Александр Митрофанович Коржов. Инженер-физик. 4

Sep 21, 2021 20:27

Здорово тогда у нас пошли дела! Восприимчивая молодёжь усвоила новые правила игры очень быстро, так что сами собой выявились и лидеры, и бесполезные бригаде люди, балласт. Здорово! Я бы управился, наверное, располагая одним административным ресурсом, но насколько же интереснее было не казнить и миловать, а обращать подчинённых в единомышленников! Хотя я уже настолько подрос как руководитель, что понимал: оставлять поводья всегда чревато, так что никаким, даже самым ласковым телятам лизать себя не позволял.

Сразу пришлось вводить работу совета бригады в строго деловые, даже формальные рамки, чтоб не получился гибрид восточного базара с комсомольским собранием.

..Сначала экономист докладывает итоги работы за месяц. Из них всем видно, хорошо ли выглядит цех в целом и какая, собственно, сумма подлежит распределению. Потом специалисты с каждого участка сообщают свою оценку допущенным отклонениям, представляют свои предложения: кого и за что поощрить, кому и за что понизить КТУ. Тут прорва тонкостей, но экономист наготове. Он, к примеру, вмиг переведёт в рубли размер ущерба, нанесённого бригадному котлу чьей-то конкретной провинностью.

Картинка становится настолько предметной и наглядной. Если вы, товарищи, предпочитаете покарать десяткой того, кто ущемил бригаду на сотню рублей - это ваше дело. Да хоть совсем простите его, болезного и убогого, раз уж для вас и всех тех, кого вы в совете представляете, сотня уже не деньги почему-то! Только учтите, что так вот, по сотенке, можно и весь навар расплескать, да и нерадивых заодно наплодить.

Грош цена совету, который озабочен только делёжкой. В идеале, хлопцы и девчата, он должен такие принимать решения, чтоб было что делить - и сейчас, и впредь. Иначе не только всякий интерес пропадает, но и всякий смысл. Так что давайте считать и объективно оценивать последствия всех отклонений в обе стороны, чтобы каждого героя неотвратимо настигла причитающаяся ему награда.

Случай из курьёзных. Сенокос никто пока не отменял, но мы учли прошлогодний печальный опыт и решили на совете: в колхоз направить маленькое постоянное звено косцов, полностью сохранить его членам их долю в цеховом заработке, за безвыездность, дискомфорт и недосып предоставить потом отгулы, а всех остальных обязать по два выходных дня отработать в лугах помощниками - сушить, копнить, грузить, скирдовать.

Всё сложилось вполне удачно, и, отчитавшись, по укоренившейся дурной привычке всё перевыполнять, за полтора плана, цех уже в июле с триумфом закончил сенокос, исхитрившись при этом ничего не завалить в производстве. А вскоре мне доложили, что двое парней, так и не взявших ни разу вилы в руки, теперь ходят по цеху и демонстративно похваляются своей хитрожопостью: оттягивали поездку, как могли, и в итоге дождались, что им не хватило сенокоса. В отличие от прочих недоумков, которые непонятно за какие коврижки горбатились…

На рубль основного заработка в этом месяце пришлось почти по два рубля приработка - очень даже терпимо для обычно провального июля. Специфика у производства такая: летом всё разлаживается. Что до “уклонистов”, на совете звучали разные, но всё больше добродушные пожелания: от снизить КТУ до махнуть рукой, раз уж и без них справились. Ошалели, когда я предложил не устанавливать хитрецам КТУ вовсе. Пусть получают минимум, равный тарифной ставке, и ни в чём себе не отказывают.

Смешно сказать и трудно поверить, но факт: жалоб почти не было. А отдельным особо непонятливым, кровно обиженным мнимой несправедливостью, я без обиняков разъяснял: “Доверенный мне цех существует ради производства микросхем. Для производства справедливости придуманы народные суды. Поскольку вас интересуют не микросхемы, вам с вашими вопросами именно туда. Только вопросы, учтите, следует адресовать не мне, а совету бригады, в которую вы - надеюсь, помните? - вступили добровольно”.

