имел полное право поехать в Японию, Францию или Германию и свою идею реализовать там! Кроме того, он мог взять ссуду в банке, изготовить пробную партию устройств и начать собственное дело - так поступают многие изобретатели.

Что же стал бы делать такой же изобретатель в СССР? Он инженер, работающий в автомобильной промышленности, и потому идти к начальству ему бесполезно (тем, кто делал изобретение в сфере, связанной с непосредственным местом работы, было проще: они могли «продавить» внедрение на своём предприятии). Так что нашему изобретателю оставалось обратиться или в единственную (!) советскую звукозаписывающую фирму «Мелодия», или на один из трёх заводов, производящих микрофоны (в тульскую «Октаву», ленинградское ЛОМО или его подразделение «Кинап» либо же на витебский завод радиодеталей «Монолит»). С количеством заводов я мог и ошибиться, но неважно, три их было на самом деле или пять.

Не стоит также забывать, что американцу, обратившемуся в Shure, а потом в Unidyne, пришлось бы разговаривать с совершенно разными, никак не связанными между собой людьми. Более того, в США компании конкурировали друг с другом, и потому, если изобретение чего-то да стоило, одна из них обязательно заинтересовалась бы, можно ли с его помощью обойти конкурентов и получить, скажем, более чистый звук или оригинальные эффекты. Конкуренция - главнейший двигатель рынка и прогресса.

В СССР всё обстояло иначе. Производители микрофонов не конкурировали между собой, мало того, в стране практиковалась переброска документации с одного предприятия на другое. Совершенно не обязательно завод, где было сделано изобретение, впоследствии выпускал этот предмет серийно - часто производство передавали другому предприятию, а перед разработчиком ставили новое задание. Кроме того, человек, рассматривавший изобретение, не имел никаких выгод от его принятия: он не владел заводом, не получал прибыли (вся прибыль шла государству), он просто делал своё дело за зарплату. Зачем ему было внедрять что-то новое? Потому в отсутствие рыночных условий разработки в СССР порой длились годами.

Но даже если изобретение всё-таки вызывало интерес у какого-то функционера или главного инженера, это ещё ничего не значило. «Стране не нужны новые микрофоны, стране нужны танки», - мог сказать чиновник, не имеющий никакого отношения ни к музыке, ни к звукозаписи, но почему-то посаженный визировать поступающие снизу документы. И на этом история нашего изобретателя завершилась бы. Ему оставалось бы только положить свой микрофон на полочку и любоваться им следующие 20 лет. А потом, глядишь, какой-нибудь американец или француз придумает ровно такой же микрофон, найдёт инвестора в лице Shure или RCA и перевернёт мир звукозаписи.

Понятно, что и в этой замкнутой системе были лазейки. Внедрить ряд своих изобретений Виталию Абалакову, знаменитому альпинисту, помогло то, что он работал по профилю - в ЦНИИ физической культуры конструктором спортивного инвентаря. Но даже его основные изобретения остались невостребованными, делались кустарно, а на Западе позже были переизобретены заново. Кто-то имел знакомства в управленческой верхушке, кто-то знал лично руководителя того или иного предприятия - успеха в СССР можно было достигнуть в первую очередь через кумовство.

Но успеха ли? После внедрения и начала производства американский изобретатель регулярно получал прибыль. Это мог быть доход от собственной компании-производителя или авторские отчисления от каждого проданного экземпляра, сделанного другой компанией. В течение ограниченного времени, пока действовал патент, американский изобретатель собирал сливки.

Советский изобретатель в лучшем случае получал однократную премию-вознаграждение - и всё. И ещё упоминание на Доске почёта. Премия могла быть крошечной - в размере зарплаты, например, за изобретение, которое принесло миллионы рублей прибыли или экономии.

То есть изобретатели в Советском Союзе, по сути, были абсолютно бесправны. Что мне до имени в авторском свидетельстве, если я живу в коммуналке и не имею никакого законодательного права улучшить жилищные условия? Если я не могу купить на эти деньги машину, потому что очереди на покупку ждать ещё 10 лет? Зачем вообще что-то изобретать?
***
Поэтому с частным изобретательством в тех направлениях, где не было острой промышленной необходимости, в СССР дело обстояло не просто плохо, а исключительно плохо. Известны несколько неубедительных историй успеха, но они теряются на фоне десятков тысяч таковых историй за рубежом.
Впрочем, изобретательство в Советском Союзе всё-таки развивалось - правда, иначе, нежели на Западе.

