Дмитриев Александр Иванович . Рабочий авиамоторного завода.Дневник
..Александр Иванович Дмитриев (1918 - 2005) - рабочий пермского авиамоторного завода вел свой дневник с завидной регулярностью с 1941 года по 2001 год - 60 лет подряд. Своим разборчивым, четким почерком он делал записи в блокнотах и школьных тетрадях несколько раз в неделю.
А.И. Дмитриев, был уроженцем Молотовской области, более того, горожанином во втором поколении и потомственным рабочим.
Город тогда назывался Молотов; завод под номером 19 носил имя Сталина. Автор дневника трудился на нем контрольным мастером. Если использовать старую терминологию, он принадлежал к рабочей аристократии: получил образование в техникуме, имел высокую квалификацию, исполнял время от времени управленческие функции, жил в сносных условиях - не в бараке и не в общежитии, наконец, много зарабатывал - около 1500 рублей в месяц - меньше, чем прокурор области, но больше, чем его заместитель[6]. Оклад жалования парторга ЦК на том же заводе имени Сталина в 1946 году не превышал 2000 рублей в месяц[7]. В строительной отрасли заработную плату начисляли в интервале от 350 до 1200 рублей[8]. Если для большинства рабочих «жизнь оставалась борьбой за выживание»[9], то А.И. Дмитриев мог вести более обеспеченный образ жизни, по уровню и качеству потребления близкий к номенклатурному.
«Вчера в цехе было собрание по заключению колдоговора и я на нем выступил…. Я отвел душу. Все сказал, чем недоволен был. Сказал, что надо в магазинах давать не мороженую, гнилую картошку, а хорошую. … нужно немедленно перевести всех рабочих на 6-ти часовой рабочий день… И что иначе станция останется скоро без кадровых рабочих, потому что очень многие сошли с ума, многие ушли из цеха, а у остальных такой вид, что и они вот-вот загнутся. Сказал, что надо выдавать рабочим действительно спец-жиры, а не «соленую известку», которую сейчас возят, то есть брынзу плохого качества. Чтобы спецодежду давали доброкачественную и, кроме того, тем, кому она действительно полагается» (запись от 29 марта 1947 г.).
В рабочей среде, впрочем, он был своим среди своих: делил с ними свой досуг, обменивался новостями, часами просиживал за картами, ходил по гостям и в клуб, был не дурак выпить: «Позавчера я так напился у Яшки на работе, что не помню, как и домой пришел, даже своих денег пропил 25 руб.» (запись от 30 марта 1953 г.). И таких записей в дневнике много.
Отличался от своих товарищей по цеху разве что страстью к чтению и неутоленными литературными амбициями. Собственно, дневник в какой-то мере был для него собранием заготовок для будущих повестей, рассказов или очерков. Ведя поденные записи, А.И. Дмитриев явно ощущал себя писателем. Дневник 1946 года начинается с записи:
«У меня тоже имеется кое-какая писанина, и вот я решил тоже попытаться отдать ее в печать. Вчера я решил написать несколько рассказов из уральской жизни, хотя я больше занимаюсь писанием стихов, но думаю, что и эти рассказы у меня получатся неплохие. Ну, заранее я хвастать не буду, а с сегодняшнего дня начну их писать» (запись от 26 марта 1946 г.).
Желание стать профессиональным литератором, скорее всего, было главным побудительным мотивом - вести изо дня в день, из недели в неделю записи химическим карандашом и чернилами в блокнотах и ученических тетрадках. Писал А.И. Дмитриев грамотно, почти не делая орфографических ошибок, иногда путался в запятых и не делал различий между разговорной и литературной речью, что, впрочем, дневникам отнюдь не вредит, напротив, придает им аромат подлинности, непосредственности и живости.
В послевоенных дневниках А.И. Дмитриева преобладают четыре темы: городская повседневность, завод, семья, книги, фильмы и спектакли. Больших политических тем он касается очень редко, чем, к слову, и отличается от рабочих - коммунистов времен коллективизации. Те вели свои дневники клишированным языком советских газет. «Ни одна грамматическая или стилистическая характеристика этих предложений не представляет даже минимального отступления от канонов официальной иконографии»[10]. Дмитриев также читал газеты, иногда очень внимательно, но партийцем не был. От политики держался в стороне, но если касался подобных сюжетов, то высказывался нелицеприятно и прямо: «Через несколько дней будет проводиться комедия в одном действии по выборам в Верховный Совет РСФСР. Какие же это выборы, когда в бюллетене будет только один кандидат. Все равно, конечно, он будет избран. Зря только средства на всю эту избирательную кампанию тратят» (запись от 6 февраля 1947 г.).
А.И. Дмитриев был страстным книгочеем. Страницы дневника испещрены наименованиями найденных, взятых в библиотеке или у товарищей, купленных и даже выменянных книжек. Из перечня книг вряд ли что-то удастся узнать о его литературном вкусе. Такое впечатление, что он читал все подряд - от Вольтера: «Даже не думал, что у него могут быть такие вещи - интересные» (запись от 30 ноября 1954 г.) - до толстенных эпопей современных ему советских писателей. Радовался, когда «...удалось выписать подписные издания: Д. Лондона - 7 томов и А. Чехова - 12 томов» (запись от 14 ноября 1954 г.); хвалил романы Бабаевского и повести Никулина: «Сегодня в третий раз прочел книгу Л. Никулина «Золотая звезда». Очень интересная вещь о работе нашего разведчика в тылу у немцев и о работе немецких шпионов в тылу у нас. Сейчас в кино идет подобная картина «Подвиг разведчика» (запись от 24 октября 1947 г.).
...о просмотренных спектаклях - драматических, оперных, цирковых - в дневнике множество упоминаний. Вряд ли мастер завода имени Сталина посещал премьеры, но за репертуаром местных театров следил внимательно и не пропускал случая посмотреть или послушать что-нибудь интересное. Музыкальные вкусы его в 1946 году с официальными разошлись: «Сейчас в газетах ведется кампания против композиторов. «Разбили» всех: Мурадели, Прокофьева, Мясковского и даже Шостаковича. А всего еще немного времени тому назад их превозносили до небес, давали им Сталинские премии и звания лауреатов. Вот тут и пойми простой русский человек, что же в конце концов хорошо и где правда, если сегодня одного хвалят, а через некоторое время его в грязь втаптывают. А ведь до постановления ЦК ВКП(б) все молчали, а сейчас все «тупицы» начинают писать в газетах, что музыка плохая, что ее трудно было воспринимать и т.д. и т.д. Т.е. тут надо понимать так, что хозяин говорит, то и хорошо, а что плохо - то и по мнению слуг плохо. ... Вот сейчас и пойдет музыка, от которой придется даже радио выключать. А все получается почему? Потому что выбрали в Верховный Совет разных «знатных» доярок, трактористов или «знатных» пастухов. Ну, вот они и давай подымать голос, что такая музыка, как, например, «Во поле березынька стояла» лучше, чем какая-нибудь оперная ария. Темнота на светлом месте всегда будет темнотой. Ее уже не переучишь» (запись от 24 февраля 1948 г.).
Светлых мест и в городе было немного. Молотов, ставший незадолго до войны областным центром, представлял собой хаотическое скопище заводов, рабочих поселков, барачных линий, незамощенных дорог. Город состоял из множества старых домов, лишенных всякого благоустройства. Инспектор ЦК КПСС Степан Маркович Пилипец, прибывший в Молотов в январе 1954 года с поручением сменить областное партийное руководство, зачитывал на Пленуме обкома справку о состоянии дел в городском хозяйстве: «Только 20% жилого фонда города Молотова оборудованы водопроводом, 18% - канализацией, 5% - центральным отоплением. Жилой фонд городов области оборудован водопроводом только на 5%, канализацией - на 4% и центральным отоплением - на 3%. Из 23 городов области 9 городов не имеют коммунальных бань. Нередки случаи, когда рабочие проживают по несколько семей в одной комнате, занимают под жилье совершенно непригодные помещения»[13].
На том же пленуме высокопоставленный работник областного аппарата напомнил о том, что «...если так мы будем работать, так мы и еще 15 - 20 лет не будем иметь центра города, тогда надо его немедленно определить»[14]. Менее поднаторевшие в риторике партийцы высказывались образнее и ярче: «Все наше хозяйство развивается, все города изменяются, возникают новые, только наш город не изменяется, если не считать изменение его в названии - раньше назывался Пермью, а теперь Молотов, - не развивается, как другие города. Если не считать строительства Сталинского завода и завода имени Молотова, то в городе почти ничего не изменилось, недостаток жилплощади увеличивается с каждым годом, канализации ливневой нет, фекальной не прибавилось, света уличного почти нет, вода загрязненная, грязи в городе хоть отбавляй. <...>
22 апреля 1946 г. В конце декабря, как раз перед Новым годом, я получил неплохую сумму денег. Во-первых, нам уплатили за «комиссионку» по 1,5 тысячи рублей, да аванс по 1500 рублей, так что я получил только лишь на руки 3000[1] рублей.
В январе месяце ничего особенного со мной не произошло. Только лишь на работе все время были неприятности. Я не хочу сказать, что они касались лично меня, но факт тот что ни одна комиссионная машина за это время не прошла. А это значит, что никаких дополнительных премий я не получал.