Говорить-то я говорил, язык без костей. Но, по мере роста выпуска кристаллов всё нелепее выглядела их судьба: они просто оседали на складе. Я по должности не отвечал за последующие операции, но, увы, за это на заводе почему-то вообще никто не отвечал! Пару лет назад мои недоуменные вопросы об отсутствии для будущих микросхем не только сборочного производства, но и внятных планов его создания, Белецкий пресекал без затей: “Не заносись раньше времени. Цени: тебе созданы льготные условия. Разве ты имеешь что предложить на сборку? Разве ты смог бы работать спокойно и методично, если бы развитие сборки опережало твои возможности?”

...Я мог бы производить чипы множества разновидностей - лишь бы их производство вписывалось в технологические возможности цеха, а они, эти возможности, были довольно универсальными.

Ну и что? Последующие процессы сборки чипов в корпуса такой универсальностью не отличались, потому что разновидностей корпусов великое множество, и для каждой требуется комплект специализированной и очень дорогостоящей оснастки, а для каждого функционального типа микросхем - ещё и уникальные средства измерения. Ни тем, ни другим завод не располагал. Получалось, какого бы рода, типа и сорта кристаллы я ни растеял производить, их судьба: оставаться полуфабрикатами - предрешена. Превратить чипы в готовые микросхемы завод сегодня был не в состоянии..Я же не директор завода, чтобы за всё это отвечать.

..Этих двоих мальчишек, приехавших из Москвы посмотреть моё производство, я знал ещё в их бытность ведущими специалистами зеленоградского “Микрона”. Воистину тесен электронный мир! Теперь они работали на Автопром, который задыхался без специализированной электроники и, от безвыходности, намеревался её, собственную, создать. Потому что наше министерство категорически отказывалось работать на автомобильную промышленность. Ещё бы: по назначению продукция эта сугубо гражданская, значит и цены должны быть божескими. Однако предъявляемые требования, по причине суровых условий эксплуатации, оказались не слабее военных - кому это понравится?!

Уйдя из электронной промышленности, эти ребята, однако, сохранили столь важные в нашем мире связи. Неглупые и деятельные хлопцы решили самостоятельно проектировать нужные новому хозяину автомобильные микросхемы, а в производстве намеревались прибегнуть к кооперации. Они уже нашли, где и как их можно будет собрать в корпуса и измерить. Но никто не хотел связываться с производством чипов, а наладить собственное - это ждать многие годы и вбухать несчитанные миллионы. И тут они являются ко мне, истомлённому, на их счастье, как раз самыми мрачными мыслями об ожидающей любимый цех безработице, и убеждаются вдруг, что я не только могу практически всё, чего бы им от изготовителя кристаллов хотелось. Я, вдобавок, ещё и хочу - страстно, но, разумеется, отнюдь не бескорыстно - заниматься таким ещё непривычным в отрасли делом, как производство чипов на продажу. Хрен поймёшь, кому в итоге больше повезло!

Враз порешали многочисленные технические вопросы, а потом, к взаимной выгоде, и денежные. Чудеса! Министры не смогли или не захотели договориться, директора предприятий благоразумно уклонились - и, тем не менее, сотрудничество развернулось нешуточными темпами. Поначалу ребята спроектировали и заказали - видимо, не особо доверяя нашим способностям - до смешного простые изделия, но потом, разглядев наш потенциал, стали стремительно наращивать их сложность и повышать технические требования - и, слава Богу плюс моему доблестному коллективу, всегда бывали удовлетворены результатом. Мы тоже были довольны - и не только тем, что честно зарабатывали для завода и для цеха хорошие деньги.

- Ох и трудно строить социализм в отдельно взятом цехе! - сокрушался я в узком кругу единомышленников, отбившись от очередного “наезда” отдела труда и зарплаты или ещё какой надзирающей и карающей службы. Их было много, всех не упомнишь. И каждой двигали самые искренние, самые благородные побуждения: ущучить во что бы то ни стало! Заработкам в цехе завидовал весь завод, но шансов поступить ко мне в работники было очень мало. То есть ровно столько же, сколько и соискателей, способных выдержать наши суровые квалификационные требования. А халявщиков и “подснежников” я принципиально не держал. Даже если это “спортивная гордость завода”, не держал. О партийных придурках вообще не могло быть и речи. Директор, был случай, заикнулся однажды - и получил такой отпор, что больше уже не заикался. Не стану деталировать - было, и всё. Члены цеховой партячейки в курсе, я с ними заодно действовал.