Средства в СССР распределяло только государство. Сложный и неповоротливый госаппарат определял, что будет финансироваться в первую очередь, что во вторую и т. д.

Первостепенную важность имели, конечно, оборонная промышленность и космос. Первая - потому что мы всё время находились на грани войны, вторая - потому что надо было показывать миру достижения советской науки, а космическая индустрия для этого подходила как нельзя лучше. Неплохо финансировались также фундаментальная наука (точнее, те её отрасли, которые имели значение для оборонки) и тяжёлая промышленность, в том числе «стройки века». Особо приветствовались инновации в области добычи полезных ископаемых, поскольку они были основным предметом экспорта в СССР (да и в современной России остаются таковым).

Инженеры, работавшие в этих отраслях, имели много шансов изобрести и внедрить что-то новое. В космической индустрии рассматривались вообще все инновации и усовершенствования, даже безумные. Кроме того, регулярно поступали партзадания, требующие изобрести, спроектировать и сконструировать что-то конкретное, и их приходилось выполнять.

А вот всё, чего касался обычный человек в повседневной жизни, финансировалось по остаточному принципу. В стране было плохо с одеждой, обувью, питанием, бытовой техникой и т. д. - подробнее я расскажу об этом в разделе «Жизнь простого человека». Так что в СССР возник чёткий перекос изобретательской мысли. Мы отправили Гагарина в космос, но до 1969 года не производили даже туалетной бумаги.

Иначе говоря, направления изобретательской деятельности в Советском Союзе задавались сверху. Нельзя сказать, что за шаг влево или вправо полагался расстрел (хотя в годы репрессий случалось и такое... ), просто изобретателю некуда было шагать. Он двигался вперёд по узкому коридору и в пределах этого коридора имел относительную свободу - но и только.

В таких условиях русская изобретательская мысль развивалась специфическим образом, однако она всё-таки развивалась. В любой стране с достаточным уровнем образования и вообще интеллектуальной культуры люди не могут ходить строем и выполнять типовые действия. Им нужно двигаться, развиваться - и изобретать."

Примеры из жизни
Альтшуллер Генрих Саулович. Работал над созданием ТРИЗ - теории решения изобретательских задач, оформленной в методологию
https://www.altshuller.ru/interview/interview1.asp

Вы были репрессированы при Сталине. Вам не покажется циничным вопрос: "Помогала ли ТРИЗ там?" Лефортовская тюрьма. "Камера метров двадцать квадратных. Спать днем нельзя, лежать днем нельзя. Ну, вот и сидишь, ждешь вечера, а вечером все повторяется: в 10 часов отбой, пол-одиннадцатого - на допрос, и все - снова… Первую ночь я выдержал легко. Вторую ночь было потруднее, но выдержал. А когда вернулся в камеру, то поделился сомнениями со своим сокамерником, что я вряд ли выдержу еще больше, чем две ночи. Он сказал, что надо продержаться хотя бы четыре дня, потом будет выходной. Следователи берегут свое здоровье, в выходной допроса не будет.

Тут я почувствовал, что не смогу продержаться. Возникла изобретательская ситуация. Надо спать и не спать. Я должен спать, потому что это мне нужно; я должен не спать, потому что это нужно охране. В одно и то же время я должен находиться в двух состояниях. Задача трудная, скорее, можно сказать, неразрешимая. Но что такое спать? Спать - это значит сидеть. Максимум, что мне разрешено, - это сидеть с открытыми глазами. А спать - то, что мне нужно, - это сидеть с закрытыми глазами. Глаза должны быть закрыты и открыты одновременно. Простые решения типа "один глаз открыт - другой закрыт" не проходят, я даже не экспериментировал. Но когда я сформулировал противоречие, дальше подействовала все-таки оставшаяся натренированность с дотюремных времен.

Задача, на самом деле, нетрудная. Глаза должны быть открыты для дежурных, которые периодически смотрят в "волчок", целый день мотаются. Они должны видеть, что я сижу с открытыми глазами, широко открытыми глазами, чтобы сомнений не было. А мне надо широко закрыть глаза...

