Александр Митрофанович Коржов.Инженер-физик. 3
Задачу мне директор Белецкий ставил лично. Я знал, что время от времени его захватывают будоражащие воображение проекты. Вот и теперь он не пожалел времени и сил, чтобы доходчиво объяснить единственному слушателю свою мечту о создании на заводе высокотехнологичного производства микросхем будущих поколений. Завод должен совершить рывок в грядущее: и в техническом оснащении, и в уровне подготовки кадров, и в организации труда. Что требуется от меня? - Готовить означенный рывок. Конкретно? - Неустанно искать свежие, неординарные подходы. Избегать догматизма. Выработать соответствующую масштабу и характеру задачи идеологию и уж на её основе принимать конкретные, но непременно комплексные решения. Выйти на принципиально иной технический уровень. Кое-кого заткнуть за пояс, остальным утереть носы. Поднять престиж и явить пример - не только другим заводским производствам, но и, желательно, в масштабе отрасли.
Да, мечты Петра Николаевича отличались размахом, а способность убеждать всегда была его сильной стороной. С конкретностью дела обстояли не в пример хуже. Мне же предлагалось немедленно приступить к реализации его мечты. С понятными для не слишком крупного и далеко не самого передового предприятия оговорками: надлежало вписаться в тысячу квадратных метров производственной площади, а на импортное оборудование и материалы рот без крайней необходимости не разевать. Крупная мечта, но, “по одёжке”, в эконом-классе. Затея в любом смысле бюджетная.
Ох, не просите меня конкретизировать, что же собственно надлежало и предстояло делать. Я же был захвачен этим. Я не смогу остановиться, и вы если не погибнете под градом, то захлебнётесь потоком обрушившихся на вас технических подробностей. КМОП БИС - это даже сегодня одна из самых востребованных технологий. Большие интегральные схемы на основе комплементарных (то есть взаимодополняющих) структур “металл-окисел-полупроводник” - так расшифровывается аббревиатура - это очень хорошие интегральные схемы. Только в них счастливо сочетаются обычно несочетаемые свойства: большая плотность составляющих элементов, высокое быстродействие и совершенно ничтожное энергопотребление. Моя бы воля, я бы всё, что только можно в микроэлектронике, производил бы в КМОП-варианте. Правда, это и сегодня очень сложная и дорогая технология, а тогда даже специалисты не больно-то представляли все её тонкости и трудности.
Формально меня определили в опытно-конструкторское бюро, ОКБ, которое, в свою очередь, было тогда частью научно-производственного комплекса, НПК, включавшего ещё производственные подразделения и кое-какие лаборатории. Этим чисто административным способом, согласно воцарившейся в министерстве моде, предполагалось сблизить науку с производством и тем самым придать ускорение техническому прогрессу. Разработчик и производственник, будучи запряжены в одну телегу, теоретически должны были не только возлюбить друг друга, но и повысить коэффициент полезного действия сей химерической конструкции.
Стоит ли говорить, что практика никак не подтверждала этих благих измышлений, поскольку собственные цели у подразделений, насильственно собранных под одним начальником, оставались разными, во многом даже конфликтными, а реальное объединяющее начало отсутствовало напрочь. Если, конечно, не считать объединяющим началом персону этого самого начальника. Звали оптимиста-энтузиаста Владимир Анатольевич Быков - запомните это имя, не раз пригодится.
Прежде чем приступить к собственно проектированию, я несколько месяцев изучал литературу по теме и столь же дотошно знакомился с действующим производственным модулем на заводе “Ангстрем” в Зеленограде. Тот, который я, наглядевшись на чужой опыт, нарисовал сам, получился - я считал, что из-за тесноты отведённого помещения и густой сетки колонн - корявеньким, однако, хоть и с рядом высочайших замечаний, он всё же был одобрен министром, а это означало начало финансирования и поставок оборудования.
Всё, проект можно было с лёгким сердцем выбросить пока из головы. Однако меня не переставала раздражать его неприглядность, коробило эстетическое несовершенство. Работать-то оно кое-как будет, но полюбить такое нельзя. Я сотворил нечто явно второсортное, и мне было стыдно.
Рассказано немало сказок об озарениях, явившихся творцам во сне. Почему-то чаще такое случалось (Или якобы случалось - неважно!) с химиками: Менделеевым, Кекуле. Что ж, я тоже химик, хоть и не состоявшийся. От истины не убудет, если я добавлю к этим сказкам ещё одну, про себя.
Ничего впотьмах записывать и спросонок зарисовывать мне не пришлось, потому что картинка, явленная во сне, наяву меня уже не покидала. Проклятая шестиметровая сетка колонн при таком решении нейтрализовалась, становилась действительно опорой, а не помехой, и уже не расхищала площадь.
Никем на то не уполномоченный, я в рекордные сроки сделал новый чистовой вариант проекта, посоветовался с Вадимом Орловым, который вновь был моим реальным начальником, и мы вместе отправились к директору: я - подставлять повинную голову, а Вадим - чтобы хоть как-то смягчить удар при случае. Уж он-то понимал, насколько новый проект лучше предыдущего.
С какого рожна все эти страсти? Да ведь предыдущий вариант уже одобрен самим министром, следовательно, его иммунитет и неприкасаемость абсолютны, а любые посягательства, хоть и с благими намерениями, чреваты! Оно тебе, Коржов, надо - искать на свою многострадальную задницу новых приключений? Чего дёргаться в беспроигрышной позиции?!
Оно мне было надо. Очень. Я не хотел остаток жизни терзаться стыдом за то, что всё же нашёл лучший вариант, но смалодушничал отстоять его. Так что в качестве окончательного вскоре был утверждён второй проект.
..Я вдруг оказался не у дел, поскольку между завершением проектирования и началом реализации проекта образовалась затяжная пауза. В помещении неспешно вели ремонт строители. А куда спешить? От размещения заказа на оборудование до его поступления мог пройти год, а то и больше - в вопросах развития плановое хозяйство не страдало торопливостью. Нет, долго почивать мне не довелось. Я, хоть и был теперь далёк от производства, всё же из общего любопытства интересовался делами цеха, в котором когда-то состоялось моё рождение как инженера.
Дела, скажу прямо, к середине 1982 года выглядели на диво плачевно - и продолжали ухудшаться. Со стороны такое развитие событий представлялось мне не то что невероятным - вообще невозможным. Недавно был обновлён парк оборудования, что позволило обрабатывать пластины большего диаметра и с большей точностью. Над вопросами качества работали не только инженеры цехового персонала, чрезмерно, на мой взгляд, многочисленного, но и несколько лабораторий, специально созданных “для разработки идеальных технологических решений”. Тоже явное излишество, потому что к тому времени основной продукцией завода стали технологически самые простые транзисторы, так называемые NPN, да ещё сугубо гражданского назначения. И вот эти нетребовательные, примитивные изделия вдруг перестали получаться - ни с того ни с сего, как уверяли меня те самые авторы “идеальных решений”, да и все, кто имел отношение к их производству.