Замечательный у меня был народ. Но и уроды встречались, хотя и не часто. Одну красавицу пришлось даже недавно уволить по статье за прогул. Эта девица оказалась для бригады явным, неисправимым браком: врала, бездельничала, спала в сортире на стульчаке. А теперь ещё и прогуляла несколько дней. И, что самое весёлое, в оправдание принесла больничный лист с диагнозом: отравление парами серной кислоты. На производстве, разумеется, отравили примерную труженицу.

А суть веселья в том, что ни она, ни выдавшая ей документ знакомая струнинская врачиха по невежеству даже не подозревали, что в наших условиях отравиться парами серной кислоты в принципе невозможно, ибо не даёт она достаточно паров. Скорей уж парами компота отравишься в заводской тошниловке!

А потом, оно кому-то надо - иметь хреновые показатели по производственному травматизму, особенно когда никакого травматизма не было? Нет, ребята, ни заводу, ни цеху, ни мне лично - никому оно было не надо! Что ж, мы сами решили разобраться. Отдали листок на экспертизу, которая показала вздорность диагноза, а поскольку за изобретательной красоткой к тому времени числилось немало других отличий, я немедленно выгнал её с работы. На абсолютно законных основаниях, с согласия и одобрения народа и профсоюза. Поскольку всех достала.

Вот это цеху поставили в вину при подведении предсъездовских итогов. Исключили вообще из соцсоревнования.

А дальше всё быстро покатилось к запрограммированному финалу. Я ж не спорю с тем, что мой цех был недогружен. Там, где все получают свои зарплаты от выпущенной продукции, глупо в ущерб собственному карману отмахиваться от дополнительной работы. Из самых естественных, то есть, разумеется, сугубо шкурных соображений надо хвататься за любую. Если, конечно, она по силам и по профилю. Однако на наши возможности просто не хватало потребителей.

Доведя НПК до состояния полного упадка, Быков теперь нашёл мудрый ход: он замыслил перебросить производство части микросхем оттуда в мой цех. А что ещё можно сделать, если НПК не справляется ни с микросхемами, ни с уже упоминавшимся миллиардом транзисторов в год?! Как будто не в его руках ещё вчера были все вопросы развития НПК, как будто не ему - лично и персонально - надлежало отвечать за то, чтобы справляться ныне и присно, а не поглядывать вместо этого завидущими глазами на чужое хозяйство, где всё ладится и спорится! И вот свершилось: с высоты его новой, невесть за какие заслуги обретённой должности, это хозяйство тоже принадлежит ему, так что теперь уж он с меня не слезет!

Плевать, что многие технологические процессы несовместимы. Плевать, что размер обрабатываемых пластин разный, а это в нашем деле здорово портит жизнь. Трижды плевать, что мой производственный модуль, по всем его характеристикам изначально заточенный на изготовление изделий высокого уровня, с переходом к примитивным микросхемам, основной продукции НПК, ждала неизбежная деградация. А как же иначе? Где бы ни появился Владимир Анатольевич, что бы ни взялся он организовывать или, не дай Бог, возглавлять, всюду с неумолимостью природного катаклизма вскоре наступала деградация.

Мне казалось постыдным соучаствовать в этом процессе даже в качестве подневольного исполнителя, не то что руководить им. "За что прикажут генералы, за то и стану воевать!" - так, что ли? Ну уж нет уж! Я Быкову присяги не давал. Я вообще никому в профессиональных делах не присягал, то есть волен руководствоваться убеждениями, или как? Конечно, проект КМОП был мне в своё время поручен, я не сам его придумал. Но я его выносил, вынянчил, выстрадал, вследствие чего полюбил и сроднился - настолько, что теперь готов был загрызть любого, посягающего на него, пусть то будет даже главный инженер. Скорее, однако, по объективному раскладу сил быть загрызенным предстояло именно мне.