...Мы оторвали от коробки папирос "Север" два кусочка бумаги. Обгорелой спичкой нарисовали зрачок. Я сел поудобнее. Мой приятель в момент, когда охрана отошла к соседней камере, плюнул на одну картинку, плюнул на вторую, я зажмурился, и он налепил мне глаза, вот сюда, на веки. И я замер, ожидая.

Да, есть некоторое удобство в неудобных ситуациях. Если бы я изобрел какую-то вещь, мне пришлось бы годами потом доказывать, что она нужна. А тут внедрение сразу, пожалуйста, на себе испытание... И госприемка есть.

Ну вот, я сел на нары, на кровать с деревянной доской, облокотился на свернутое одеяло, подушку. Приятель нацепил на меня глаза и стал ходить по камере. Мы все обдумали заранее. Пункт второй формулы изобретения: с целью большей достоверности со спящим человеком разговаривают. И он стал задавать мне вопросы, говорить. В общем, он имитировал увлеченную беседу, что не противоречило инструкциям: пожалуйста, беседуй хоть 25 лет...

Я прекрасно выспался. Я очень хотел спать и никто мне не мешал.. Выспался шикарно. А ночью меня снова потащили на допрос"
"Потом задач было много. Но, если говорить по-честному, то, пожалуй, вот эта история впервые очень ярко показала мне, что знание ТРИЗ - это сила".
2
"...В девятом классе я сделал многое, не все помню. Сделал, например, пистолет- огнемет. Жизнь заставила. Наших ребят отлупили на танцплощадке.
ИВ: Это когда вы учились в морском училище? ГА: Да, в спецшколе - девятый класс. Ребят отлупили местные ребята, и я решил, что чем-то надо защищаться. Сначала я проектировал пистолет-ракетомет, но это было долго и сложно. Построил пистолет-огнемет. Чистый спирт в шприце и гидрит на кончике шприца, происходит простая реакция, и воспламеняется. Но была грубая ручка, чтобы держать удобно и направлять. Потренировались у Яшки. Буря во дворе. К бельевой веревке на шпагате привязали куски ваты и тренировались. Зрелище было, конечно, страшное: вырывается из иглы сноп огня с шуршанием, летит и зажигает вату.

ИВ: А шприц большой был? ГА: Человеческий, не ветеринарный. Все, что было под рукой, то и использовали. А если конец иглы загнуть вот так, то получался сноп, конус получался. Он не отрывался и не летел, то есть далеко не достигал, но был еще более страшный.

Пошли вечером на танцплощадку с ребятами из спецшколы. Отыграл оркестр, было еще рано - половина десятого. Потух свет, в темноте начали тени подбираться. Страшно было, боялись, что в кармане загорится. Проверить я не мог, потому что все обратили бы внимание. А тут внезапность - тоже фактор.

Ну вот, лунная ночь, тени идут. Я уже начал бояться не того, что не зажжется, этот страх уже куда-то исчез, я начал бояться, что я попаду в человека. Все-таки несоизмеримо: одно дело морду побить, а... Я тщательно нацелился между двумя людьми и нажал. Сноп огня оторвался. Я видимо всадил за один раз весь заряд, прошелестела такая большая бандура - и человеческий крик. Я с ужасом подумал, что попал в человека, не дай бог в глаза. Но они просто испугались. Когда мы пришли в себя, их уже не было, они убежали.
3
История с гидровентиляцией, ставшей оксивентиляцией. появилась мысль, если это проделывать на чистом кислороде, т.е. можно проделать общую вентиляцию. И получение этим явлением своего названия имеет чрезвычайно важное значение для психологии творчества. В одной из книг я нашел, что медики, проводя общую вентиляцию для своих целей, изучая действие чистого кислорода на человека, выявили так называемое состояние акноэ, т.е. задержка дыхания, обусловленная не насыщением организма кислородом, а наоборот, выбыванием при этом углекислоты. А углекислота раздражает дыхательный центр. Человеку хочется дышать не потому, что ему не хватает кислорода, а потому, что в крови повышается процент углекислоты. Дыхание чистым кислородом позволяет вымыть, убрать почти до нуля содержание углекислоты, допустим до 2-3%. И наступает такое состояние, схожее с наркозом: человеку не хочется дышать. Были разные случаи с больными. Больной А, надышавшись чистым кислородом, сидел 9 минут, не дыша, и чуть концы не отдал. Это обнадеживало, я подумал, что больной не имел стимула терпеть, он просто сидел, а я могу и потерпеть немножко.