Я к их производству никакого отношения не имел. Поэтому, видимо, именно меня и мобилизовали. А может, Орлова, который ходил у Быкова в заместителях, надо благодарить за оказанное доверие?
Пригласили-то вроде на расширенное диспетчерское совещание, однако, единожды возникнув, меня уже никак не покидало чувство, что я пребываю в сумасшедшем доме. На законных, добавлю, основаниях. В качестве клиента. Хоть доставай со шкафа балалаечку…По очереди отчитывались технические руководители, отвечавшие за звенья технологической цепочки. Авторитетно, лаконично, со знанием дела и ощущением непререкаемой правоты: - Ионное легирование: Всё благополучно. Претензий нет.
- Диффузионные процессы: Все процессы без отклонений. - Фотолитография: По литографии и химическим обработкам замечаний нет.- Напыление: Результаты нормальные.
- Измерения: Выход годных кристаллов по NPN транзисторам составил сорок процентов - против требуемых семидесяти. Оба сборочных цеха извещают о повышенном браке, а также не подтверждают заявленную номенклатуру. По этим причинам каждую третью партию кристаллов сборка бракует и возвращает.
Ага. Видимо, мы рождены, чтоб Кафку сделать былью. А иначе что же это? Бедный Франц! У всех, от кого хоть что-то зависит или должно, по правилам игры, зависеть, абсолютное, без нюансов и полутонов, благополучие. Херово на измерениях, но они-то в чём виноваты? Измерения способны только констатировать суммарный итог всех предшествующих усилий, на конечный результат никак не влияя. Хотя нет. Такая прорва возвратов от сборки явно указывает ещё и на неспособность участка измерений добросовестно рассортировать кристаллы на брак и годные. Или характеристики кристаллов непредсказуемо “гуляют”, то есть дрейфуют по ходу сборки - тогда полный списец, поскольку этого рода болезнь вообще не лечится. Всё, что можно в таком случае предпринять: этих утопить, а новых наделать. Хотя наперёд ясно, что получится тот же результат. С какого рожна ему - от тех же родителей! - быть другим?..
- Когда и как планируете разобраться в ситуации? Это, наконец, открывает рот ведущий совещание Быков. Как выразился Михаил Евграфович, “уж который раз гневаемся, а репа всё не растёт”. Нет, уважаемый Вильям ты наш Шекспир, к данному случаю твоё бессмертное определение неприменимо. Этот мир не театр, а цирк. И как раз бравурно звучит туш, а на манеж выкатываются размалёванные пьяные клоуны! Да не простые, а чокнутые. “Здравствуйте, мы снова на арене!”
Ощущение гибрида цирка с дурдомом усиливается до степени полной достоверности. Кому, хотел бы я понять, задаётся этот вопрос, если все, кто управляет производством, констатировали полное благополучие - и ни один не уличен во лжи? Раз уж они такое заявляют, значит, ничего не ищут и впредь искать не собираются. В чей адрес вопрос, а главное, зачем? Работу лабораторий координирует лично Быков, больше они никому не подчиняются. И вопрос свой он может адресовать только себе, раз уж в созданной им структуре почему-то нет никого, кто отвечал бы за картинку в целом. За каждую манипуляцию есть ответственный, а за итог всех телодвижений, коим должно стать конкретное изделие, чья-либо ответственность вообще не предусмотрена. Помнится, что-то подобное было у Аркадия Райкина, но здесь по части комического абсурда (или абсурдной комичности?) ситуации прославленный народный артист рядом с провинциальными любителями выглядел бы бледновато.
Я не скрыл своего недоумения. Напротив, высказал его честно и прямо. Чтобы что-то сделать, для начала следовало кое-что узнать. Мне ведь предписывалось разобраться в причинах завала и устранить их. Имел ли я право браться за дело, не уразумевши предварительно, насколько хвороба запущена и какие средства для её лечения мне будет позволено применить? Судя по масштабам и симптомам бедствия, потребуется не только терапия, но и хирургия. И желательно поскорее, чтоб не понадобились ритуальные услуги. Для детального ознакомления с ситуацией я попросил неделю - и получил, как это всегда было заведено, три дня.
Впрочем, ясно, что в срочности Владимир Анатольевич был заинтересован поболе меня. Моё поражение грозило ему бесславным крахом карьеры. Жаль, я тогда не догадывался, что и полная моя победа, если вдруг случится победить, не больно-то его обрадует. Трёх дней всё-таки хватило, чтобы при очередной встрече я смог вчерне сформулировать свои условия.
- Мне требуется оперативное исполнение моих технических указаний всеми лабораториями. Не через Вас, а непосредственно. Если кто недоволен - пусть хоть директору жалуется, но сначала исполняет. То же требуется и от мастеров; я сам буду решать, допустимо ли проводить ту или иную операцию с той или иной партией.
Владимир Анатольевич слушал с неподдельным интересом, ожидая, видимо, что вскоре я сам, без его помощи захлебнусь в этом потоке ни с чем не сравнимых по своей наглости требований. Я же не собирался затыкаться, так что он первый не выдержал:- А нельзя ли скромнее?
Даже в условиях приближающегося полного п*здеца его почему-то беспокоила прспектива пусть хотя бы временной утраты части почти диктаторских полномочий. Правда, как ими грамотно распорядиться, сам он, болезный, не представлял. Да, пытался действовать, но это были судорожные телодвижения припадочного: ничего осмысленного.
- Можно. Но тогда будет поздно. Разрешите продолжить? Так вот, я требую отстранить - не только от управления техпроцессом, но и от всякого участия в нём - всех инженеров-технологов, занятых этим сейчас. Всех, я не шучу. Сколько их там: трое? четверо? Оставьте в моём подчинении Ольгу Ефремову - и пообещайте ей, стимула ради, присвоить следующую квалификационную категорию. Конечно, если поставленная задача будет решена.- Что-то я не понимаю. Отказываться от участия лучших профессионалов, с их опытом… И почему именно Ефремова? Она же пока только молодой специалист. Нет, не понимаю.