Ой, зря я так ополчился на достойного человека. Сумел же он без всякого принуждения сделать союзником своей разрушительной политики аж самого директора! Я-то, по хронической своей близорукости, не замечал, что уже и Пётр Николаевич, вдоволь, видимо, натешившись, изрядно поостыл к своей недавней, по историческим меркам, мечте о КМОП БИС, о технологическом прорыве. Ещё бы: реализованная, она самим фактом своего существования только подчёркивала убогость и отсталость прочего хозяйства. Явили, называется, пример! Всегда, сколько бы ни твердили передовицы газет об обратном, равнение на лучших осуществлялось у нас самым рациональным, самым необременительным способом: лучших бережно, но твёрдо опускали до уровня всех остальных, а тех, кто непомерно вознёсся, зазнался и своевременно не проникся - в общем, кто смел противиться - так же заботливо убеждали и вразумляли. Вскоре я на своей шкуре сполна испытал эту ненавязчивую заботу.

Оставшись всего-то на неделю за директора, Быков тут же распорядился задержать цеху выдачу зарплаты. Всему заводу выплатили, а нам нет - в этом явно проглядывалась демонстрация. Народ, легкомысленно привыкший получать помногу и в срок, возроптал, да и мне не хотелось допустить возведения начальственного хамства в каждодневный принцип. Только через обращение в прокуратуру мне удалось обуздать быковское самоуправство, но для тех, кто понимает, сигнал уже прозвучал достаточно внятно: Коржов не находит общего языка с руководством. И ведь верно; много ль наруководишь, если все текущие вопросы решать через прокуратуру?!

Помнится, кто-то там хотел порнографии? ...Более впечатляющей порнографии мне пока встречать не доводилось, охотно с вами поделюсь. Раз - ревизия по драгоценным металлам. Два - внеплановая проверка расходования спирта. В том же месяце - ещё одна, повторная, чего сроду не бывало - видимо, в расчёте на утрату бдительности. А коль скоро не утратили, то есть не попались - вот вам комиссия из министерства на предмет проверки правильности начисления зарплаты. Плевать, что Коржов сам себе зарплату не начисляет, ибо на то есть заводские службы, а он отвечает только за правильность делёжки начисленного между своими работниками. Всё равно все вопросы к нему, и всех собак - на него! Отиметь строптивца всеми мыслимыми способами; мордовать, пока не взвоет о пощаде…

Что ж, можно даже гордиться, что такого нехилого калибра средства устрашения нацелены - и не только в лоб - на вашего покорного слугу. Но есть же предел и для моей непонятливости, пусть даже помноженной на невероятное упрямство. Прозвучала команда “Фас!”, и челядь в своём искреннем усердии готова была сорваться с привязи. Тут и самой облезлой шавке гавкнуть не зазорно. Старый рыбак, я знаю, что пираньи охотятся стаями, откусывают каждая понемногу, но в итоге от жертвы остаётся только скелет. Недурная перспектива!

Беспросветность моего положения стала, наконец, очевидной даже для меня. Поэтому, пройдя успешно ещё и внеочередную аттестацию на предмет знания правил общей, газовой и электробезопасности вкупе с трудовым законодательством и охраной труда, я счёл программу трепыхания выполненной, а посему не стал дожидаться изобретения новых козней и в январе подал Белецкому заявление об уходе с должности. И по тому, как шустро и с какой готовностью ПНБ его удовлетворил, постиг, наконец, существенные особенности текущего момента. Наш директор любил не просто удалить неугодного. Его занимал высший пилотаж: организовать обстоятельства таким образом, чтобы этот строптивец сам приполз с заявлением, да ещё счёл бы неохотное (якобы неохотное) директорское согласие великой милостью. Так завещал Макиавелли...

Только много лет спустя довелось случайно узнать, что я оказался реальной помехой на пути исполнения нехитрого плана Белецкого, этакой трёхходовки:
1. Под заманчивым предлогом освоения новейших технологий выбить в министерстве приличное оборудование и щедрое финансирование; 2. Подождать, выдержать разумный срок, чтобы всем стало ясно: с этим делом ничего не получилось. Искренне пытались, да не заладилось. Виновные наказаны; 3. От безысходности перенастроить производственный модуль на давно освоенные серийные изделия.

Выгоды очевидны. Под старьё никто бы приличное оборудование не выделил. А так оно уже присутствует в натуре, остаётся только найти ему применение. Поэтому же не развивалось сборочное и измерительное хозяйство. Выпуск КМОП БИС просто не предполагался - к чему тогда все эти хлопоты?!