Правда, как это будет действовать под давлением, мне было непонятно, но думалось, что в лучшую сторону. Короче говоря, я решил начать проверку тогда, когда нашел в медицинских книгах факт акноэ, после вот такой общей вентиляции - до 15 минут, 15 минут с чем-то. А пока я знал, что мировой рекорд составляет - 5 минут 28 секунд сидения под водой, что француз Пуликен, просидев 6 минут 12 секунд, вылез и «дал дуба», то есть досидел до пределов человеческих возможностей.

Да, мировой рекорд на дальность ныряния при капитализме составлял 72 метра. Вот эти данные я переписал и побежал звонить Шапиро на работу.

...перебивая друг друга, мы в двух словах рассказали всю историю. Смогилев сказал, что сейчас проверим. Меня, как водой окатили, я не ожидал такого быстрого решения. Одно дело выдвигать теоретические идеи, а другое... Если бы водолаз проверял, а то испытывать предполагалось мне. Верили больше Шапиро, а испытывали на мне.

...Первое испытание проводилось в кабинете. Смогилев пришел с противогазом. Взяли стул, посадили меня на стул, подогнали противогаз, давили со всей силой - Д.Кабанов в одном месте, а Смогилев - в другом. Замотав рукой, держали шланг.

ИВ: А дали Вам надышаться кислородом? ГА: Дали, естественно. Принесли баллончик от дыхательного прибора, и я, вручную открывая кран, надышался, сколько мог - дышал я очень энергично.

Я надышался, одели на меня противогаз, закрыли так, что через дыхательную трубку не проходила ни одна молекула воздуха. Они острят, типа, ты не дай дуба преждевременно и прочее. А я первое время боялся, как бы невзначай не дыхнуть. Все-таки есть такая старая привычка дышать почаще: выдохнул-вдохнул, выдохнул-вдохнул. Несколько вдохов и выдохов в течение минуты, а тут надо не дышать. Я боялся, чтобы невзначай не получилось. Ну, дыши не дыши... Я потом обалдел, прошло пять минут, 5 минут 30 секунд, 6 минут.

ИВ: Вы смотрели на часы? ГА: Я смотрел на часы, Шапиро смотрел на часы, Кабанов смотрел на часы. Смогилев объявлял громким голосом, - все было прекрасно. Я не в воде, но побил мировой рекорд с первой же попытки. Когда стало 7 минут, я сделал легкое поползновение выползти. Меня напугало акноэ. Теоретически я представлял, что это такое, а практически это страшно. Я знал, что от кислородного голодания обморок наступает внезапно. Я себя хорошо чувствую, но вдруг можно внезапно отключиться. Я понимал, что ничего такого страшного не будет, все кругом свои - поддержат.

Первая попытка блестяще удалась, побили мировой рекорд, только на суше. Смогилев сказал, что теперь нужно попробовать в воде. Может быть, вода действует по-другому. Но Кабанов сказал, - а какая разница.

Разница была, я понял это очень быстро и понял, что мне еще расти и расти до Смогилева, как до организатора и изобретателя. Смогилев начал с того, что вызвал врача. Мои жалкие заверения, что я себя хорошо чувствую и обойдемся без врача, он остановил движением руки. Появился врач, пошли в административный корпус, где была ванная и врач, как я понял по дороге из разговора, нужен был лишь для того, чтобы подписать Акт. Акт - вот что нужно было Смогилеву. То есть не просто проверить, а то никто не поверит. Нужен официальный Акт испытания за подписью врача.

Набрали воды, сунули меня туда головой вниз, без маски на сей раз, дав надышаться. И начали они рассказывать друг другу анекдоты, а я лежал в весьма неудобной позе. Ванна была короткая, ноги высовываются из воды, а еще меня щекочут по ступне и требуют, чтобы я пошевелил пальцами ног, поднял немного правую ногу, левую ногу, дабы просигнализировать, что все в порядке, что я исправно делал, так как иной связи на аварийный случай не было.