- А Вам, Владимир Анатольевич, и не обязательно меня понимать. Я профи, у меня тоже есть опыт, но я не обижусь, если Вы предпочтёте ему опыт и профессионализм своих проверенных специалистов. Тех самых, напомню, чьими трудами создана сегодняшняя ситуация. Которые вот уже полгода всё ещё надеются отвратить п*здец заклинаниями. Если же меня позвали дело делать, а не критику выслушивать, извольте предоставить требуемые мною инструменты. Критиковать меня ещё рано. И я не стану разгребать это дерьмо голыми руками. Весь техпроцесс, насколько можно было понять за три дня, в ответственных его стадиях полностью разрегулирован. Это или от недостатка квалификации, или от безответственности. Боюсь, что налицо обе причины, усугублённые спесью и авантюризмом тех исполнителей, которых я требую отстранить, даже не пытаясь вникнуть в их деловые качества. Я им не начальник, оценок давать не обязан. Достаточно того, что мне не понравилось, как талантливо они умеют разводить руками. Далее, я не желаю доставить им то наслаждение, которое они, безусловно и несомненно, испытают, сохранив возможность вставлять мне палки в колёса. Куда их девать, спрашиваете? К ёб*ной, ...пардон, к соответствующей матери! Я подумаю, к какой. Но, простите, я ещё к первой задаче не приступил, а Вы передо мной вторую ставите. Тогда уж определитесь, пожалуйста, с очерёдностью.
- Да не заводись ты так. Действительно странно, что вместо помощи ты требуешь фактически оголить участок. Учти, что сроки очень жёсткие. Необходимо в два-три дня представить календарный план работ на ближайший месяц. Учись, Коржов! Ты ещё и писЬкнуть не успел, а тебя уже грамотно, квалифицированно “возглавляют”. Скоро топтать начнут - в обоих смыслах. Если дашься, конечно…
- А сколько, простите, длится завал? Ах, только полгода? Так какой же срок потребуется, чтобы отстроить то, что не менее полугода ломали всеми наличными силами? Почти месяц длится производственный цикл. Это и есть продолжительность попытки. Не хотите же Вы сказать, что мне отводится одна попытка? Прыгуну в длину и то даётся шесть. Нет, сейчас называть срок я не готов. Именно потому, что не авантюрист. “Трах-тибидох!” - это, пардон, не ко мне. Это к Хоттабычу, а я Митрофанович. И бумажек высасывать из пальца не стану. Для составления реального плана работ у меня, как и у Вас, нет необходимой исходной информации. Что, хотя бы формальный? А на кой ляд Вам формальный план? Ага, главному технологу показать… понял, что это крайне важно. Чем больше бумаги, тем чище задница - так, что ли? Сколько их было сочинено за последние полгода? С десяток? Вот и поручите машинистке переписать заново любой из них - и подтирайтесь… пардон, прикрывайтесь. Я его и читать не стану - некогда. А если мой подход не устраивает - зовите тех, кто, на Ваш взгляд, компетентнее. Или авторитетнее. Или авантюрнее. Последних, впрочем, у Вас и так хватает. Зачем, скажите, Вам понадобился Коржов, если здесь все такие хорошие и всё так хорошо? Поскольку за три дня не стало понятней, кто реально здесь рулит технологическим процессом, рулить, простите, буду я. А если ещё кто-то, то с него и спрашивайте. Я умею подчиняться. От работ по производственному модулю КМОП БИС, кстати, меня директор не освобождал.
Деваться Владимиру Анатольевичу было некуда, хотя он, человек весьма, хоть и без достаточных оснований, амбициозный, оказался сверх всякой меры раздосадован - и насмешками, на которые я расщедрился в адрес так ценимых им работников, и критикой выношенных и выстраданных лично им, таких на первый взгляд логичных, однако совершенно бесплодных организационных принципов.
Первое время он буквально ходил за мной по пятам, лично отслеживая каждое действие, хотя у начальника крупного хозяйства вроде бы должно быть выше крыши других, соответствующих его рангу и масштабу, забот. Этим он себя здорово в моих глазах уронил. А очень скоро, то есть при первом же неформальном контакте “за рюмкой чаю”, достоверно выяснилось то, что легко было предположить заранее: во хмелю он упрям, капризен до склочности и подозрителен до крайности. Больше мои такого рода контакты с ним не возобновлялись никогда. На работе, в роли подчинённого, мне полагалось эти славные качества терпеть. За проходной я предпочитал играть другие роли и в другом ансамбле, где подобная дурь не в чести.
А Ольгу я выбрал в помощницы, приметив её добросовестность - и впоследствии никогда о том не пожалел. Всё у нас получилось! Везунчик же ты, Коржов! Разумеется, из меня так и прут технические подробности, однако я сознаю, что неспециалисту они мало чего скажут. Технике в этой главе и без того уделено слишком много места.
Достаточно будет сообщить, что моя первоначальная оценка состояния технологии NPN транзисторов оказалась близкой к истине, так что ни героических, ни титанических усилий не потребовалось. Их от такого лентяя, как я, и ожидать-то было бы странно. Но принятые решения оказались верными, раз уж через пару месяцев полез вверх выход годных кристаллов, ещё через пару окончательно прекратила свои жалобы сборка - и даже отменила ставший теперь ненужным входной контроль качества кристаллов. Чисто технически проблема была исчерпана. Разумеется, я надлежащим образом оформил свои находки и был вполне удовлетворён размером их оплаты.
А ещё я представил Игорю Николаевичу Кононенко, главному инженеру, подробный технический отчёт о проделанном. Мне был хорошо известен - и абсолютно чужд! - особый тип специалиста, избегающего делиться своими достижениями с кем бы то ни было, дабы утвердиться в глазах начальства этаким незаменимчиком. Как удобно: сделанную в рабочее время и должным образом оплаченную продукцию (А инженерное решение чем не продукция?) потом ещё и присвоить себе с целью повышения своей личной значимости, а то и просто ради банального шантажа! Я никогда этим не занимался, а в будущем, при всей своей управленческой неопытности, всегда распознавал и пресекал такие попытки подчинённых, вплоть до того, что, если чадо упорствовало, избавлялся от него без сожаления. Так что затребованный главным инженером отчёт, коль скоро со мной честно расплатились, содержал всю значимую информацию. Вам я за ненадобностью её не сообщаю. А заинтересуетесь, так отчёт в моём архиве. Подлинник.
К отчёту я по собственной инициативе приложил меморандум по вопросам, относящимся к кризису управления, который, на мой взгляд, поразил НПК. Мне представлялась абсурдной ситуация, при которой:
А) Вся реальная власть на производственном участке принадлежит мастеру, то есть выходцу, как правило, из среды рабочих. Мастер организует труд, карает и милует. Мастер закрывает наряды и единолично распоряжается хоть и небольшим, однако собственным премиальным фондом. Правда, квалификация у него ниже, чем у инженера, вследствие чего ответственных технических решений он принимать не способен. Зато зарплата больше.