В феврале месяце происходили выборы в Верховный Совет СССР. Это было 10 февраля 1946 г. Вся эта комедия с выборами закончилась в один день. И пусть меня считают кем хотят, но я недоволен такими выборами. Это фактически не выборы, а только лишь сообщение народу, что в депутаты назначены такие-то и такие-то лица, как, например, у нас в городе - секретарь Обкома ВКП(б) Гусаров и секретарь ВЦСПС Шверник.
Правда, эти выборы помогли народу лишь только в том, что в наших магазинах ОРСа всем отоварили жиры за прошлые месяца … ржаной мукой.
Может быть, через несколько лет этот дневник попадет кому-нибудь в руки, и он посмеется над этой записью и скажет, что этого не могло быть. Но я еще раз пишу, что жиры действительно отоварили мукой.
15 февраля 1946 года мы переехали на новую квартиру. Мать Зины возвратила обратно проданный ею раньше дом, и мы въехали в него. Первое время мы жили совместно с купившими этот дом, а потом я занял денег и полностью их отдал им, так что они через несколько дней уехали, и мы во всем доме остались одни.
За это дело нам пришлось уплатить 28 тысяч рублей.
На этом деле я сыграл на заводе небольшую, выгодную для меня сделку. Взял компенсацию за отпуск за 1946 год, чтобы, пока не упал заработок, получить побольше денег. Но это я сделал при условии, что летом мне дадут отпуск без содержания. А если его мне не будут давать, то я и так уйду, потому что мне уже терять
4 мая 1946 г.
Я сейчас вообще стал недоволен жизнью: ведь все в мире построено на обмане. Правда, и я не отрицаю, что живу за счет своей хитрости. Я, например, уже мог бы быть несколько раз отдан под суд за опоздания на работу, но мне все это сходит, т.к. я это делаю так хитро, что никто даже и не замечает моих опозданий.
Но в основном меня беспокоит денежный вопрос. Вот если матери удастся продать в деревне строения, и она отдаст мне деньги, то это будет очень хорошо. Все те деньги я отложу на отпуск.
А в этом году я обязательно вместе с Зиной поеду на пароходе в компании с Алешкой К…. Я это обязательно сделаю, а уж у меня твердость в решениях большая. В августе месяце я буду писать свой дневник на пароходе.
Хотел продать я свой патефон, но что-то еще это дело окончательно не решил. В свободное время дома занимаюсь безделушками, а также и серьезными хозяйственными делами. Сегодня, например, делал в огороде новый забор, прибрал все в ограде. А на днях сделал себе ночную лампочку, которую жгу через трансформатор, притащенный из цеха. Хорошо получается.
Не очень давно чуть было не утонул на Каме. Ходили с Шурой пилить дрова для себя. Я пошел мыть ботинки да и провалился под лед. Хорошо, что тут было бревно, а то бы ушел под лед. И поминай меня только как звали. Вымок в воде по пояс. Но это неважно. Главное - жив остался. Да я смерти и не боюсь!
Майские дни провел неплохо. Правда, начало было неудачным. Но зато дальше все пошло хорошо. Мы все майские праздники должны были работать, но в самый последний день этот приказ отменили. Деньги дали за март и за апрель аванс очень поздно, и у меня ничего не было запасено к празднику. Но все же я сумел кое-что сделать.
1 мая утром с Борькой ходили на демонстрацию - первую после войны. Потом с Зиной пошли к Аньке в кафе за пивом, но его там не оказалось. В кафе встретился с Медведем, Витькой Н. и Колькой З., они меня угостили водкой. Но много я пить не стал. После этого Зина ушла домой, а я уехал к Шуре в столовую. Там я пива купил, но зато и сам так напился, что не помню, как пришел домой, и весь вечер проспал. А нам в этот день надо было пойти гости к Алешке К…, но мы так у него и не были из-за того, что я не мог встать с постели.
2 мая с утра пошел приглашать к себе гостей. Сходил к Сережке Л…, к отцу и к Алешке. И везде мне предлагали выпить, но я отказывался. И вот только у Алексея выпил полстаканчика, после чего мне стало легче.
Вечером все собрались у нас. Но Сережка не пришли, а ушли со своей Надей в другое место. Мы выпили, подзакусили, потанцевали. Потом все ушли, а я улегся спать. Но ночью пришли Анька с Яшкой и Клавдия с каким-то мужичком и снова меня подняли. Еще выпили и потанцевали, и уже поздно ночью я все-таки улегся спать. Но пил я в этот день мало. Потому что меня крепко «ломало». Я даже есть ничего не мог. Но потом прошло.
3 мая утром ушли к Кононову. У него выпили. И там я так пил, как когда-то раньше, т.е пил и не пьянел. Вот что называется - вспомнить старое. Ушел от него в здравом уме. Зашли с Зиной посмотрели кинокартину «Небесный тихоход». Пришли домой, покормили и усыпили сына и снова пошли в кино на «Пятнадцатилетний капитан».
И все у нас с ней прошло мирно. Да мы и вообще сейчас с ней не ссоримся. Но только одно я ей говорю, что если увижу ее с кем-нибудь или хотя бы узнаю об этом, то я ее просто до полусмерти изобью и уже, конечно, жить тогда с ней не стану. А сам, наверное, куда-нибудь вообще из Молотова уеду. Тем более что я очень сейчас недоволен жизнью в городе, где даже в магазине взамен жиров дают ржаную муку. Вот это разве справедливо? И пожаловаться некому. Ведь у нас СССР, а не какая-нибудь Америка.
Но все-таки жизнью с Зиной я сейчас очень доволен. Как бы еще не изурочить! И главное, у меня уже большой сын Борис. Очень мировой парень. У него вот сегодня первые зубки появились. А я опять сегодня ночью подписался на заем «Восстановление народного хозяйства». Дал я стране взаймы 1400 рублей, а вот она мне никак не хочет дать ссуду в 3000 рублей. Но ничего - «мы «сдюжим», как сказал писатель Ал. Толстой. А в цехе многие ребята на заем подписывались с неохотой. Да и понятно. Заработок упал, а заем написали большой. Хотя по сравнению с прошлым годом он почти вдвое меньше дан на наш цех. А многие ребята вообще не подписались. Ну, сейчас я с дневником выправился и буду продолжать его писать дальше регулярно. А то за последнее время я о нем почти совсем забыл. Сейчас вот опять к 100 часу ночи на работу надо. Написал я в газету статью «Река Чусовая» и на днях ее туда унесу и сдам в редакцию. Хорошо будет, если ее напечатают.
13 мая 1946 г. Сегодня в 1405 час. на б[алан]се № 31 поставили мотор на 1-й этап государственного испытания. Это, по-видимому, действительно последний мотор, как говорит начальство, поставленный для защиты марки завода. На весь Союз только наш завод будет вырабатывать авиамоторы, да и то при условии, что мы сумеем «прогнать» этот мотор. Его № 8225153. Нам вначале казалось, что вся подготовка к этому испытанию - напрасная «шумиха», но оказалось, что это было все сделано не зря.
В кабине сейчас так все отделано, что просто не верится, что это наблюдательная кабина для испытания моторов. Все стены покрыты голубой краской, все баки, краны и другие приспособления - серебряным эмалитом. В кабине - письменный стол, мягкий диван, кресло и стулья. Установлен телефон и вообще все удовольствия.
Но нас сразу уже предупредили, что если мотор пройдет, то нам подбросят много денег и дадут дней десять отдыха. Но, а если не пройдет, то что нам будет, знает только УМВД. Это, конечно, будет тогда, если мотор не пройдет по нашей вине.
На Каме уже открылась навигация. Через 2,5 месяца мы с Зиной и Боречкой уже будем плыть на пароходе по Волге. В этом году мы эту поездку обязательно совершим.
Сейчас мне приходится все время работать. Даже в День Победы я и то работал.
Получил письмо от Семена, в мае он обещается приехать домой. Я все еще занимаюсь дома по хозяйству. Вскопал огород, устроил около сирени стол и скамьи. Только надо вот поскорее его «обмыть» - пивом или винцом. А будет очень хорошо посидеть под вечерок за этим столиком, когда расцветет черемуха и сирень.
В цехе проводил опытные работы. Осваивал один новый объект, но ничего не получилось, и на этом начальство решило все опытные работы прекратить.
Ну и пусть, за это дело все равно не платят. За апрель месяц мне вывели всего только 20 смен и окончательный выписали 164 руб. Но неправда, недостающие 6 смен они мне все равно оплатят.
30 мая 1946 г. Я опять с Зинаидой в большой ссоре. А все получилось из-за пустяков. У меня лежали Костины деньги, и она их у меня нашла. Ну, по-видимому, подумала, что они мои и я их скрываю. Слово за слово - завязалась ссора. Вчера же я купил на эти деньги белые батоны и хотел один унести Граньке, тем более, что она раньше, во время войны, меня очень выручала с питанием. Но Зина, как водится, никогда не помнит старых услуг и всегда старается делать только то, что для нее выгодно. А я все-таки всегда помню все услуги, оказанные мне раньше, и в любое время постараюсь помочь этому человеку. Нашу ссору еще также усилило и такое дело.