За это время может много событий произойти. Слышимость отличная, я хорошо слышу анекдоты и вдобавок появляется каждый раз желание рассмеяться, что было бы связано с дополнительным расходом кислорода. Но я устоял против анекдотов, и семь минут с каким-то количеством секунд (мне важна была цифра семь - просидеть и все) я просидел. Вылез, пошли и составили Акт. Когда я подписал Акт, а Смогилев дал его прочитать спокойно, я увидел название изобретения, которое мы сделали. Изобретение называлось: "Способ выхода из затонувшей подводной лодки".

Главное, он с самого начала определил область применения....Из затонувшей подводной лодки выходят как? Допустим, лодка затонула на небольшой глубине - 40-50 метров, на Балтике частые условия такие. Выйти из подводной лодки можно, уровняв давление, через торпедный аппарат или, открыв люк и впустив забортную воду в отсек, она подожмет воздух и, пожалуйста, - сигай. Но тут две опасности: асфиксия, удушье, если всплывать очень медленно, и кессонная болезнь, - если всплывать очень быстро, т.е. при уравнивании давления много азота растворяется в крови, т.е. падение давления вызывает вспенивание, как шампанское, разрывает легкие, - это кессонная болезнь. А если всплывать медленно, чтобы пузырьки выходили, кровь очищалась, - то задохнешься 10 раз, пока это сделаешь.

Имеется инструкция: выбрасывается под подводную лодку буй, буй на тросе, на тросе узелки. Надо около каждого узелка определенное время продержаться. Если ты в дыхательном аппарате, это возможно, но дыхательных аппаратов всегда не хватает, обычно один дыхательный аппарат на 5-6 человек. ИВ: А почему нельзя всех обеспечить?
ГА:. Дело в том, что если дыхательные приборы не повреждены с самого начала: заряженные, исправные, идеальные - то, пока идет борьба за живучесть подводной лодки, пока спускают воду, открывают люк, пока все это происходит, хорошо, если в одном приборе останется немного кислорода.

В фильме "Добровольцы" хорошо показан этот эпизод. Остается затонувшая подводная лодка с краснофлотцем. Герой отдает ему свой дыхательный прибор, сам он героически гибнет. А вот баллончика кислорода хватило бы на них троих без дыхательного прибора.

Смогилев увидел в этом такую возможность: есть один дыхательный прибор, есть один баллончик, есть кислородная система внутри подводных лодок. Дышишь чистым кислородом, и давление повышается, если человек дышит чистым кислородом, не допуская насыщения крови азотом воздуха. А потом состояние акноэ, они выплывают.

...Акт был подписан, ... Но волнений было очень много. Ну, вот, мы пошли в кассу, получили деньги, деньги некуда было положить, и мы сделали два фунтика из газет.
ИВ: Так много денег? ГА: Девятнадцать тысяч.ИВ: Это за способ выхода из подводной лодки? ГА: Да, девятнадцать тысяч старыми деньгами, в общем, на современные, это совсем немного. ИВ: Ну, около двух тысяч.

ГА: Нет, это старые деньги, до изменения еще масштаба цен. 1900 рублей, в десять раз изменили в 47 году, значит 1900 рублей. А в 1961 году еще раз в десять раз. Так что в общем это немного. Правда цены были низкие в сороковые годы. Ну, вот я помню, велюровая шляпа стояла сто рублей. Исходя из этих предпосылок, можно высчитать, сколько шляп мы получили. Сто девяносто шляп, нет? ИВ: Девятнадцать тысяч? Да, 190 шляп.