Б) На одного инженера (ведущего), которому поручено отвечать за всю технологическую цепочку, приходится трое-четверо специалистов узкого профиля, то есть тех, кто обеспечивает надлежащее исполнение своих операций. Казалось бы, вторые должны зависеть от первого. Хренушки! В быковской системе ведущий играет роль мальчика для битья, поскольку отвечает за всё изделие в целом, а в целом всё благополучно если и бывает, то очень редко и не у нас. А вот специалисты по отдельным операциям ведущему не подчиняются и претензий от него не принимают, потому что получают свои премии за исполнение плана собственных работ, причём планы эти сами же и сочиняют. Кто б усомнился, что только полный олигофрен способен сочинить такой план, который можно не выполнить?!
В) Даже в пору наибольшего завала, когда цех почти не производил годных чипов, все рабочие, выполнявшие свои нормы выработки, регулярно получали премии. А как бы они, скажите, не выполнили норм? Ведь ради того, чтобы иметь хоть что-то на выходе, на вход производственной цепочки приходилось запускать вдвое большее количество пластин, значит работы всем всегда хватало. Но заработки подскочили ещё значительнее, потому что возросшая нагрузка на рабочих толкала их к спешке; спешка приводила к ошибкам; ошибки требовали переделок; а переделки по действующим правилам (Я бы похихикал, однако, право же, силы иссякли!) не только не порицались, но и оплачивались наравне с годной продукцией.
Итак, мастера, имея низкую квалификацию, реально управлять не способны. Инженеры теоретически способны, но практически к управлению не допущены. В утешение им дозволено в порядке компенсации заниматься увлекательной грызнёй и перепихиванием ответственности, а о такой ничтожной вещи, как конечный результат, забыть напрочь, чтобы не расстраиваться по пустякам. А рабочим так и вовсе всё по барабану: они университетов не кончали, делают всё, что приказано, и даже больше; условия премирования придуманы не ими. Что, не к чему прицепиться? Вот и не цепляйтесь!
Короче, если дела из рук вон плохи, однако всем, кто их делает, хорошо и комфортно, откуда, скажите, взяться надеждам на поправку?!
Кононенко был грамотным и вдумчивым руководителем, так что всё хорошо понял. Настолько хорошо, что мой технический отчёт утвердил к исполнению без всяких замечаний. Он, правда, к тому времени и без того уже был исполнен, оставалось бумажки оформить. А вот диссидентские организационно-экономические фантазии вернул мне без комментариев, что означало: не туда ты, Коржов, лезешь, поостерегись; и я не стану встревать в эту бодягу, не главинженерское это дело. Кроме начальника НПК есть на заводе отдел нормирования, есть отдел научной организации труда - пусть занимаются.
Перечитав этот - тоже случайно сохранившийся в моём беспорядочном архиве - документ, я и сейчас готов подписаться под каждой строчкой. Пусть он никого тогда не заинтересовал, но мне вскоре очень пригодился - если не как руководство к действию, то хотя бы как внятное предостережение об опасности общепринятого и общепризнанного, такого всем понятного, однако бесплодного и совершенно тупикового пути.
По мере того, как восстанавливалось производственное благополучие и рассеивались нависшие было над Владимиром Анатольевичем тучи, всё чаще и всё откровеннее он демонстрировал раздражение как моей персоной вообще, так и моей дотошной (до тошного) требовательностью в частности. Все планируемые показатели были достигнуты и превышены, все решения, от которых зависело качество, найдены и реализованы. Случавшиеся провалы были обусловлены единственно разгильдяйством исполнителей, каковое, в свою очередь, являлось прямым следствием совершенно идиотской сдельной оплаты труда, которая буквально понуждала работников халтурить.
Я требовал карать бракоделов, любителей длинного рубля, симметрично, то есть тем же рублём и от всей души, но не встречал понимания. Плановый уровень в целом достигнут - какого же рожна Коржов кипятится, лезет в бутылку и садится не в свои сани?!
Постоянные препирательства на обрыдлую мне тему: “Тебе что, больше всех надо?” - стали утомлять Быкова настолько, что вскоре он был просто вынужден разрулить нездоровую ситуацию с присущей ему нордической прямотой. Не снисходя теперь уже и до личного контакта, он в одно чудесное утро поручил табельщице сообщить мне под расписку содержание своего свеженького распоряжения, копия которого на доске приказов уже была доступна для обозрения всем любопытствующим, причём самые доброжелательные из них даже не пытались скрывать нечаянной радости:
Приказ по научно-производственному комплексу №117 от 24.04.83 г.
В связи с минованием в его услугах надобности, инженеру-конструктору первой категории Коржову А. М, временно прикомандированному к цеху №17, немедленно приступить к исполнению прямых обязанностей.
Начальник НПК В. А. БЫКОВ
Давненько меня так щедро не благодарили! Всё правильно. Не мной сказано: “Нашедшего выход затаптывают первым!” Ничего не оставалось, кроме как радоваться, что славный обычай “ликвидировать за ненадобностью” нынче, вроде, отнесён к пережиткам и так широко, как прежде, не применяется.
Ольгу Ефремову большой начальник награждал отдельно, но тоже весьма достойно. Специфически. Её Быков оставил за старшего, однако присвоить обещанную вторую категорию демонстративно отказался. Вакансий, видите ли, у него нет. “Я клятвы дал, но дал их выше сил” - примерно так изячно выглядели формулы оправдания в содеянной подлянке в первой половине девятнадцатого века. Вакансий нет, потому что все они заняты той шушерой и шелупонью, вместо которой Ольга пахала - объясню в последней четверти двадцатого века гораздо менее деликатный я.
Теперь уезжать было действительно некуда. Хочешь - в прямом смысле толкуй, хочешь - в переносном. Теперь окончательно ясно, что попытка к бегству не удалась, потому что она не удалась бы никогда
***
...Несколько даже неожиданно стали вырисовываться из хаоса зримые контуры моего комплементарного детища. Конечно, в реальном мире строители любят и умеют халтурить - широко, со вкусом и размахом. Но на то и приставлен к ним соглядатаем Коржов, чтобы от привычных нам методов реализации не зачахла на корню светлая мечта Белецкого.
Ничего в этих делах не понимая, я, тем не менее, всюду совал свой нехилых размеров шнобель: проверял строительные сметы, ругался на понятном им языке с прорабами. Потряс их воображение тем, что, вопреки обычаю, наотрез и навсегда отказался подписывать авансом наряды на несделанные работы. В общем, кругом вёл себя, как вредный вредитель, но добился таки, чтобы все дыры в бетонном полу были действительно заделаны, сам пол отшлифован до идеальной горизонтальности, а детали рамных металлических конструкций перед покраской, как и положено, тщательно очищались от ржавчины.
Не удалось строителям задавить либо подкупить бородатого очкарика. Только не преувеличивайте, ради Бога, мои добродетели! Бескорыстие в их число явно не входит. Просто нам не было дано сойтись в цене: платить строители могли только натурой, то есть своими услугами, но мне лично было решительно нечего строить и ремонтировать. Тогда-то впервые прозвучало ставшее вскоре общепризнанным прозвище Душман. Удачное, считаю, прозвище. Горжусь.