В субботу у нас дома была небольшая пирушка. И вот, когда мы все напились, одна из девок стала во время танца лезьти со мной целоваться. Зина это заметила и давай меня, вместе со своими сестрами, укорять. А что я мог сделать, если был сильно пьян.
Да у меня и мысли даже нет, чтобы с кем-то где-то провести время, кроме Зины. Ведь я ее, заразу, сейчас никак забыть не могу. Все последнее время наша жизнь шла мирно и слажено. И вот тебе на - поссорились! Что у нее ко мне за недоверчивость, я так и понять не могу.
Правда, я ее оскорбил тем, что «приписал» к ней одного капитана, но в это время я был так зол, что это и понятно.
Вчера мне сказали, что будто бы приехал с фронта Семка. Но это я еще точно не знаю.
На заводе очень напряженная работа. За май месяц я должен получить денег больше тысячи. Аванс получаю - 500 рублей, да окончательный, наверное, рублей 800. Это еще тоже не точно.
А денег нам надо много. Надо за туфли отдавать, да какое-нибудь платье ей покупать.
Но это еще видно будет, мы еще все с ней в ссоре. Они со своей семьей добиваются, по-видимому, чтобы я ушел от них совсем, но я не могу бросить Борьку. Он у меня такой мировой парень, что из-за него я даже соглашусь терпеть некоторые обидные для меня слова, которые они мне каждый день говорят.
16 июня 1946 г. Сегодня у меня действительно воскресенье, т.е. выходной день. Хотя в цехе и есть работа, но мы не работаем. Вообще-то завод стоит на грани перехода на мирную продукцию. В/преды за последние дни уже большие моторы не принимают. Сейчас из-за этого сильно задержали выдачу зарплаты. Мне надо получать более 1,5 тысяч рублей, но их надо ждать. Кормят нас сейчас на работе, можно сказать, что хорошо. Каждый день бывают яйца, молоко, творог. Ну, а на основные [блюда] даже иногда свинину жареную подают. Дома все идет хорошо. Даже с Зиной перестали ссорится. Несколько раз за эти дни я пил. В позапрошлую субботу мы у нас выпили с Алешкой, а потом он с Галиной и я с Зиной ходили в сад. Были на площадке, но были пьяны, так что все подробно я и не помню.
На той неделе мы с Костей вычистили у нас дома уборную и заработали за это литр чистого спирту. Разделили его пополам. Я свою часть уже выпил, а Костя все еще хранит. Дров на зиму запас всего еще только 4 м3. Но думаю еще добавить 8 - 10 м3.
3 июня 1946 г. вечером умер всем известный М.И. Калинин. Его похоронили в Кремлевской стене. У меня опять накоплено более 100 рублей мелочи: на 50 рублей по 20 копеек моих, на 50 рублей по полтиннику и на 10 рублей по 1 рублю Костиных. Я себе для шутки сделал из серебряного рубля медаль и некоторым затуманиваю мозги, говоря, что эта медаль выдается за выполнение специального задания. И некоторые верят.
Семка действительно приехал и обещается на днях ко мне зайти. Но выпить с ним не удастся. У меня нет на это свободных денег. Тем более что близится время отпуска, а у мамы в деревне что-то ничего не получается. Но неправда, я денег займу, а все же на пароходе мы с Зиной поедем. И Борьку с собой заберем. Ему будет уже 1 год.
Дома все еще в свободное время занимаюсь хозяйством. В прошлое воскресенье ходили мы с Зиной и Борисом в Художественную галерею, но все картины посмотреть не успели. Борька заплакал, и мы его никак не могли унять. Пришлось выйти на улицу, не досмотрев все до конца.
19 июня 1946 г. Пять лет тому назад в эти самые часы я уже шагал по улицам Москвы со своим чемоданом. А на другой день я уже был на квартире у моих знакомых и пил за свой приезд в Москву. Правда, мне тогда мало пришлось там погулять, потому что через два дня началась эта проклятая война с немцами, которая многим тысячам людей перевернула и исковеркала всю жизнь. А какая уже была налаженная жизнь! Все в магазинах появилось: и продукты, и промтовары, - и вдруг все это сразу уничтожила война. Но не буду вспоминать все прошлое. Лучше запишу то, что есть на сегодняшний день.
Сегодня заходил в Дом туриста и разговаривал там с заведующей этим домом Татьяной Павловной. Мы с ней знакомы еще с 1938 года, когда я заключал с ней договор о туристической поездке по реке Чусовой. Она почти ничуть не изменилась, правда, постарела немного, а в остальном осталась прежней разговорчивой вежливой старушкой.
Она меня, между прочим, сразу же узнала. Ну и я ее тоже. Оказывается, зрительная память у нас обоих хорошая. Но ничего хорошего она мне так и не сказала. В этом году здесь никаких путевок нет, и едва ли будут. Но все же велела понаведаться через некоторое время. На всякий случай дала она и свой № телефона - 92-84.
Пора спать! Допишу завтра.
22 июня 1946 г. В этот день в 1941 г. началась война. Но о ней вспоминать нечего. И так уже все это надоело. Очень много про эту войну разных книг написано. Кто хочет подробней знать об этом дне - пусть читает книги. Мне как-то на днях сказали, что приехал сюда в город Колька «Марсик». А позавчера ночью, когда я шел с работы, я с ним сам встретился случайно. Много говорить было некогда, и поэтому он хотел прийти ко мне домой, чтобы обо всем поговорить по душам. Я эту неделю чуть не каждый день убегаю с работы раньше. Потому что дело не идет, и мы моторы на этапы пока не ставим. Из-за этого заводу не дают денег, и мы еще даже за май деньги не получили. Но вот вчера ходили слухи, что сегодня должны выдать немного денег.
Вот хотел написать много, а опять все забыл. Нет, как-то надо приспосабливаться, все записывать в дневник, пока в голове свежо. Мы сейчас очень выбились из денег. Едим только разные похлебочки. Мясо совсем не видим. Да и отпуск уже, как говорят, - на носу. А к нему мне надо очень много денег. Если у мамы в деревне ничего не выйдет и она мне 2000 руб. не отдаст, то придется еще немного попоститься, чтобы скопить денег к отпуску хотя бы тысячи две с половиной. А на пароходе мы в отпуск все равно поедем.
1 июля 1946 г. Сегодня весь цех переходит на 6-тичасовой рабочий день, но мы - т.е. «комиссионщики» - пока будем работать по 8 часов. Вчера мы с Алексеем и женами ходили в оперетку - смотрели «Талисман». Мне эта вещичка очень понравилась. Когда шли по саду, я видел В…, но она меня не заметила. Ребят никого не видел. Они у меня на днях были. Всю ночь просидели - играли в карты. Я у них выиграл около 70 руб. Были у меня Колька М…, Колька З… и Семен Н…. Медведь и Витька не приходили.
Сегодня по радио слышал сам, что на промтовары снизили цены на 50%. Это очень отразится на рыночных ценах на вещи. Ну, это к лучшему!
Мы с Алексеем изменили свое решение о поездке по Волге. Решили ехать только до г. Горького, а не до Астрахани. Это объясняется тем, что у нас может не хватить времени, да и денег надо больше. А кроме того, жить целый месяц на пароходе - надоест.
Я уже с тремя [человеками] разговаривал, которые ездили по Волге в сторону Горького. И все они говорят одно и то же: продукты дешевые, а хлеб очень дорогой. Да и весь путь до Горького и обратно занимает всего 15 дней. На эту поездку денег хватит, а ведь пока у нас нет еще ни копейки. Ну, ничего, если я действительно счастливый, то хоть в самый последний момент, да деньги будут.Я уже считаю дни, сколько осталось нам до поездки на пароходе.
На заводе работа идет плохо. Правда, деньги за май выдали, но это все дано в долг заводу. У нас сейчас уже действительно последние надежды на моторы, которые сейчас идут испытания. От них зависит все: отпуск, деньги, 6-часовой рабочий день, отоваривание в магазинах и т.д.
Прочел недавно книгу - роман Мамина-Сибиряка «Горное гнездо», ничего - понравилась.Мама пришла из деревни. Она говорит, что у нее там все с продажей строений получается. Зовет меня с ней съездить вместе в деревню, осмотреть эти строения и посоветовать, за сколько их продать. Так что на этой неделе мы с ней, пожалуй, поедем в Болгары или там какую-то другую деревню.
Ну, уж если там дело выйдет, то отпуск мне будет обеспечен и притом неплохой.Если с собой будут лишние деньги, то мы на них наберем там разных вещей подешевле, а здесь продадим подороже. И дорогу окупим, да и, пожалуй, еще кое-что нам останется.
10 июля 1946 г. Ходил на берег Камы. Хотел выкупаться, но нигде не было подходящего места, да и ветер был сильный. Но ничего, еще не раз я там побываю.Анна Васильевна от нас наконец-то уехала к своему Яшке. Сейчас мы остались жить в доме почти одни. Это неплохо.
На работе вчера поставили «большую машину» на 1-й этап. Опять все-таки правительство разрешило поставить ее на длительное испытание. Так это все надоело, что просто работать неохота. Тем более, из-за нее мне и отпуск не дают. Долго ли это будет продолжаться? Скорей бы хоть решали: выпускать их дальше или прекратить совсем их производство, а выпускать только «маленькие машины».