ГА: Да, 190 шляп. Мы вышли с этими фунтиками, нагруженные приборами, перекисью водорода...Нам нужно было пешком пройти через весь Ленинград, потому что лезть в трамвай с перекисью водорода мы не решались. Мы вышли в город и заметили, что на улице творится что-то невероятное: паника, суета, беготня, все несут в руках какие-то непонятные вещи. Идет, например, мужчина и несет в руках самовар, потом идут еще какие-то тетки и несут самовары еще поменьше. А там еще меньше. Как слоники. Мы не понимали, что происходит. Подошли к трамвайной остановке и спросили мужчину: «Что случилось?» Он посмотрел на нас и сказал: "Вы что, с луны свалились? Реформа". Стало ясно, почему бухгалтерия заботилась, чтобы мы получили свои деньги еще старыми, чтобы не менять, меньше менять, бухгалтерские соображения. Они спихнули нам старые купюры. Тогда старые купюры действовали в течение десяти дней, наравне с этими, но по цене десять за одну, то есть десять за рубль. Деньги разошлись как-то незаметно.

...У Шапиро возникла мысль написать письмо Сталину. Надо сказать, для него это характерная реакция вообще. Когда он проникался сознанием величия чего-то, ему хотелось быстро внедрить и получить результат, а это можно было получить, написав письмо Сталину, который все знает, все видит, за всех думает, который прикажет и будут условия необходимые и т.д. Я несколько раз отговаривал его, когда дело касалось изобретения, а вот здесь...

...Полковник Железнов. То, что мы рассказывали, записывалось на магнитофон. Это были сороковые годы с первыми магнитофонами. Микрофон от него был выполнен, как зажигалка с проводом, и Железнов все время поправлял его, пододвигая к нам. Любой бы упал, пока сообразил бы, что это такое. Несмотря на то, что все записывалось, что мы говорим, он просил каждый раз отдельно на листике записывать формулы. А комментарии шли на магнитофон. Несмотря на ночь, мы быстро все рассказали.

ИВ: А он понимал химическую сторону этого? ГА: Нет, нет, но он хорошо понимал военно-техническую сторону этого дела. А мы отшлифовали доводы до невозможности за все эти дни. Поэтому очень четко мы повторили основные пункты, подчеркнули, что мы не предлагаем и не предрешаем мнения, просто руководство должно знать. Он сказал, что мы очень правильно подходим к этому делу, вообще мне нравится, как вы рассказываете, как вы смотрите на свое предложение. Он остался доволен и не скрывал этого. Ну что я могу посоветовать, все, что вы мне рассказали, будет передано компетентным товарищам. О результатах мы вас известим. Поезжайте себе в Баку, спокойно работайте, мы вас известим. Смогилев был в восторге от этого, он считал, что это полная победа.

Мы вернулись в Баку и стали ждать. Первая весть была такая. Д.Д.Кабанов сказал, многозначительно глядя на меня и на Шапиро, что, братцы, не пойти ли нам после работы выпить по кружке пива, жарко очень. Мы поняли, что он хочет что-то сказать. Мы вышли на пустырь, где сейчас каток. Там был такой пустырь, выходящий прямо к морю. Пошли туда, сели на камушки. Он сказал, что, вот что, братцы, есть хорошая новость для вас. Позвал меня наш главный МГБист флотилии и просил дать на вас подробную характеристику, рассказать о вас как о людях, как об изобретателях, все, что я знаю. Я дал самую положительную характеристику, - сказал он. Он благожелательно отнесся к характеристике и сказал, что, наверное, их вызовут работать в Москву. Но прошел год. Ожидания были напрасными. Тем более, что я начал понимать, что мы играем с огнем.

..на меня сильное влияние тогда имела идея письма Сталину по ТРИЗ. ..письмо мы отправили в первых числах сорок девятого года, а писали - в конце ноября, в декабре сорок восьмого года, прочитав последний вариант. Размножали, очень долгая работа.

Замысел был все тот же. Есть великая теория, надо доложить начальству, просить условия для ее разработки. Очень естественно для тогдашних условий, для тогдашнего хода мыслей. И мы решили написать письмо Сталину. По началу это мыслилось, ну, короткой акцией, 3-4 странички. Не надо же ему книгу, надо сам принцип описать.

...необходимо доказать то, что нужно решать эти изобретательские задачи в этот период. Ведь только недавно окончилась война, когда вообще было не до изобретений, за редчайшим исключением. Нужно было доказать, что страна нуждается в изобретениях. И письмо получилось примерно на тридцати страницах машинописи, где мы вначале ссылаясь на высказывания самого Сталина, показывали, что Сталин учит, что создание материально-технической базы, мощной базы, непременное условие построения коммунизма в нашей стране. Создание материально-технической базы - это создание новой техники, ну, а техника - это изобретения. Все это было со ссылками на Сталина, Ленина и Мао Цзэ-дуна.