Тем временем поступало и тут же монтировалось новенькое оборудование, лучшее из того, что было в стране и её социалистических окрестностях. Заблаговременно набранная для работы на будущем участке молодёжь уже прошла стажировку на зеленоградском “Ангстреме” и, готовая к мобилизации, пока трудилась в действующем цехе. Перемогалась, потому что уже умела гораздо больше того, что от неё требовалось по теперешнему временному счёту.
Мне, по умолчанию, отводилась роль технического руководителя будущего участка, и я уже заблаговременно подумывал, как бы уберечь его от развращающего влияния “старшего брата”, то есть расположенного этажом выше серийного цеха по обработке пластин. Ну, того самого, из которого я был недавно с таким неслыханным почётом откомандирован. Где все привыкли вкусно и с размахом, как те строители, халтурить за казённый кошт.
Долго мне размышлять не пришлось. В начале августа директорским приказом был создан в составе НПК новый участок. А через несколько дней ко мне домой прибежал с новостью мой единственный подчинённый инженер Витя Бахтерев. Новость, как это обычно случается, была худая.
В старом цехе вечером “сдохла” “Оратория”, большой магнетрон для нанесения плёнки алюминия. Механикам на ремонт требовалось время, но не мог же серийный цех простаивать! Тем более, что назавтра предстояла рабочая суббота. Вот Быков и приказал Бахтереву выковырять необходимые детали из точнёхонько такой же установки нового участка. К его чести, вместо того, чтобы исполнить приказ, Виктор примчался ко мне.
Ох, не надо быть пророком, чтобы по этому наглядному примеру безошибочно предсказать ближайшую судьбу всей нашей передовой затеи! Виктору я велел скрыться на все выходные, а для верности отобрал у него единственные ключи. Чтобы утром в понедельник положить их на стол Белецкому и сообщить, что в такой обстановке считаю себя неспособным достойно исполнять далее его глобальное задание.
Аргументы? Да за те восемь-десять месяцев, которые, если быть законченными оптимистами, потребуются для полного запуска производства, от участка просто ничего не останется. А может и никого. Там, наверху, не только оборудование часто выходит из строя, но и люди, бывает, хворают либо увольняются. И что, по каждому случаю такого вот узаконенного мародёрства бегать жаловаться директору?
Директор понял. Ему этот участок тоже был нужен не в качестве свалки обглоданных скелетов оборудования. Ради такой убогой цели стоило ли два года прилагать столько усилий, в том числе и его драгоценных личных усилий? Он понимал также, что никакие взятые с Быкова торжественные обещания его не остановят, что не сможет Владимир Анатольевич отказаться от легкодоступного удовольствия чужим ху*м поебаться.
Власть? Мне? - Ну, это громко и не соответствует действительности. Власть как цель меня вообще никогда не интересовала. Но тот факт, что яркая и смелая, уже обрётшая право на жизнь идея легко губилась надлежащим паскудным воплощением, да и то, что владеющий реальной властью Быков берётся исполнять её, не располагая ни аргументами, ни инструментами, меня возмущал. Я просто видел гибель проекта, который давно уже стал мне не безразличен. Сроднился - и уже не мог сказать: “ничего личного”. Наоборот, всё личное. Короче, Коржов залупился. Независимо от того, каким будет решение. Решать-то всё равно не мне, я пешка.
Для директора решение было очевидным, и принял он его немедленно. Приказом от 15 августа участок был выведен из состава НПК и преобразован в новый цех под номером 30. События развивались настолько стремительно, что в тот же день меня, рядового конструктора: - отозвали из предстоящего отпуска;- назначили заместителем начальника этого цеха; - поручили временно исполнять обязанности начальника цеха;- утвердили в последней должности. Мне неизвестны другие реальные примеры такой стремительной карьеры. По крайней мере, в мирное время. Я, конечно, подозревал, что Пётр Николаевич именно мне, поскольку больше некому, поручит всю техническую часть, но был уверен, что, зная мою строптивость и невеликий масштаб административных способностей, начальника он подберёт сам из более доверенных сотрудников. Не говорю уж о том, что на уровень первых лиц беспартийные не допускались принципиально, независимо от личных, деловых и прочих качеств.
Забегая вперёд, поясню, что так бы оно и впредь оставалось, партия до конца старалась неукоснительно придерживаться своих принципов. Увы, горнило партийной кузницы кадров уже остывало. Да и много ли чего путного накуёшь из материала, который отбирался в партию по таким извращённым критериям, что процент бездарей и сволочей в её сплочённых демагогией рядах оказался, по моим индивидуальным наблюдениям, заметно выше, чем среди беспартийного населения. Так что порядочному человеку пристало держаться осторонь - хотя бы из гигиенических соображений.
я внезапно почувствовал возможность реализовать на практике свои давние организационно-экономические фантазии. Действовать следовало именно сейчас, пока у руководящей заводской публики свежо впечатление от такого скандального, по всем канонам почти невозможного назначения.
Сработало. Как ни были поражены руководители, ведающие экономикой, кадрами и зарплатой, им пришлось - правда, под немалым давлением - согласиться с невиданной новацией: в штатном расписании цеха (МОЕГО цеха!) я вообще(!) не предусматривал существование мастеров. Предполагал, то есть, что действительными и полноправными руководителями на участках станут именно инженеры. Высоколобые.
Ох, какое изобилие, какое разнообразие забот свалилось на мою голову! Я же никогда вообще не занимался хозяйственными вопросами и почти не занимался кадровыми. Как же я благодарен многим и многим моим товарищам, поддержавшим меня тогда
А когда настилали редкостный в наших краях линолеум: антистатический, кислотоупорный, износостойкий - короче, добрый голландский линолеум, специально придуманный изощрёнными супостатами для фирмы “Philips” и прочих таких производств, его хлопцы подобрали за строителями каждый обрезочек, а за спирт выкупили и мерный остаток. Никогда потом не было проблем с заделкой неизбежных в живом производстве повреждений - на двадцать лет Володька запасся, куркуль. И ни литра спирта дополнительно не попросил, самостоятельно решал эту проблему, как и все прочие. Впрочем, может, проблемы потому легко решались, что он сам не пил и в свою команду стремился набирать непьющих мужиков. Мне опять повезло!
Повезло не только с механиком. Плиточные работы в санузле исполнял мой старый знакомый Толя Осипов, ставший когда-то в цехе после Юрки Морозова первой моей скрипочкой. Ему пришлось уйти ради квартиры из операторов в строители - и это была работа, за которую и сегодня не стыдно. Сортир получился лучше директорского. Он даже зеркала вмуровал в стены!