Вчера мы с Костей и еще несколькими работягами ходили на «шабашку» на Молочный завод. Очищали там мостовую от земли и шлака. Работали с 10 час. до 15 час. дня и заработали по 5 кг творогу и 25 рублей деньгами.
Больше половины творогу мы получили, а деньги и остальной творог получим потом. Ну, да пообедали еще там молочными продуктами. На память об этом на руках остались мозоли.Близится отпуск, а денег еще пока нет.Но все равно пароход от нас никуда не уйдет. Все равно мы на нем поедем до Горького (я уже вижу себя, Зину и Бориса на пароходе во сне).
15 июля 1946 г. На работе опять идет «комиссионка» и уже прошла 80 часов. Думаем все, что она пройдет. Сегодня уже начали ставить новую машину для проведения 100-часового государственного испытания. Начальство опять говорит, что это «последний» мотор. Это мы каждый раз слышим, когда начинаем новое комиссионное испытание. Как только этот мотор пройдет испытание, так сразу же я могу пойти в отпуск.
Сегодня купил на рынке прорезиненный плащ-накидку за 83 руб. Думаю из него что-нибудь сшить, но что - еще мы с Зиной не решили. А эту цену он стоит, тут больше двух метров материалу, да еще пуговиц на десятку рублей. Сейчас я хочу бросить все мои хождения по рынку с пластинками. Я себе набрал достаточное количество всех новинок, а больше мне ничего и не надо. Сейчас у меня есть, что послушать!
Я хочу заказать Сережке, чтобы он мне сделал нож кинжального типа, а то имеющийся у меня «косарь» очень велик и неудобен для ношения с собой. А мне он всегда кажется нужной вещью в случае, если кто захочет ночью где-нибудь на меня наскочить с плохими намерениями. Бегать я никогда ни от кого не бегал, да и не собираюсь, а с этой штукой я вообще ничего бояться не буду. Думаю, что он для меня это сделает!
Денег для поездки на пароходе все еще нет, но у нас в цехе выдумали новую премиальную систему, по которой можно неплохо заработать. И я думаю, что в самый последний момент перед отпуском у меня будет достаточное количество денег для поездки.Сейчас работаю с 1 часу дня до 7 часов вечера. Я так не работал почти что пять лет. Хорошая это смена!
Как-то на днях я шел с работы домой в 200 часа ночи и вот на Ирбитской улице из-за угла внезапно вышел какой-то мужчина, и у меня инстинктивно пальцы сжались в кулаки. А в голове мелькнула мысль, что мы сейчас должны с ним сцепиться, как в драке. Но он пошел своим путем, а я - своей дорогой и подумал: «Да, на свете самые хитрые, вредные, безжалостные и в тоже время трусливые животные - это люди». Объяснений к этому никаких не требуется. «Человек - это культурный зверь!»
16 июля 1946 г.Машина опять «накрылась». Цеху и заводу просто не везет. Как бы отпуск у меня из-за этого не «накрылся». А то все мои планы сорвутся. Я все же об этом задумываюсь.
25 июля 1946 г.Дали деньги за июнь - 585 р. Был у Сережки Лебедева. Он сегодня привез из больницы сына. Близится отпуск, а денег нет. Но я думаю, что все-таки в самый последний момент у нас с Зиной будут деньги. Вот только бы у мамы в деревне все получилось.Продал свое полупальто нашему Сашке за 800 рублей. А как сам буду зиму проводить, еще не знаю.
В магазине выкупил масло: на Борьку - сливочное, а на себя - растительное. Опять с маслом жить веселее. Эх, только бы мне удалась поездка в Горький, а потом я все деньги держал [бы] только на Зину, да еще на питание. Я понимаю, что ей надо платья, но пока ничего не могу сделать. Продал также свой нож. Сейчас опять отложил в неприкосновенный запас 1000 руб. и её-то я думаю все же сохранить для отпуска полностью.
Мне к отпуску надо не менее 3000 рублей, чтобы провести его получше. На эту сумму я все-таки рассчитываю.Вчера увез Косте дрова за 50 рублей на машине. Он остался очень доволен.
Чуть было не потерял свои часы. Обронил я их в машине, но снова нашел. Ведь их потерять очень жалко. Они у меня существуют уже 6-й год. Сегодня в городе встретил Петьку Богомолова. Я с ним когда-то учился вместе в Павиате, а потом работал с [ним] вместе в цехе. Он приехал с фронта. Хотел ко мне зайти.
На улице дождь. Воздух такой свежий. В комнатах везде порядок. Хорошо и легко кажется жить, но сама жизнь все-таки еще тяжела. Деньги дают в заводе всегда с опозданием. Их стали давать меньше, а цены пока ни на что не снижаются.
1 августа 1946 г. «Молотов - Кунгур » (Поездка за картофелем) В пятницу мне Зина сказала, что у нас нет картофеля и если я хочу купить его подешевле, то могу съездить в г. Кунгур на поезде. Картофель в городе стоил 7-8 руб., а там 2 р. 30 к. - 3 рубля за 1 кг. Я согласился. В субботу подменился сменами. Вечером пошел на поселок Шпальный, чтобы с мужем Зининой сестры поехать вместе. Из дому вышел поздно. Туда приехал с опозданием, да еще долго не мог найти их дом. Когда я их нашел, то Семен уже собирался. Вышли от них втроем. Пошли на станцию. Когда подходили к ней, то поезд уже прибыл. Это был поезд № 76, идущий из Москвы на Дальний Восток.
Договорились с машинистом паровоза, и когда поезд тронулся, то все забрались на тендер паровоза. Начало темнеть. Холодновато. Но я, невзирая на холод, улегся на доске и всю дорогу спал. Ночью к нам с соседнего вагона перебрался один мужичок. Разговорились. Он, оказалось, едет из заключения, где пробыл 9 лет. Всего ему было дано 10 лет, но год сбросили по амнистии в честь Победы над Германией. Он себя виновным совершенно не считал. Хотя был взят в 1937 году как за измену Родине.
Рассказал о жизни в лагере. Кормят плохо. Нормы выработки очень большие (надо напилить в день 5 кубов дров), и это безразлично: хоть зимой, хоть летом. А местность там очень плохая. Летом - болото, тундра, вода, комары. Зимой - по шею снег. На заключенных смотрят как на простую вещь. Жив - хорошо, умирает - пусть мрет. В общем, он удивляется сам, как остался жив. В том лагере, где он был, исключительно находятся в заключении люди, попавшие по статьям за измену Родине.
За несколько дней до его освобождения туда привезли около 5-ти тысяч «власовцев». Среди них были все, начиная от рядовых до полковников. И вот они, пробыв там несколько дней и сообразив, что их ждет, решили оттуда уйти. Обезоружили охрану, забрали все оружие, продовольствие, деньги, лошадей и ушли в леса. Ушло их две зоны полностью - это примерно 3 тысячи человек. О дальнейших событиях он не знает, потому что как раз вышел из заключения и уехал домой.
Едет он 9-е сутки и все время на крышах вагонов или на подножках. Правда, ему дали на дорогу 150 рублей, но [он] их все на станции издержал, пока ждал посадки, а потом решил ехать, как сумеет. И вот уже добрался до Молотова. Я ему дал хлеба, Семен дал покурить. И было видно, что он очень давно не ел. «Спасибо», - сказал он, и в этом слове чувствовалось какое-то смущение, что вот, мол, я - сильный мужчина, а принял от вас эту подачку. Но ничего, и он еще увидит жизнь более лучшую, чем та, которой он жил почти 10 лет.
В Кунгуре мы сошли, а он поехал дальше. Ему надо добираться все до г. Алма-Ата: там, по его словам, его родина.
Мы зашли в зал ожидания. Ночевали в вокзале. Утром пошли на рынок. Купили картофеля. На мою долю досталось 48 кг. Днем опять погрузились на тендер паровоза, идущего с Дальнего Востока, и поехали в Молотов. За дорогу не платили ни копейки. Только вывозились все как негры, были черные от сажи и дыма паровоза. В 2 часа дня в воскресенье я уже был дома.
В Кунгуре на станции продают замечательные гипсовые статуэтки. Придется еще раз за ними съездить специально. В этот раз Кунгур я совершенно и не видал, т.е. в центре его не был, а поэтому, каким он стал за годы войны, я сказать не могу. А я в нем был только в довоенное время, когда ездил на экскурсию в Ледяную пещеру. Но я как-нибудь специально туда съезжу, чтобы хорошо его осмотреть.
Два последние дня я уходил с работы домой спать, и вот сегодня Толя мне сказал, что там об этом подняли шум. Сегодня придется что-нибудь там соврать, чтобы оправдать себя перед начальством.
На днях поднял на вышку дома 40 ведер песку и насыпал их на потолок кухни. Перед зимой надо еще утыкать все стены, застеклить окна и сделать проводку для электроплитки. Ну, само собой, еще дров купить. Тогда зиму можно жить - не тужить.
Свой нож я продал Сашке, а мне сделали другой - малого размера, как кинжал. Очень удобный для кармана. Хорошо бы вот еще к нему ножну[1] сшить.Денег в аванс выписали мало, придется для отпуска ждать окончательный. Но все ближе и ближе отпуск двигается, а я еще к нему не подготовился.Операции с пластинками закончил. Оставил себе 50 штук, но все хороших.