Впрочем, ПНБ и здесь не был оригинален. Такой же точно финт проделал Никулин на кишинёвском заводе - только раньше. Правда он, как всегда, смотрел дальше, так что вместо сомнительных с точки зрения доходности КМОП стал выпускать популярнейшие серии микросхем памяти. Которые всё-таки повышали технический уровень производства, а не наоборот, как это случилось у нас.

Кстати о запасах. Легко сообразить, что если фактический выход годных микросхем больше планируемого - ну, для определённости скажем, вдвое - то на производство заданного их количества уходит вдвое меньше трудозатрат. Для работников это означает удвоение заработка.

Хорошо? Кто ж спорит, очень хорошо. Но мало, то есть не всё. Заметьте, что на производство планового количества микросхем в этом раскладе использовано вдвое меньше исходных кремниевых пластин, а значит и всех тех материалов, которые потребовались бы для их обработки. Но если мне удалось (Всю жизнь везёт, я не преувеличиваю!) сформулировать и отстоять такие правила игры, при которых работникам доставалась ВСЯ экономия трудозатрат, то за сэкономленные материалы мои работники не получали НИЧЕГО.

Было обидно. Дело даже не только в том, что материалы впятеро дороже вкладываемого в обработку пластин труда. Наши почти фантастические заработки и без того были предметом не очень-то белой зависти всего завода. Нет, огорчало другое. То, что, не будучи внятно обозначенной, эта экономия как бы вовсе не существовала.

Вот эти изложенные письменно и высказанные вслух на всех мыслимых уровнях соображения никого из начальствующих лиц не затронули. Плевать всем было на экономию - что теперь, что всегда! Ну, есть же предел и моей настырности, эти горки любого Сивку способны укатать. Не хотят платить деньгами - что ж, мы сами себя вознаградим натурой! Опасаясь, что могут же наступить и чёрные дни, я в отчётности стал показывать пластины, как израсходованные, а фактически копил и сберегал их, благо это добро не ржавеет, не прокисает и не падает в цене...

К тому времени я уже полгода без особой цели кантовался в отделе главного технолога, коим был старинный приятель и соавтор Саша Герасимов.

Я, всё ещё оскорблённый тем, как со мной обошлись в родном тридцатом, не стал бы даже рассматривать такие предложения, если бы не прозрачные намёки на то, что мне позволят испробовать в действии бригадные принципы организации труда, дававшие такой эффект в цехе КМОП БИС. Валера считал, что именно бригадный подряд способен всколыхнуть болото, где никому ни до чего нет дела. Я в этом вопросе был гораздо меньшим оптимистом, хотя имел положительный опыт бригадного руководства. Правда, то был сравнительно компактный коллектив - конечно, побольше стройотряда, но и не триста человек. И коллектив этот подбирался штучно, по человечку, и каждый новичок, пройдя “курс молодого бойца”, накрепко усваивал, что не будет ему никакого личного благосостояния в отрыве от благосостояния всей бригады, так что даже самый умелый и амбициозный профи сможет, конечно, зарабатывать в меру своего мастерства и способностей, но только благодаря общему успеху.

В сборочном производстве слишком многое оказалось другим. Возраст работников постарше, образование попроще, квалификация пониже. Но, главное: абсолютное большинство было вполне довольно существующим положением и никаких перемен отнюдь не вожделело. А вот Валера возжелал странного, то есть перемен. Да ещё не только сам поверил в их необходимость и благотворность, но и меня почти заразил этой верой. Что ж, инициатива наказуема, и если моё назначение состоится, ему надлежало стать моим заместителем по техническим вопросам, в тонкостях которых я совсем не разбирался. Это было моё первое условие.

А вторым было предоставление мне квартиры. До сих пор вся моя жизнь устраивалась так, что производственных и прочих успехов я добивался, а следуемых благ, наград и отличий - дожидался...А времена на дворе - разгул демократии, и понимал её всяк по-своему. Недолгое время, пока в головах царила пока ещё не полная разруха, а всего лишь неразбериха, бытовал идиотский обычай избирать начальников. Я сильно сомневался в боевых возможностях воинской части, где солдаты избирают себе командиров, а Солженицын в “Красном колесе” прямо и едко связывает развал фронта, случившийся в 1917 году, именно с выборностью. Но что можно было поделать тогда с этим поветрием?! Нет на прорву карантина! Пришлось, следуя предписанной сверху моде, вести кампанию и пиарить свои идеи в массах.