ГА: Описали мы положение с изобретениями в нашей стране, здесь мы допустили две страшные крамолы: первая крамола - это цитирование из газеты "Правды", мы позволили себе процитировать "Правду" в двух местах. Смысл этого куска был не в том, что газета формально подошла к тому вопросу, а просто передрала одними и теми же словами, что так нельзя.

А вторая, главная крамола состояла в том, что мы не публиковали сведения о выдаче изобретений, патентовании изобретений, количества изобретений по годам подряд. Например, в этом году использовалось на 20% больше, чем в прошлом году. В этом году надо на 20% больше, чем в тринадцатом году и так далее. А мы собрали урывками все эти самые сведения и вывели одну кривую, кривая была страшной. Мы выявили громадный провал до нуля почти. Цифры такие вот по памяти: около 10 тысяч изобретений в 1930-31 годах, накануне перехода к новому законодательству. Потом даже рост, а в З7-З8 годах подавалось до 700-800 изобретений, т.е. почти до нуля.

ИВ: На всю страну? ГА: На всю страну. Второй пик был более убийственный, чем во время войны. Мы тщательно прокомментировали это, мы писали, что изобретения - это как вторая производная скорости пути по времени. Очень точный инструмент для определения состояния исследования системы. И страна может еще идти вверх, техника может идти вверх по валовому продукту, но, если изобретения пошли резко вниз, то неизбежно предстоит спад. Второй спад, - это во время войны, хотя он был не такой глубокий, как в 37-38 годах. А третий спад - это 1947-48 годы.

Принцип отправки был такой: если какой-то вопрос рассматривался в письме, то мы в соответствующее министерство и соответствующему начальнику вперед писали. Например, был тезис в письме, что надо обучать студентов хотя бы основам патентоведения, значит мы писали министру высшего образования. Обратные ответы шли медленно.

...мы получили 13-14 ответов до пятидесятого года. Все ответы были по принципу ни "да" ни "нет". То есть да, безусловно, студентам полезно было бы ознакомиться с основами патентного дела, с одной стороны, но, с другой стороны, учебные программы настолько насыщены, настолько уплотнены, что найти время трудно. Конечно, можно было бы изыскать какой-то факультатив, но, с другой стороны, нет учебников, нет преподавателей. И так: с одной стороны, с другой стороны, с одной стороны, с другой стороны. Нужно изучать, нужно думать. Все ждали, что последует сверху. Для опытного человека то, что последует сверху, вероятность, наверное, была одна миллионная, но она была. Никто не хотел рисковать категорическим "нет" или категорическим "да".

Опять пошел спад. Ну и вот, выводом была необходимость коренной реформы изобретательства. Мы садились писать с намерением ограничиться методикой решения изобретательских задач как главным, если не универсальным, то главным средством или начальным средством починки этого положения, но по ходу дела все сдвигалось, и сдвигалось, и сдвигалось.

В итоге получился проект реконструкции изобретательской системы, в котором вопрос об обучении методики изобретательства занял меньше одной странички, несколько абзацев. Потому что все надо было менять: отношение к изобретательству, законы об изобретательстве, принцип материального поощрения изобретений.

статистика, и факты: я видел, как арестовывали новое руководство Союза изобретателей. Тогда разгромили, никого не осталось после 37-38 годов. Как назначали новых и через два месяца исчезали их фамилии. Какое могло быть изобретательство? Я знал цифры, их падение до нуля. То есть я медленно прозревал через анализ, но анализ высвечивает одну какую-то локально-логическую зону мозга - пять извилин из 500, я не знаю, сколько их там, а остальные все шевелятся по инерции в прежнем темпе, в прежнем направлении, в прежнем ритме. И, когда мне предложили поступать в военно-химическую академию советской армии, вообще-то я охотно согласился и начал оформлять документы.

...Я подумал, что смогу там продолжать изобретательство и так далее. Но, послали меня совсем не в академию...

изобретатели, 50-е, инженеры; СССР

Previous post Next post
Up