Источник https://www.permgaspi.ru/diary/1946-1955/1946.html
А.И. Дмитриев, был уроженцем Молотовской области, более того, горожанином во втором поколении и потомственным рабочим.
Город тогда назывался Молотов; завод под номером 19 носил имя Сталина. Автор дневника трудился на нем контрольным мастером. Если использовать старую терминологию, он принадлежал к рабочей аристократии: получил образование в техникуме, имел высокую квалификацию, исполнял время от времени управленческие функции, жил в сносных условиях - не в бараке и не в общежитии, наконец, много зарабатывал - около 1500 рублей в месяц - меньше, чем прокурор области, но больше, чем его заместитель[6]. Оклад жалования парторга ЦК на том же заводе имени Сталина в 1946 году не превышал 2000 рублей в месяц[7]. В строительной отрасли заработную плату начисляли в интервале от 350 до 1200 рублей[8]. Если для большинства рабочих «жизнь оставалась борьбой за выживание»[9], то А.И. Дмитриев мог вести более обеспеченный образ жизни, по уровню и качеству потребления близкий к номенклатурному.
«Вчера в цехе было собрание по заключению колдоговора и я на нем выступил…. Я отвел душу. Все сказал, чем недоволен был. Сказал, что надо в магазинах давать не мороженую, гнилую картошку, а хорошую. … нужно немедленно перевести всех рабочих на 6-ти часовой рабочий день… И что иначе станция останется скоро без кадровых рабочих, потому что очень многие сошли с ума, многие ушли из цеха, а у остальных такой вид, что и они вот-вот загнутся. Сказал, что надо выдавать рабочим действительно спец-жиры, а не «соленую известку», которую сейчас возят, то есть брынзу плохого качества. Чтобы спецодежду давали доброкачественную и, кроме того, тем, кому она действительно полагается» (запись от 29 марта 1947 г.).
В рабочей среде, впрочем, он был своим среди своих: делил с ними свой досуг, обменивался новостями, часами просиживал за картами, ходил по гостям и в клуб, был не дурак выпить: «Позавчера я так напился у Яшки на работе, что не помню, как и домой пришел, даже своих денег пропил 25 руб.» (запись от 30 марта 1953 г.). И таких записей в дневнике много.
Отличался от своих товарищей по цеху разве что страстью к чтению и неутоленными литературными амбициями. Собственно, дневник в какой-то мере был для него собранием заготовок для будущих повестей, рассказов или очерков. Ведя поденные записи, А.И. Дмитриев явно ощущал себя писателем. Дневник 1946 года начинается с записи:
«У меня тоже имеется кое-какая писанина, и вот я решил тоже попытаться отдать ее в печать. Вчера я решил написать несколько рассказов из уральской жизни, хотя я больше занимаюсь писанием стихов, но думаю, что и эти рассказы у меня получатся неплохие. Ну, заранее я хвастать не буду, а с сегодняшнего дня начну их писать» (запись от 26 марта 1946 г.).
Желание стать профессиональным литератором, скорее всего, было главным побудительным мотивом - вести изо дня в день, из недели в неделю записи химическим карандашом и чернилами в блокнотах и ученических тетрадках. Писал А.И. Дмитриев грамотно, почти не делая орфографических ошибок, иногда путался в запятых и не делал различий между разговорной и литературной речью, что, впрочем, дневникам отнюдь не вредит, напротив, придает им аромат подлинности, непосредственности и живости.
В послевоенных дневниках А.И. Дмитриева преобладают четыре темы: городская повседневность, завод, семья, книги, фильмы и спектакли. Больших политических тем он касается очень редко, чем, к слову, и отличается от рабочих - коммунистов времен коллективизации. Те вели свои дневники клишированным языком советских газет. «Ни одна грамматическая или стилистическая характеристика этих предложений не представляет даже минимального отступления от канонов официальной иконографии»[10]. Дмитриев также читал газеты, иногда очень внимательно, но партийцем не был. От политики держался в стороне, но если касался подобных сюжетов, то высказывался нелицеприятно и прямо: «Через несколько дней будет проводиться комедия в одном действии по выборам в Верховный Совет РСФСР. Какие же это выборы, когда в бюллетене будет только один кандидат. Все равно, конечно, он будет избран. Зря только средства на всю эту избирательную кампанию тратят» (запись от 6 февраля 1947 г.).
А.И. Дмитриев был страстным книгочеем. Страницы дневника испещрены наименованиями найденных, взятых в библиотеке или у товарищей, купленных и даже выменянных книжек. Из перечня книг вряд ли что-то удастся узнать о его литературном вкусе. Такое впечатление, что он читал все подряд - от Вольтера: «Даже не думал, что у него могут быть такие вещи - интересные» (запись от 30 ноября 1954 г.) - до толстенных эпопей современных ему советских писателей. Радовался, когда «...удалось выписать подписные издания: Д. Лондона - 7 томов и А. Чехова - 12 томов» (запись от 14 ноября 1954 г.); хвалил романы Бабаевского и повести Никулина: «Сегодня в третий раз прочел книгу Л. Никулина «Золотая звезда». Очень интересная вещь о работе нашего разведчика в тылу у немцев и о работе немецких шпионов в тылу у нас. Сейчас в кино идет подобная картина «Подвиг разведчика» (запись от 24 октября 1947 г.).
...о просмотренных спектаклях - драматических, оперных, цирковых - в дневнике множество упоминаний. Вряд ли мастер завода имени Сталина посещал премьеры, но за репертуаром местных театров следил внимательно и не пропускал случая посмотреть или послушать что-нибудь интересное. Музыкальные вкусы его в 1946 году с официальными разошлись: «Сейчас в газетах ведется кампания против композиторов. «Разбили» всех: Мурадели, Прокофьева, Мясковского и даже Шостаковича. А всего еще немного времени тому назад их превозносили до небес, давали им Сталинские премии и звания лауреатов. Вот тут и пойми простой русский человек, что же в конце концов хорошо и где правда, если сегодня одного хвалят, а через некоторое время его в грязь втаптывают. А ведь до постановления ЦК ВКП(б) все молчали, а сейчас все «тупицы» начинают писать в газетах, что музыка плохая, что ее трудно было воспринимать и т.д. и т.д. Т.е. тут надо понимать так, что хозяин говорит, то и хорошо, а что плохо - то и по мнению слуг плохо. ... Вот сейчас и пойдет музыка, от которой придется даже радио выключать. А все получается почему? Потому что выбрали в Верховный Совет разных «знатных» доярок, трактористов или «знатных» пастухов. Ну, вот они и давай подымать голос, что такая музыка, как, например, «Во поле березынька стояла» лучше, чем какая-нибудь оперная ария. Темнота на светлом месте всегда будет темнотой. Ее уже не переучишь» (запись от 24 февраля 1948 г.).
Светлых мест и в городе было немного. Молотов, ставший незадолго до войны областным центром, представлял собой хаотическое скопище заводов, рабочих поселков, барачных линий, незамощенных дорог. Город состоял из множества старых домов, лишенных всякого благоустройства. Инспектор ЦК КПСС Степан Маркович Пилипец, прибывший в Молотов в январе 1954 года с поручением сменить областное партийное руководство, зачитывал на Пленуме обкома справку о состоянии дел в городском хозяйстве: «Только 20% жилого фонда города Молотова оборудованы водопроводом, 18% - канализацией, 5% - центральным отоплением. Жилой фонд городов области оборудован водопроводом только на 5%, канализацией - на 4% и центральным отоплением - на 3%. Из 23 городов области 9 городов не имеют коммунальных бань. Нередки случаи, когда рабочие проживают по несколько семей в одной комнате, занимают под жилье совершенно непригодные помещения»[13].
На том же пленуме высокопоставленный работник областного аппарата напомнил о том, что «...если так мы будем работать, так мы и еще 15 - 20 лет не будем иметь центра города, тогда надо его немедленно определить»[14]. Менее поднаторевшие в риторике партийцы высказывались образнее и ярче: «Все наше хозяйство развивается, все города изменяются, возникают новые, только наш город не изменяется, если не считать изменение его в названии - раньше назывался Пермью, а теперь Молотов, - не развивается, как другие города. Если не считать строительства Сталинского завода и завода имени Молотова, то в городе почти ничего не изменилось, недостаток жилплощади увеличивается с каждым годом, канализации ливневой нет, фекальной не прибавилось, света уличного почти нет, вода загрязненная, грязи в городе хоть отбавляй. <...>
22 апреля 1946 г. В конце декабря, как раз перед Новым годом, я получил неплохую сумму денег. Во-первых, нам уплатили за «комиссионку» по 1,5 тысячи рублей, да аванс по 1500 рублей, так что я получил только лишь на руки 3000[1] рублей.
В январе месяце ничего особенного со мной не произошло. Только лишь на работе все время были неприятности. Я не хочу сказать, что они касались лично меня, но факт тот что ни одна комиссионная машина за это время не прошла. А это значит, что никаких дополнительных премий я не получал.