А Света придумала повесить между наружным остеклением цеха и внутренними витражами плотные белые шторы. До какой степени я был житейски глуп и недальновиден, можно судить хотя бы по эпизоду с их шитьём. Кадрово-режимный директор Клюквин только пальцем у виска покрутил в ответ на мою наивную служебную записку, в которой я просил разрешения вынести с завода 600(!) метров синтетической ткани.
- А сколько из них вы собираетесь украсть? - этот вопрос даже не прозвучал, и без него всё ясно было - ему, разумеется, а не мне, наивнячку. Правда, тут же подобрел, когда я, с трудом сообразив, что же не устраивает режимного директора, предложил пошить шторы на заводской территории, пусть только он позволит девчатам принести швейные машинки из дому. А потом унести, естественно. Машинки, сами понимаете, считать легче, нежели сотни метров ткани. Тут Клюквин оказался прав.
Эти шторы до сих пор висят там, где их повесили двадцать пять лет назад. Нечаянно оказалось, что дело не только в красоте. Летом, когда специалисты по климату безуспешно боролись с жарой в других подразделениях, мы наслаждались, имея, правда, хорошо продуманную энергетику, но отчасти благодаря и этим шторам, дармовой прохладой. Духота - это не только дискомфорт. Почти все наши технологические процессы требуют строгого постоянства температуры и влажности, поэтому климат-контроль - это больше, нежели сибаритская причуда. Но вот вам парадокс: многие соседи, имея те же проблемы, буквально обзавидовались такому климатическому благополучию, только вот ни одна зараза не озаботилась сделать нечто подобное у себя и для себя. Завидовать, как всегда, оказалось гораздо сподручнее.
Да, мечты Петра Николаевича отличались размахом, а способность убеждать всегда была его сильной стороной. С конкретностью дела обстояли не в пример хуже. Мне же предлагалось немедленно приступить к реализации его мечты. С понятными для не слишком крупного и далеко не самого передового предприятия оговорками: надлежало вписаться в тысячу квадратных метров производственной площади, а на импортное оборудование и материалы рот без крайней необходимости не разевать. Крупная мечта, но, “по одёжке”, в эконом-классе. Затея в любом смысле бюджетная.
Ох, не просите меня конкретизировать, что же собственно надлежало и предстояло делать. Я же был захвачен этим. Я не смогу остановиться, и вы если не погибнете под градом, то захлебнётесь потоком обрушившихся на вас технических подробностей. КМОП БИС - это даже сегодня одна из самых востребованных технологий. Большие интегральные схемы на основе комплементарных (то есть взаимодополняющих) структур “металл-окисел-полупроводник” - так расшифровывается аббревиатура - это очень хорошие интегральные схемы. Только в них счастливо сочетаются обычно несочетаемые свойства: большая плотность составляющих элементов, высокое быстродействие и совершенно ничтожное энергопотребление. Моя бы воля, я бы всё, что только можно в микроэлектронике, производил бы в КМОП-варианте. Правда, это и сегодня очень сложная и дорогая технология, а тогда даже специалисты не больно-то представляли все её тонкости и трудности.
Формально меня определили в опытно-конструкторское бюро, ОКБ, которое, в свою очередь, было тогда частью научно-производственного комплекса, НПК, включавшего ещё производственные подразделения и кое-какие лаборатории. Этим чисто административным способом, согласно воцарившейся в министерстве моде, предполагалось сблизить науку с производством и тем самым придать ускорение техническому прогрессу. Разработчик и производственник, будучи запряжены в одну телегу, теоретически должны были не только возлюбить друг друга, но и повысить коэффициент полезного действия сей химерической конструкции.
Стоит ли говорить, что практика никак не подтверждала этих благих измышлений, поскольку собственные цели у подразделений, насильственно собранных под одним начальником, оставались разными, во многом даже конфликтными, а реальное объединяющее начало отсутствовало напрочь. Если, конечно, не считать объединяющим началом персону этого самого начальника. Звали оптимиста-энтузиаста Владимир Анатольевич Быков - запомните это имя, не раз пригодится.
Прежде чем приступить к собственно проектированию, я несколько месяцев изучал литературу по теме и столь же дотошно знакомился с действующим производственным модулем на заводе “Ангстрем” в Зеленограде. Тот, который я, наглядевшись на чужой опыт, нарисовал сам, получился - я считал, что из-за тесноты отведённого помещения и густой сетки колонн - корявеньким, однако, хоть и с рядом высочайших замечаний, он всё же был одобрен министром, а это означало начало финансирования и поставок оборудования.
Всё, проект можно было с лёгким сердцем выбросить пока из головы. Однако меня не переставала раздражать его неприглядность, коробило эстетическое несовершенство. Работать-то оно кое-как будет, но полюбить такое нельзя. Я сотворил нечто явно второсортное, и мне было стыдно.
Рассказано немало сказок об озарениях, явившихся творцам во сне. Почему-то чаще такое случалось (Или якобы случалось - неважно!) с химиками: Менделеевым, Кекуле. Что ж, я тоже химик, хоть и не состоявшийся. От истины не убудет, если я добавлю к этим сказкам ещё одну, про себя.
Ничего впотьмах записывать и спросонок зарисовывать мне не пришлось, потому что картинка, явленная во сне, наяву меня уже не покидала. Проклятая шестиметровая сетка колонн при таком решении нейтрализовалась, становилась действительно опорой, а не помехой, и уже не расхищала площадь.
Никем на то не уполномоченный, я в рекордные сроки сделал новый чистовой вариант проекта, посоветовался с Вадимом Орловым, который вновь был моим реальным начальником, и мы вместе отправились к директору: я - подставлять повинную голову, а Вадим - чтобы хоть как-то смягчить удар при случае. Уж он-то понимал, насколько новый проект лучше предыдущего.
С какого рожна все эти страсти? Да ведь предыдущий вариант уже одобрен самим министром, следовательно, его иммунитет и неприкасаемость абсолютны, а любые посягательства, хоть и с благими намерениями, чреваты! Оно тебе, Коржов, надо - искать на свою многострадальную задницу новых приключений? Чего дёргаться в беспроигрышной позиции?!
Оно мне было надо. Очень. Я не хотел остаток жизни терзаться стыдом за то, что всё же нашёл лучший вариант, но смалодушничал отстоять его. Так что в качестве окончательного вскоре был утверждён второй проект.
..Я вдруг оказался не у дел, поскольку между завершением проектирования и началом реализации проекта образовалась затяжная пауза. В помещении неспешно вели ремонт строители. А куда спешить? От размещения заказа на оборудование до его поступления мог пройти год, а то и больше - в вопросах развития плановое хозяйство не страдало торопливостью. Нет, долго почивать мне не довелось. Я, хоть и был теперь далёк от производства, всё же из общего любопытства интересовался делами цеха, в котором когда-то состоялось моё рождение как инженера.