Слава Богу, удалось обойтись без прикрас и прочего вранья, что было ой как нелегко. Электорат отличался дремучей убогостью. Или убогой дремучестью, если угодно. Народ в сборочном цехе и не обязан блистать интеллектом. Понимая это, я в своей агитации прибегал к доступным упрощениям, приводил аналогии с сельским хозяйством.
- Хотите, - говорил, - быть хозяевами своего урожая - извольте и посеять, и возделать, и убрать, как должно. Чтобы получать с урожая, надо его вырастить и сберечь.
Тут же голоса: - А если я не виноват? Я честно выполнил свою работу. Почему я должен отвечать за чьё-то разгильдяйство?

- Значит, труд в бригаде не для вас, - отвечал я. - Значит, вам в единоличники дорога. Мы здесь ради производства продукции находимся, а не для “выполнения работ”. Потеть мало, потеть можно и в спортзале! Цех сегодня якобы работает, только продукции что-то не видно. Думаете, щедрый дядя вечно станет оплачивать нам с вами бесплодные наши труды? Может быть, годных микросхем так мало, а брака так много именно потому, что в выпуске годных ни у кого нет настоящей заинтересованности? Производство сложное (льщу), цикл длительный. И на каждом его этапе есть возможность напортачить. Иногда безнаказанно, а иной раз даже с личной выгодой.

Это если каждый за себя. В бригаде, ориентированной на конечный результат, халтурить бессмысленно. Если наладчик плохо настроил станок, сборщица наклепала на нём гору брака, а инженер вкупе с мастером проворонили беду, не предотвратили ущерб - кто нам с вами виноват? Кому будет плохо? Сам же и отвечу. Персонально виновные схлопочут кару, какая им полагается, но зарплату за несделанную продукцию не получит никто. А когда до каждого - если не через голову, то через карман, через брюхо - дойдёт, что оплачиваются только годные микросхемы, нам всем захочется делать годные. Не скоро и не до всех сразу, но дойдёт. На то и бригада, чтобы объединить людей общей целью.

Ух сколько такой трескотни пришлось произнести за оставшиеся до выборов немногие дни! Запомнился недоуменный вопрос немолодой уже сборщицы с участка, где заработки всегда были наивысшими:- Что ж это получается, начальник цеха станет больше меня зарабатывать, что ли? - А как же иначе? - опешил я совершенно искренне. - Работа у начальника сложная и ответственная. Но ведь выборы-то открытые. Чуете в себе силы взять эту ношу - кто ж вам помешает баллотироваться?! Оторопели. Не ждали такой прямоты. Но проголосовали, на свою и мою голову, довольно дружно.

Головой я понимал принципиальную бессмысленность этого нового учреждения. От того только, что группа бывших работников завода обрела независимость и получает теперь зарплату побольше размером и из другого источника, качество продукции улучшиться никак не могло. Сколько-нибудь серьёзная работа над качеством, которая могла бы реально его улучшить, в совковые времена если и велась, то разве что силами неравнодушных энтузиастов-одиночек, а всё остальное представляло собой словесную трескотню и показуху. Впрочем, на этом этапе меня лично вполне мирил с институтом госприёмки сугубо шкурный интерес, а именно та действительно немалая зарплата, получая которую, Света страховала, в отсутствие у меня устойчивого положения, материальный достаток семьи.

Началась моя деятельность с конфуза, зато продолжилась целой чередой открытий. Недоставало нескольких единиц оборудования. Ну, я понимаю, что безнаказанно спереть с завода секундомер или там окуляр от микроскопа ничего не стоит. Но вот предметы покрупнее, вроде сварочной установки, испытательного стенда или того же микроскопа в сборе, должны бы вызвать у вора серьёзные затруднения.

Впрочем, никто этих агрегатов в реальности не крал, зря я грешу на невинных. Просто мой добродушный предшественник на посту начальника - из человеколюбия, как он его понимал, либо за малую мзду - понаподписывал фиктивных актов приёмки установок от машиностроительного комплекса. Сами установки в природе никогда не существовали - до такой степени, что не к чему было привесить бухгалтерские инвентарные бирки, так что гирлянда штампованных жетонов хранилась в рабочем столе у механика. А ведь это оборудование должно было выдавать продукцию!