В феврале месяце происходили выборы в Верховный Совет СССР. Это было 10 февраля 1946 г. Вся эта комедия с выборами закончилась в один день. И пусть меня считают кем хотят, но я недоволен такими выборами. Это фактически не выборы, а только лишь сообщение народу, что в депутаты назначены такие-то и такие-то лица, как, например, у нас в городе - секретарь Обкома ВКП(б) Гусаров и секретарь ВЦСПС Шверник.
Правда, эти выборы помогли народу лишь только в том, что в наших магазинах ОРСа всем отоварили жиры за прошлые месяца … ржаной мукой.
Может быть, через несколько лет этот дневник попадет кому-нибудь в руки, и он посмеется над этой записью и скажет, что этого не могло быть. Но я еще раз пишу, что жиры действительно отоварили мукой.
15 февраля 1946 года мы переехали на новую квартиру. Мать Зины возвратила обратно проданный ею раньше дом, и мы въехали в него. Первое время мы жили совместно с купившими этот дом, а потом я занял денег и полностью их отдал им, так что они через несколько дней уехали, и мы во всем доме остались одни.
За это дело нам пришлось уплатить 28 тысяч рублей.
На этом деле я сыграл на заводе небольшую, выгодную для меня сделку. Взял компенсацию за отпуск за 1946 год, чтобы, пока не упал заработок, получить побольше денег. Но это я сделал при условии, что летом мне дадут отпуск без содержания. А если его мне не будут давать, то я и так уйду, потому что мне уже терять
4 мая 1946 г.
Я сейчас вообще стал недоволен жизнью: ведь все в мире построено на обмане. Правда, и я не отрицаю, что живу за счет своей хитрости. Я, например, уже мог бы быть несколько раз отдан под суд за опоздания на работу, но мне все это сходит, т.к. я это делаю так хитро, что никто даже и не замечает моих опозданий.
Но в основном меня беспокоит денежный вопрос. Вот если матери удастся продать в деревне строения, и она отдаст мне деньги, то это будет очень хорошо. Все те деньги я отложу на отпуск.
А в этом году я обязательно вместе с Зиной поеду на пароходе в компании с Алешкой К…. Я это обязательно сделаю, а уж у меня твердость в решениях большая. В августе месяце я буду писать свой дневник на пароходе.
Хотел продать я свой патефон, но что-то еще это дело окончательно не решил. В свободное время дома занимаюсь безделушками, а также и серьезными хозяйственными делами. Сегодня, например, делал в огороде новый забор, прибрал все в ограде. А на днях сделал себе ночную лампочку, которую жгу через трансформатор, притащенный из цеха. Хорошо получается.
Не очень давно чуть было не утонул на Каме. Ходили с Шурой пилить дрова для себя. Я пошел мыть ботинки да и провалился под лед. Хорошо, что тут было бревно, а то бы ушел под лед. И поминай меня только как звали. Вымок в воде по пояс. Но это неважно. Главное - жив остался. Да я смерти и не боюсь!
Майские дни провел неплохо. Правда, начало было неудачным. Но зато дальше все пошло хорошо. Мы все майские праздники должны были работать, но в самый последний день этот приказ отменили. Деньги дали за март и за апрель аванс очень поздно, и у меня ничего не было запасено к празднику. Но все же я сумел кое-что сделать.
1 мая утром с Борькой ходили на демонстрацию - первую после войны. Потом с Зиной пошли к Аньке в кафе за пивом, но его там не оказалось. В кафе встретился с Медведем, Витькой Н. и Колькой З., они меня угостили водкой. Но много я пить не стал. После этого Зина ушла домой, а я уехал к Шуре в столовую. Там я пива купил, но зато и сам так напился, что не помню, как пришел домой, и весь вечер проспал. А нам в этот день надо было пойти гости к Алешке К…, но мы так у него и не были из-за того, что я не мог встать с постели.
2 мая с утра пошел приглашать к себе гостей. Сходил к Сережке Л…, к отцу и к Алешке. И везде мне предлагали выпить, но я отказывался. И вот только у Алексея выпил полстаканчика, после чего мне стало легче.
Вечером все собрались у нас. Но Сережка не пришли, а ушли со своей Надей в другое место. Мы выпили, подзакусили, потанцевали. Потом все ушли, а я улегся спать. Но ночью пришли Анька с Яшкой и Клавдия с каким-то мужичком и снова меня подняли. Еще выпили и потанцевали, и уже поздно ночью я все-таки улегся спать. Но пил я в этот день мало. Потому что меня крепко «ломало». Я даже есть ничего не мог. Но потом прошло.
3 мая утром ушли к Кононову. У него выпили. И там я так пил, как когда-то раньше, т.е пил и не пьянел. Вот что называется - вспомнить старое. Ушел от него в здравом уме. Зашли с Зиной посмотрели кинокартину «Небесный тихоход». Пришли домой, покормили и усыпили сына и снова пошли в кино на «Пятнадцатилетний капитан».
И все у нас с ней прошло мирно. Да мы и вообще сейчас с ней не ссоримся. Но только одно я ей говорю, что если увижу ее с кем-нибудь или хотя бы узнаю об этом, то я ее просто до полусмерти изобью и уже, конечно, жить тогда с ней не стану. А сам, наверное, куда-нибудь вообще из Молотова уеду. Тем более что я очень сейчас недоволен жизнью в городе, где даже в магазине взамен жиров дают ржаную муку. Вот это разве справедливо? И пожаловаться некому. Ведь у нас СССР, а не какая-нибудь Америка.
Но все-таки жизнью с Зиной я сейчас очень доволен. Как бы еще не изурочить! И главное, у меня уже большой сын Борис. Очень мировой парень. У него вот сегодня первые зубки появились. А я опять сегодня ночью подписался на заем «Восстановление народного хозяйства». Дал я стране взаймы 1400 рублей, а вот она мне никак не хочет дать ссуду в 3000 рублей. Но ничего - «мы «сдюжим», как сказал писатель Ал. Толстой. А в цехе многие ребята на заем подписывались с неохотой. Да и понятно. Заработок упал, а заем написали большой. Хотя по сравнению с прошлым годом он почти вдвое меньше дан на наш цех. А многие ребята вообще не подписались. Ну, сейчас я с дневником выправился и буду продолжать его писать дальше регулярно. А то за последнее время я о нем почти совсем забыл. Сейчас вот опять к 100 часу ночи на работу надо. Написал я в газету статью «Река Чусовая» и на днях ее туда унесу и сдам в редакцию. Хорошо будет, если ее напечатают.
13 мая 1946 г. Сегодня в 1405 час. на б[алан]се № 31 поставили мотор на 1-й этап государственного испытания. Это, по-видимому, действительно последний мотор, как говорит начальство, поставленный для защиты марки завода. На весь Союз только наш завод будет вырабатывать авиамоторы, да и то при условии, что мы сумеем «прогнать» этот мотор. Его № 8225153. Нам вначале казалось, что вся подготовка к этому испытанию - напрасная «шумиха», но оказалось, что это было все сделано не зря.
В кабине сейчас так все отделано, что просто не верится, что это наблюдательная кабина для испытания моторов. Все стены покрыты голубой краской, все баки, краны и другие приспособления - серебряным эмалитом. В кабине - письменный стол, мягкий диван, кресло и стулья. Установлен телефон и вообще все удовольствия.
Но нас сразу уже предупредили, что если мотор пройдет, то нам подбросят много денег и дадут дней десять отдыха. Но, а если не пройдет, то что нам будет, знает только УМВД. Это, конечно, будет тогда, если мотор не пройдет по нашей вине.
На Каме уже открылась навигация. Через 2,5 месяца мы с Зиной и Боречкой уже будем плыть на пароходе по Волге. В этом году мы эту поездку обязательно совершим.
Сейчас мне приходится все время работать. Даже в День Победы я и то работал.
Получил письмо от Семена, в мае он обещается приехать домой. Я все еще занимаюсь дома по хозяйству. Вскопал огород, устроил около сирени стол и скамьи. Только надо вот поскорее его «обмыть» - пивом или винцом. А будет очень хорошо посидеть под вечерок за этим столиком, когда расцветет черемуха и сирень.
В цехе проводил опытные работы. Осваивал один новый объект, но ничего не получилось, и на этом начальство решило все опытные работы прекратить.
Ну и пусть, за это дело все равно не платят. За апрель месяц мне вывели всего только 20 смен и окончательный выписали 164 руб. Но неправда, недостающие 6 смен они мне все равно оплатят.
30 мая 1946 г. Я опять с Зинаидой в большой ссоре. А все получилось из-за пустяков. У меня лежали Костины деньги, и она их у меня нашла. Ну, по-видимому, подумала, что они мои и я их скрываю. Слово за слово - завязалась ссора. Вчера же я купил на эти деньги белые батоны и хотел один унести Граньке, тем более, что она раньше, во время войны, меня очень выручала с питанием. Но Зина, как водится, никогда не помнит старых услуг и всегда старается делать только то, что для нее выгодно. А я все-таки всегда помню все услуги, оказанные мне раньше, и в любое время постараюсь помочь этому человеку. Нашу ссору еще также усилило и такое дело.
В субботу у нас дома была небольшая пирушка. И вот, когда мы все напились, одна из девок стала во время танца лезьти со мной целоваться. Зина это заметила и давай меня, вместе со своими сестрами, укорять. А что я мог сделать, если был сильно пьян.