Дела, скажу прямо, к середине 1982 года выглядели на диво плачевно - и продолжали ухудшаться. Со стороны такое развитие событий представлялось мне не то что невероятным - вообще невозможным. Недавно был обновлён парк оборудования, что позволило обрабатывать пластины большего диаметра и с большей точностью. Над вопросами качества работали не только инженеры цехового персонала, чрезмерно, на мой взгляд, многочисленного, но и несколько лабораторий, специально созданных “для разработки идеальных технологических решений”. Тоже явное излишество, потому что к тому времени основной продукцией завода стали технологически самые простые транзисторы, так называемые NPN, да ещё сугубо гражданского назначения. И вот эти нетребовательные, примитивные изделия вдруг перестали получаться - ни с того ни с сего, как уверяли меня те самые авторы “идеальных решений”, да и все, кто имел отношение к их производству.
Я к их производству никакого отношения не имел. Поэтому, видимо, именно меня и мобилизовали. А может, Орлова, который ходил у Быкова в заместителях, надо благодарить за оказанное доверие?
Пригласили-то вроде на расширенное диспетчерское совещание, однако, единожды возникнув, меня уже никак не покидало чувство, что я пребываю в сумасшедшем доме. На законных, добавлю, основаниях. В качестве клиента. Хоть доставай со шкафа балалаечку…По очереди отчитывались технические руководители, отвечавшие за звенья технологической цепочки. Авторитетно, лаконично, со знанием дела и ощущением непререкаемой правоты: - Ионное легирование: Всё благополучно. Претензий нет.
- Диффузионные процессы: Все процессы без отклонений. - Фотолитография: По литографии и химическим обработкам замечаний нет.- Напыление: Результаты нормальные.
- Измерения: Выход годных кристаллов по NPN транзисторам составил сорок процентов - против требуемых семидесяти. Оба сборочных цеха извещают о повышенном браке, а также не подтверждают заявленную номенклатуру. По этим причинам каждую третью партию кристаллов сборка бракует и возвращает.
Ага. Видимо, мы рождены, чтоб Кафку сделать былью. А иначе что же это? Бедный Франц! У всех, от кого хоть что-то зависит или должно, по правилам игры, зависеть, абсолютное, без нюансов и полутонов, благополучие. Херово на измерениях, но они-то в чём виноваты? Измерения способны только констатировать суммарный итог всех предшествующих усилий, на конечный результат никак не влияя. Хотя нет. Такая прорва возвратов от сборки явно указывает ещё и на неспособность участка измерений добросовестно рассортировать кристаллы на брак и годные. Или характеристики кристаллов непредсказуемо “гуляют”, то есть дрейфуют по ходу сборки - тогда полный списец, поскольку этого рода болезнь вообще не лечится. Всё, что можно в таком случае предпринять: этих утопить, а новых наделать. Хотя наперёд ясно, что получится тот же результат. С какого рожна ему - от тех же родителей! - быть другим?..
- Когда и как планируете разобраться в ситуации? Это, наконец, открывает рот ведущий совещание Быков. Как выразился Михаил Евграфович, “уж который раз гневаемся, а репа всё не растёт”. Нет, уважаемый Вильям ты наш Шекспир, к данному случаю твоё бессмертное определение неприменимо. Этот мир не театр, а цирк. И как раз бравурно звучит туш, а на манеж выкатываются размалёванные пьяные клоуны! Да не простые, а чокнутые. “Здравствуйте, мы снова на арене!”
Ощущение гибрида цирка с дурдомом усиливается до степени полной достоверности. Кому, хотел бы я понять, задаётся этот вопрос, если все, кто управляет производством, констатировали полное благополучие - и ни один не уличен во лжи? Раз уж они такое заявляют, значит, ничего не ищут и впредь искать не собираются. В чей адрес вопрос, а главное, зачем? Работу лабораторий координирует лично Быков, больше они никому не подчиняются. И вопрос свой он может адресовать только себе, раз уж в созданной им структуре почему-то нет никого, кто отвечал бы за картинку в целом. За каждую манипуляцию есть ответственный, а за итог всех телодвижений, коим должно стать конкретное изделие, чья-либо ответственность вообще не предусмотрена. Помнится, что-то подобное было у Аркадия Райкина, но здесь по части комического абсурда (или абсурдной комичности?) ситуации прославленный народный артист рядом с провинциальными любителями выглядел бы бледновато.
Я не скрыл своего недоумения. Напротив, высказал его честно и прямо. Чтобы что-то сделать, для начала следовало кое-что узнать. Мне ведь предписывалось разобраться в причинах завала и устранить их. Имел ли я право браться за дело, не уразумевши предварительно, насколько хвороба запущена и какие средства для её лечения мне будет позволено применить? Судя по масштабам и симптомам бедствия, потребуется не только терапия, но и хирургия. И желательно поскорее, чтоб не понадобились ритуальные услуги. Для детального ознакомления с ситуацией я попросил неделю - и получил, как это всегда было заведено, три дня.
Впрочем, ясно, что в срочности Владимир Анатольевич был заинтересован поболе меня. Моё поражение грозило ему бесславным крахом карьеры. Жаль, я тогда не догадывался, что и полная моя победа, если вдруг случится победить, не больно-то его обрадует. Трёх дней всё-таки хватило, чтобы при очередной встрече я смог вчерне сформулировать свои условия.
- Мне требуется оперативное исполнение моих технических указаний всеми лабораториями. Не через Вас, а непосредственно. Если кто недоволен - пусть хоть директору жалуется, но сначала исполняет. То же требуется и от мастеров; я сам буду решать, допустимо ли проводить ту или иную операцию с той или иной партией.
Владимир Анатольевич слушал с неподдельным интересом, ожидая, видимо, что вскоре я сам, без его помощи захлебнусь в этом потоке ни с чем не сравнимых по своей наглости требований. Я же не собирался затыкаться, так что он первый не выдержал:- А нельзя ли скромнее?
Даже в условиях приближающегося полного п*здеца его почему-то беспокоила прспектива пусть хотя бы временной утраты части почти диктаторских полномочий. Правда, как ими грамотно распорядиться, сам он, болезный, не представлял. Да, пытался действовать, но это были судорожные телодвижения припадочного: ничего осмысленного.
- Можно. Но тогда будет поздно. Разрешите продолжить? Так вот, я требую отстранить - не только от управления техпроцессом, но и от всякого участия в нём - всех инженеров-технологов, занятых этим сейчас. Всех, я не шучу. Сколько их там: трое? четверо? Оставьте в моём подчинении Ольгу Ефремову - и пообещайте ей, стимула ради, присвоить следующую квалификационную категорию. Конечно, если поставленная задача будет решена.- Что-то я не понимаю. Отказываться от участия лучших профессионалов, с их опытом… И почему именно Ефремова? Она же пока только молодой специалист. Нет, не понимаю.