Из того, что фактически всё-таки наличествовало, самый жалкий вид имели штампы и прессформы. Я в этом железе не разбирался, но зато представлял себе, как должна выглядеть нормальная микросхема: аккуратненький “гробик” без пластмассового облоя, без заусенцев, без торчащих из корпуса обрывков металла. Увы, фактически инструмент был так плохо сделан плюс настолько изношен, что работать им давно уже было нельзя.

- А что ты предлагаешь, если никакого другого всё равно нет? - огрызнулся в ответ на мой озабоченный доклад главный инженер. В гробу видел он мою озабоченность, у него своих заморочек хватало. - Но ведь должен быть! По всем нашим планам подготовки производства что-то предполагалось приобрести, что-то изготовить своими силами. Только ведь ничегошеньки в этом году не сдвинулось. А когда сдвинется, и сдвинется ли вообще, непонятно. Надо найти способ ускорить…- А вот это ты зря. Не сдвинется, не надейся. Сам знаешь, что инструментальный цех не справляется даже с более важными заказами. - Я правильно понимаю, что продукция моего цеха - менее важная, и производить её не обязательно? Тогда расформируйте цех. Или Вы считаете, что её можно изготовить без необходимых инструментов, вручную? Это как, лобзиком микросхемы выпиливать, что ли?..

Конечно, это изощрённый садизм: задавать руководителю вопросы, на которые он теоретически обязан ответить, а практически не способен. Он только что вошёл в положение инструментальщиков тем, что простил им несделанные штампы. Ну и что? Годами на старых работали, что изменилось? ПотЕрпите!

Иначе чем ещё объяснить появление на свет вот этого документа, оригинал которого я бережно хранил двадцать лет, потому что без документа мне никто никогда и ни за что не поверил бы? Добро, если сочтут за глупый розыгрыш. А если привлекут за клевету? Читайте. В самом деле, разве можно поверить, что ниже приведён подлинный документ? Разве это не похоже на гнусную подделку, имеющую целью обляпать грязью человека, в чьих руках сосредоточена техническая политика крупного предприятия одной из самых передовых отраслей:
Распоряжение Главного инженера завода им. 50-летия СССР
№ от 23.10.87г.
С целью исправления массового брака, обнаруженного на приёмо-сдаточных испытаниях и в производстве микросхем серий 551, 1109: по габаритным размерам (КР551, КР1109) и выступающим выводам кристаллодержателя (КР1109), обусловленного использованием в производстве негодного инструмента,
РАСПОРЯЖАЮСЬ: Цеху №31 подвергнуть имеющийся задел и вновь изготовляемые микросхемы доработке вручную
а) по габаритным размерам - на наждачном круге;
б) по выступающим выводам кристаллодержателя - кусачками.
Главный инженер В. А. Быков
О втором эпизоде я вспомнил, наткнувшись в своих бумагах на его пожелтевшую стенограмму. директор, желая обсудить перспективы, собрал за большим столом всех, имеющих отношение к интегральным схемам. До развала электронной промышленности было ещё далеко. Однако, вновь прочтённая после того, как он уже свершился, эта стенограмма убеждает меня в запрограммированной неизбежности грядущего краха.

суть заключалась в том, что авторитетнейшие специалисты завода один за другим заявляли, что заниматься микросхемами заводу вообще не следует. Почему? Потому что тогда надо работать над сложной оснасткой, а сил и средств для её изготовления у нас нет. Потому что потребуется специализированная измерительная техника, а где ж её взять?! Потому что помещения не соответствуют, кадры подготовлены плохо, но всё равно разбегаются, новые разработки выполнены на любительском уровне, сроки освоения так затянуты, что микросхемы успевают устареть до начала производства, качество не достигается, выход годных изделий низкий, а издержки высоки, так что установленные сверху цены не покрывают себестоимости. Ждать помощи от министерства нечего. Да и положение в стране…

. ...мы просто капитулировали. В неформальной обстановке все, кто вершил техническую политику, честно признали: мы - быдло, поэтому ничего, кроме х*йни, производить не способны! Наше дело - штамповать миллиард примитивных транзисторов в год и не разевать пасть на что-то посложнее, особенно если в жопу никто не подталкивает.

Миллиард - это была уже не первой свежести голубая мечта Белецкого; но теперь она распухла до того, что по сути похоронила под собой и КМОП БИС, да и микросхемы вообще.