Да у меня и мысли даже нет, чтобы с кем-то где-то провести время, кроме Зины. Ведь я ее, заразу, сейчас никак забыть не могу. Все последнее время наша жизнь шла мирно и слажено. И вот тебе на - поссорились! Что у нее ко мне за недоверчивость, я так и понять не могу.
Правда, я ее оскорбил тем, что «приписал» к ней одного капитана, но в это время я был так зол, что это и понятно.
Вчера мне сказали, что будто бы приехал с фронта Семка. Но это я еще точно не знаю.
На заводе очень напряженная работа. За май месяц я должен получить денег больше тысячи. Аванс получаю - 500 рублей, да окончательный, наверное, рублей 800. Это еще тоже не точно.
А денег нам надо много. Надо за туфли отдавать, да какое-нибудь платье ей покупать.
Но это еще видно будет, мы еще все с ней в ссоре. Они со своей семьей добиваются, по-видимому, чтобы я ушел от них совсем, но я не могу бросить Борьку. Он у меня такой мировой парень, что из-за него я даже соглашусь терпеть некоторые обидные для меня слова, которые они мне каждый день говорят.
16 июня 1946 г. Сегодня у меня действительно воскресенье, т.е. выходной день. Хотя в цехе и есть работа, но мы не работаем. Вообще-то завод стоит на грани перехода на мирную продукцию. В/преды за последние дни уже большие моторы не принимают. Сейчас из-за этого сильно задержали выдачу зарплаты. Мне надо получать более 1,5 тысяч рублей, но их надо ждать. Кормят нас сейчас на работе, можно сказать, что хорошо. Каждый день бывают яйца, молоко, творог. Ну, а на основные [блюда] даже иногда свинину жареную подают. Дома все идет хорошо. Даже с Зиной перестали ссорится. Несколько раз за эти дни я пил. В позапрошлую субботу мы у нас выпили с Алешкой, а потом он с Галиной и я с Зиной ходили в сад. Были на площадке, но были пьяны, так что все подробно я и не помню.
На той неделе мы с Костей вычистили у нас дома уборную и заработали за это литр чистого спирту. Разделили его пополам. Я свою часть уже выпил, а Костя все еще хранит. Дров на зиму запас всего еще только 4 м3. Но думаю еще добавить 8 - 10 м3.
3 июня 1946 г. вечером умер всем известный М.И. Калинин. Его похоронили в Кремлевской стене. У меня опять накоплено более 100 рублей мелочи: на 50 рублей по 20 копеек моих, на 50 рублей по полтиннику и на 10 рублей по 1 рублю Костиных. Я себе для шутки сделал из серебряного рубля медаль и некоторым затуманиваю мозги, говоря, что эта медаль выдается за выполнение специального задания. И некоторые верят.
Семка действительно приехал и обещается на днях ко мне зайти. Но выпить с ним не удастся. У меня нет на это свободных денег. Тем более что близится время отпуска, а у мамы в деревне что-то ничего не получается. Но неправда, я денег займу, а все же на пароходе мы с Зиной поедем. И Борьку с собой заберем. Ему будет уже 1 год.
Дома все еще в свободное время занимаюсь хозяйством. В прошлое воскресенье ходили мы с Зиной и Борисом в Художественную галерею, но все картины посмотреть не успели. Борька заплакал, и мы его никак не могли унять. Пришлось выйти на улицу, не досмотрев все до конца.
19 июня 1946 г. Пять лет тому назад в эти самые часы я уже шагал по улицам Москвы со своим чемоданом. А на другой день я уже был на квартире у моих знакомых и пил за свой приезд в Москву. Правда, мне тогда мало пришлось там погулять, потому что через два дня началась эта проклятая война с немцами, которая многим тысячам людей перевернула и исковеркала всю жизнь. А какая уже была налаженная жизнь! Все в магазинах появилось: и продукты, и промтовары, - и вдруг все это сразу уничтожила война. Но не буду вспоминать все прошлое. Лучше запишу то, что есть на сегодняшний день.
Сегодня заходил в Дом туриста и разговаривал там с заведующей этим домом Татьяной Павловной. Мы с ней знакомы еще с 1938 года, когда я заключал с ней договор о туристической поездке по реке Чусовой. Она почти ничуть не изменилась, правда, постарела немного, а в остальном осталась прежней разговорчивой вежливой старушкой.
Она меня, между прочим, сразу же узнала. Ну и я ее тоже. Оказывается, зрительная память у нас обоих хорошая. Но ничего хорошего она мне так и не сказала. В этом году здесь никаких путевок нет, и едва ли будут. Но все же велела понаведаться через некоторое время. На всякий случай дала она и свой № телефона - 92-84.
Пора спать! Допишу завтра.
22 июня 1946 г. В этот день в 1941 г. началась война. Но о ней вспоминать нечего. И так уже все это надоело. Очень много про эту войну разных книг написано. Кто хочет подробней знать об этом дне - пусть читает книги. Мне как-то на днях сказали, что приехал сюда в город Колька «Марсик». А позавчера ночью, когда я шел с работы, я с ним сам встретился случайно. Много говорить было некогда, и поэтому он хотел прийти ко мне домой, чтобы обо всем поговорить по душам. Я эту неделю чуть не каждый день убегаю с работы раньше. Потому что дело не идет, и мы моторы на этапы пока не ставим. Из-за этого заводу не дают денег, и мы еще даже за май деньги не получили. Но вот вчера ходили слухи, что сегодня должны выдать немного денег.
Вот хотел написать много, а опять все забыл. Нет, как-то надо приспосабливаться, все записывать в дневник, пока в голове свежо. Мы сейчас очень выбились из денег. Едим только разные похлебочки. Мясо совсем не видим. Да и отпуск уже, как говорят, - на носу. А к нему мне надо очень много денег. Если у мамы в деревне ничего не выйдет и она мне 2000 руб. не отдаст, то придется еще немного попоститься, чтобы скопить денег к отпуску хотя бы тысячи две с половиной. А на пароходе мы в отпуск все равно поедем.
1 июля 1946 г. Сегодня весь цех переходит на 6-тичасовой рабочий день, но мы - т.е. «комиссионщики» - пока будем работать по 8 часов. Вчера мы с Алексеем и женами ходили в оперетку - смотрели «Талисман». Мне эта вещичка очень понравилась. Когда шли по саду, я видел В…, но она меня не заметила. Ребят никого не видел. Они у меня на днях были. Всю ночь просидели - играли в карты. Я у них выиграл около 70 руб. Были у меня Колька М…, Колька З… и Семен Н…. Медведь и Витька не приходили.
Сегодня по радио слышал сам, что на промтовары снизили цены на 50%. Это очень отразится на рыночных ценах на вещи. Ну, это к лучшему!
Мы с Алексеем изменили свое решение о поездке по Волге. Решили ехать только до г. Горького, а не до Астрахани. Это объясняется тем, что у нас может не хватить времени, да и денег надо больше. А кроме того, жить целый месяц на пароходе - надоест.
Я уже с тремя [человеками] разговаривал, которые ездили по Волге в сторону Горького. И все они говорят одно и то же: продукты дешевые, а хлеб очень дорогой. Да и весь путь до Горького и обратно занимает всего 15 дней. На эту поездку денег хватит, а ведь пока у нас нет еще ни копейки. Ну, ничего, если я действительно счастливый, то хоть в самый последний момент, да деньги будут.Я уже считаю дни, сколько осталось нам до поездки на пароходе.
На заводе работа идет плохо. Правда, деньги за май выдали, но это все дано в долг заводу. У нас сейчас уже действительно последние надежды на моторы, которые сейчас идут испытания. От них зависит все: отпуск, деньги, 6-часовой рабочий день, отоваривание в магазинах и т.д.
Прочел недавно книгу - роман Мамина-Сибиряка «Горное гнездо», ничего - понравилась.Мама пришла из деревни. Она говорит, что у нее там все с продажей строений получается. Зовет меня с ней съездить вместе в деревню, осмотреть эти строения и посоветовать, за сколько их продать. Так что на этой неделе мы с ней, пожалуй, поедем в Болгары или там какую-то другую деревню.
Ну, уж если там дело выйдет, то отпуск мне будет обеспечен и притом неплохой.Если с собой будут лишние деньги, то мы на них наберем там разных вещей подешевле, а здесь продадим подороже. И дорогу окупим, да и, пожалуй, еще кое-что нам останется.
10 июля 1946 г. Ходил на берег Камы. Хотел выкупаться, но нигде не было подходящего места, да и ветер был сильный. Но ничего, еще не раз я там побываю.Анна Васильевна от нас наконец-то уехала к своему Яшке. Сейчас мы остались жить в доме почти одни. Это неплохо.
На работе вчера поставили «большую машину» на 1-й этап. Опять все-таки правительство разрешило поставить ее на длительное испытание. Так это все надоело, что просто работать неохота. Тем более, из-за нее мне и отпуск не дают. Долго ли это будет продолжаться? Скорей бы хоть решали: выпускать их дальше или прекратить совсем их производство, а выпускать только «маленькие машины».
Вчера мы с Костей и еще несколькими работягами ходили на «шабашку» на Молочный завод. Очищали там мостовую от земли и шлака. Работали с 10 час. до 15 час. дня и заработали по 5 кг творогу и 25 рублей деньгами.
Больше половины творогу мы получили, а деньги и остальной творог получим потом. Ну, да пообедали еще там молочными продуктами. На память об этом на руках остались мозоли.Близится отпуск, а денег еще пока нет.Но все равно пароход от нас никуда не уйдет. Все равно мы на нем поедем до Горького (я уже вижу себя, Зину и Бориса на пароходе во сне).
15 июля 1946 г. На работе опять идет «комиссионка» и уже прошла 80 часов. Думаем все, что она пройдет. Сегодня уже начали ставить новую машину для проведения 100-часового государственного испытания. Начальство опять говорит, что это «последний» мотор. Это мы каждый раз слышим, когда начинаем новое комиссионное испытание. Как только этот мотор пройдет испытание, так сразу же я могу пойти в отпуск.
Сегодня купил на рынке прорезиненный плащ-накидку за 83 руб. Думаю из него что-нибудь сшить, но что - еще мы с Зиной не решили. А эту цену он стоит, тут больше двух метров материалу, да еще пуговиц на десятку рублей. Сейчас я хочу бросить все мои хождения по рынку с пластинками. Я себе набрал достаточное количество всех новинок, а больше мне ничего и не надо. Сейчас у меня есть, что послушать!
Я хочу заказать Сережке, чтобы он мне сделал нож кинжального типа, а то имеющийся у меня «косарь» очень велик и неудобен для ношения с собой. А мне он всегда кажется нужной вещью в случае, если кто захочет ночью где-нибудь на меня наскочить с плохими намерениями. Бегать я никогда ни от кого не бегал, да и не собираюсь, а с этой штукой я вообще ничего бояться не буду. Думаю, что он для меня это сделает!
Денег для поездки на пароходе все еще нет, но у нас в цехе выдумали новую премиальную систему, по которой можно неплохо заработать. И я думаю, что в самый последний момент перед отпуском у меня будет достаточное количество денег для поездки.Сейчас работаю с 1 часу дня до 7 часов вечера. Я так не работал почти что пять лет. Хорошая это смена!
Как-то на днях я шел с работы домой в 200 часа ночи и вот на Ирбитской улице из-за угла внезапно вышел какой-то мужчина, и у меня инстинктивно пальцы сжались в кулаки. А в голове мелькнула мысль, что мы сейчас должны с ним сцепиться, как в драке. Но он пошел своим путем, а я - своей дорогой и подумал: «Да, на свете самые хитрые, вредные, безжалостные и в тоже время трусливые животные - это люди». Объяснений к этому никаких не требуется. «Человек - это культурный зверь!»
16 июля 1946 г.Машина опять «накрылась». Цеху и заводу просто не везет. Как бы отпуск у меня из-за этого не «накрылся». А то все мои планы сорвутся. Я все же об этом задумываюсь.
25 июля 1946 г.Дали деньги за июнь - 585 р. Был у Сережки Лебедева. Он сегодня привез из больницы сына. Близится отпуск, а денег нет. Но я думаю, что все-таки в самый последний момент у нас с Зиной будут деньги. Вот только бы у мамы в деревне все получилось.Продал свое полупальто нашему Сашке за 800 рублей. А как сам буду зиму проводить, еще не знаю.
В магазине выкупил масло: на Борьку - сливочное, а на себя - растительное. Опять с маслом жить веселее. Эх, только бы мне удалась поездка в Горький, а потом я все деньги держал [бы] только на Зину, да еще на питание. Я понимаю, что ей надо платья, но пока ничего не могу сделать. Продал также свой нож. Сейчас опять отложил в неприкосновенный запас 1000 руб. и её-то я думаю все же сохранить для отпуска полностью.
Мне к отпуску надо не менее 3000 рублей, чтобы провести его получше. На эту сумму я все-таки рассчитываю.Вчера увез Косте дрова за 50 рублей на машине. Он остался очень доволен.
Чуть было не потерял свои часы. Обронил я их в машине, но снова нашел. Ведь их потерять очень жалко. Они у меня существуют уже 6-й год. Сегодня в городе встретил Петьку Богомолова. Я с ним когда-то учился вместе в Павиате, а потом работал с [ним] вместе в цехе. Он приехал с фронта. Хотел ко мне зайти.
На улице дождь. Воздух такой свежий. В комнатах везде порядок. Хорошо и легко кажется жить, но сама жизнь все-таки еще тяжела. Деньги дают в заводе всегда с опозданием. Их стали давать меньше, а цены пока ни на что не снижаются.
1 августа 1946 г. «Молотов - Кунгур » (Поездка за картофелем) В пятницу мне Зина сказала, что у нас нет картофеля и если я хочу купить его подешевле, то могу съездить в г. Кунгур на поезде. Картофель в городе стоил 7-8 руб., а там 2 р. 30 к. - 3 рубля за 1 кг. Я согласился. В субботу подменился сменами. Вечером пошел на поселок Шпальный, чтобы с мужем Зининой сестры поехать вместе. Из дому вышел поздно. Туда приехал с опозданием, да еще долго не мог найти их дом. Когда я их нашел, то Семен уже собирался. Вышли от них втроем. Пошли на станцию. Когда подходили к ней, то поезд уже прибыл. Это был поезд № 76, идущий из Москвы на Дальний Восток.
Договорились с машинистом паровоза, и когда поезд тронулся, то все забрались на тендер паровоза. Начало темнеть. Холодновато. Но я, невзирая на холод, улегся на доске и всю дорогу спал. Ночью к нам с соседнего вагона перебрался один мужичок. Разговорились. Он, оказалось, едет из заключения, где пробыл 9 лет. Всего ему было дано 10 лет, но год сбросили по амнистии в честь Победы над Германией. Он себя виновным совершенно не считал. Хотя был взят в 1937 году как за измену Родине.
Рассказал о жизни в лагере. Кормят плохо. Нормы выработки очень большие (надо напилить в день 5 кубов дров), и это безразлично: хоть зимой, хоть летом. А местность там очень плохая. Летом - болото, тундра, вода, комары. Зимой - по шею снег. На заключенных смотрят как на простую вещь. Жив - хорошо, умирает - пусть мрет. В общем, он удивляется сам, как остался жив. В том лагере, где он был, исключительно находятся в заключении люди, попавшие по статьям за измену Родине.
За несколько дней до его освобождения туда привезли около 5-ти тысяч «власовцев». Среди них были все, начиная от рядовых до полковников. И вот они, пробыв там несколько дней и сообразив, что их ждет, решили оттуда уйти. Обезоружили охрану, забрали все оружие, продовольствие, деньги, лошадей и ушли в леса. Ушло их две зоны полностью - это примерно 3 тысячи человек. О дальнейших событиях он не знает, потому что как раз вышел из заключения и уехал домой.
Едет он 9-е сутки и все время на крышах вагонов или на подножках. Правда, ему дали на дорогу 150 рублей, но [он] их все на станции издержал, пока ждал посадки, а потом решил ехать, как сумеет. И вот уже добрался до Молотова. Я ему дал хлеба, Семен дал покурить. И было видно, что он очень давно не ел. «Спасибо», - сказал он, и в этом слове чувствовалось какое-то смущение, что вот, мол, я - сильный мужчина, а принял от вас эту подачку. Но ничего, и он еще увидит жизнь более лучшую, чем та, которой он жил почти 10 лет.
В Кунгуре мы сошли, а он поехал дальше. Ему надо добираться все до г. Алма-Ата: там, по его словам, его родина.
Мы зашли в зал ожидания. Ночевали в вокзале. Утром пошли на рынок. Купили картофеля. На мою долю досталось 48 кг. Днем опять погрузились на тендер паровоза, идущего с Дальнего Востока, и поехали в Молотов. За дорогу не платили ни копейки. Только вывозились все как негры, были черные от сажи и дыма паровоза. В 2 часа дня в воскресенье я уже был дома.
В Кунгуре на станции продают замечательные гипсовые статуэтки. Придется еще раз за ними съездить специально. В этот раз Кунгур я совершенно и не видал, т.е. в центре его не был, а поэтому, каким он стал за годы войны, я сказать не могу. А я в нем был только в довоенное время, когда ездил на экскурсию в Ледяную пещеру. Но я как-нибудь специально туда съезжу, чтобы хорошо его осмотреть.
Два последние дня я уходил с работы домой спать, и вот сегодня Толя мне сказал, что там об этом подняли шум. Сегодня придется что-нибудь там соврать, чтобы оправдать себя перед начальством.
На днях поднял на вышку дома 40 ведер песку и насыпал их на потолок кухни. Перед зимой надо еще утыкать все стены, застеклить окна и сделать проводку для электроплитки. Ну, само собой, еще дров купить. Тогда зиму можно жить - не тужить.
Свой нож я продал Сашке, а мне сделали другой - малого размера, как кинжал. Очень удобный для кармана. Хорошо бы вот еще к нему ножну[1] сшить.Денег в аванс выписали мало, придется для отпуска ждать окончательный. Но все ближе и ближе отпуск двигается, а я еще к нему не подготовился.Операции с пластинками закончил. Оставил себе 50 штук, но все хороших.
Источник https://www.permgaspi.ru/diary/1946-1955/1946.html