..Естественно, что ни через неделю, ни позднее никаких, тем более конструктивных, предложений не последовало, да и само сборище оказалось прочно забытым. Новые песни придумала жизнь! Эти строки пишутся через двадцать лет после того памятного совещания. Я не знаю наверняка, был ли достигнут миллиардный выпуск транзисторов. Скорее всего, нет, не успели, но это не принципиально. А принципиальными я считаю два момента. Первый состоит в том, что микросхемы для цифровой телефонной связи, которые успешно выпускал - и выпускал бы впредь! - КМОП-модуль, если бы их тогда не зачислили в абсолютно бесперспективные, сегодня безоговорочно доминируют на мировом рынке. Не те же самые микросхемы, конечно, но их отдалённые потомки работают в каждом сотовом телефоне, и, заметьте, ни одна из них - вот какие мы молодцы! - не сделана в России. Второй же момент: прошли многие годы, но и теперь ещё александровские транзисторы тех лет выпуска, из того желанного миллиарда, можно купить в свободной продаже. Без очереди. За смешные деньги. Кто не верит, поезжайте в Митино, на радиорынок - там легко убедитесь сами.

Честно сознаюсь: бригадный принцип в качестве организующего и мобилизующего инструмента довольно скоро меня разочаровал. Или, скажу точнее, не сам принцип, а условия его применения на этом полигоне. Его идеологам и зачинателям: Злобину и Травкину в строительстве, Худенко в сельском хозяйстве - удалось достичь невероятных успехов. Жуть сколько было шума, почёта и орденов с медалями! Сколько подражателей и продолжателей! Правда, Худенко загремел в тюрьму, а что по абсурдным обвинениям, так это для сидящего невеликое утешение. Можете осудить меня за похвальбу, но в промышленности я вообще не знаю примеров успешного использования цехового подряда - кроме тех, естественно, которые сам создавал, да ещё ухитрившись при этом избежать тюряги. И, естественно, почувствовал разницу, которую попытаюсь сейчас объяснить.

Строительный подряд всегда распространяется на некий конкретный объект. Сельскохозяйственный - тоже, если считать таковым объектом урожай текущего года. У этой работы есть начало и конец, он же итог и расчёт. Так хотя бы внутри цикла “бугор” самостоятелен и даже в чём-то независим, ибо его задача: завершить цикл и достойно рассчитаться с заказчиком - понятна и ему, и его бригаде, и заказчику. Особенно заказчику. Где ему взять другую бригаду, если с этой не сложатся отношения? А вот в непрерывном производстве договорные отношения почти невозможно представить, не то что реализовать. Что, предложите связать директора (который, вроде бы, формально заказчик) обязательством не менять однажды спущенный план? Сделать его ответственным за перебои в обеспечении деталями? Штрафовать, как он нас штрафует, за срыв обязательств? Чтоб понимал, нехороший человек: не только бригада ему, но и он бригаде должен! Что на него не крепостные пашут. Что стороны, в каком-то смысле, на равных. Партнёры! Лёня Голубков тогда ещё не родился, так что попрошу последнее слово воспринимать без иронии и сарказма.

...мне оставалось заткнуть себе поглубже в задницу чаемые идеалы и, отбросив такие сладкие, однако совершенно несбыточные фантазии, добиваться для коллектива максимума от возможного, а также переживать, по мере их поступления, начальственные обиды и явные несправедливости - и ждать. Ждать, грызя себя за конформизм, ключика от обещанной мне директорским гарантийным письмом квартиры. До сих пор тошнота подступает, как вспомню это раболепное ожидание. Два года в младенчестве, пять в школе, пять в вузе, шесть в Александрове с первой семьёй, два с половиной в Кишинёве и ещё пять - в упомянутом ожидании - всего больше четверти века из прожитых на свете тридцати девяти лет прошли для меня в общежитиях. Язык не повернётся врать, будто бы это были худшие годы. Не метрами, пусть даже и квадратными, измерял я ценности и радости жизни. Но ясно же, что в зрелом возрасте оставаться с семьёй без жилья, без элементарной автономии - хотя бы это лично меня и устраивало! - никак не свидетельствовало о жизненном успехе, а на взгляд со стороны выглядело просто некрасиво.
Previous post Next post
Up