- А Вам, Владимир Анатольевич, и не обязательно меня понимать. Я профи, у меня тоже есть опыт, но я не обижусь, если Вы предпочтёте ему опыт и профессионализм своих проверенных специалистов. Тех самых, напомню, чьими трудами создана сегодняшняя ситуация. Которые вот уже полгода всё ещё надеются отвратить п*здец заклинаниями. Если же меня позвали дело делать, а не критику выслушивать, извольте предоставить требуемые мною инструменты. Критиковать меня ещё рано. И я не стану разгребать это дерьмо голыми руками. Весь техпроцесс, насколько можно было понять за три дня, в ответственных его стадиях полностью разрегулирован. Это или от недостатка квалификации, или от безответственности. Боюсь, что налицо обе причины, усугублённые спесью и авантюризмом тех исполнителей, которых я требую отстранить, даже не пытаясь вникнуть в их деловые качества. Я им не начальник, оценок давать не обязан. Достаточно того, что мне не понравилось, как талантливо они умеют разводить руками. Далее, я не желаю доставить им то наслаждение, которое они, безусловно и несомненно, испытают, сохранив возможность вставлять мне палки в колёса. Куда их девать, спрашиваете? К ёб*ной, ...пардон, к соответствующей матери! Я подумаю, к какой. Но, простите, я ещё к первой задаче не приступил, а Вы передо мной вторую ставите. Тогда уж определитесь, пожалуйста, с очерёдностью.
- Да не заводись ты так. Действительно странно, что вместо помощи ты требуешь фактически оголить участок. Учти, что сроки очень жёсткие. Необходимо в два-три дня представить календарный план работ на ближайший месяц. Учись, Коржов! Ты ещё и писЬкнуть не успел, а тебя уже грамотно, квалифицированно “возглавляют”. Скоро топтать начнут - в обоих смыслах. Если дашься, конечно…
- А сколько, простите, длится завал? Ах, только полгода? Так какой же срок потребуется, чтобы отстроить то, что не менее полугода ломали всеми наличными силами? Почти месяц длится производственный цикл. Это и есть продолжительность попытки. Не хотите же Вы сказать, что мне отводится одна попытка? Прыгуну в длину и то даётся шесть. Нет, сейчас называть срок я не готов. Именно потому, что не авантюрист. “Трах-тибидох!” - это, пардон, не ко мне. Это к Хоттабычу, а я Митрофанович. И бумажек высасывать из пальца не стану. Для составления реального плана работ у меня, как и у Вас, нет необходимой исходной информации. Что, хотя бы формальный? А на кой ляд Вам формальный план? Ага, главному технологу показать… понял, что это крайне важно. Чем больше бумаги, тем чище задница - так, что ли? Сколько их было сочинено за последние полгода? С десяток? Вот и поручите машинистке переписать заново любой из них - и подтирайтесь… пардон, прикрывайтесь. Я его и читать не стану - некогда. А если мой подход не устраивает - зовите тех, кто, на Ваш взгляд, компетентнее. Или авторитетнее. Или авантюрнее. Последних, впрочем, у Вас и так хватает. Зачем, скажите, Вам понадобился Коржов, если здесь все такие хорошие и всё так хорошо? Поскольку за три дня не стало понятней, кто реально здесь рулит технологическим процессом, рулить, простите, буду я. А если ещё кто-то, то с него и спрашивайте. Я умею подчиняться. От работ по производственному модулю КМОП БИС, кстати, меня директор не освобождал.
Деваться Владимиру Анатольевичу было некуда, хотя он, человек весьма, хоть и без достаточных оснований, амбициозный, оказался сверх всякой меры раздосадован - и насмешками, на которые я расщедрился в адрес так ценимых им работников, и критикой выношенных и выстраданных лично им, таких на первый взгляд логичных, однако совершенно бесплодных организационных принципов.
Первое время он буквально ходил за мной по пятам, лично отслеживая каждое действие, хотя у начальника крупного хозяйства вроде бы должно быть выше крыши других, соответствующих его рангу и масштабу, забот. Этим он себя здорово в моих глазах уронил. А очень скоро, то есть при первом же неформальном контакте “за рюмкой чаю”, достоверно выяснилось то, что легко было предположить заранее: во хмелю он упрям, капризен до склочности и подозрителен до крайности. Больше мои такого рода контакты с ним не возобновлялись никогда. На работе, в роли подчинённого, мне полагалось эти славные качества терпеть. За проходной я предпочитал играть другие роли и в другом ансамбле, где подобная дурь не в чести.
А Ольгу я выбрал в помощницы, приметив её добросовестность - и впоследствии никогда о том не пожалел. Всё у нас получилось! Везунчик же ты, Коржов! Разумеется, из меня так и прут технические подробности, однако я сознаю, что неспециалисту они мало чего скажут. Технике в этой главе и без того уделено слишком много места.
Достаточно будет сообщить, что моя первоначальная оценка состояния технологии NPN транзисторов оказалась близкой к истине, так что ни героических, ни титанических усилий не потребовалось. Их от такого лентяя, как я, и ожидать-то было бы странно. Но принятые решения оказались верными, раз уж через пару месяцев полез вверх выход годных кристаллов, ещё через пару окончательно прекратила свои жалобы сборка - и даже отменила ставший теперь ненужным входной контроль качества кристаллов. Чисто технически проблема была исчерпана. Разумеется, я надлежащим образом оформил свои находки и был вполне удовлетворён размером их оплаты.
А ещё я представил Игорю Николаевичу Кононенко, главному инженеру, подробный технический отчёт о проделанном. Мне был хорошо известен - и абсолютно чужд! - особый тип специалиста, избегающего делиться своими достижениями с кем бы то ни было, дабы утвердиться в глазах начальства этаким незаменимчиком. Как удобно: сделанную в рабочее время и должным образом оплаченную продукцию (А инженерное решение чем не продукция?) потом ещё и присвоить себе с целью повышения своей личной значимости, а то и просто ради банального шантажа! Я никогда этим не занимался, а в будущем, при всей своей управленческой неопытности, всегда распознавал и пресекал такие попытки подчинённых, вплоть до того, что, если чадо упорствовало, избавлялся от него без сожаления. Так что затребованный главным инженером отчёт, коль скоро со мной честно расплатились, содержал всю значимую информацию. Вам я за ненадобностью её не сообщаю. А заинтересуетесь, так отчёт в моём архиве. Подлинник.
К отчёту я по собственной инициативе приложил меморандум по вопросам, относящимся к кризису управления, который, на мой взгляд, поразил НПК. Мне представлялась абсурдной ситуация, при которой:
А) Вся реальная власть на производственном участке принадлежит мастеру, то есть выходцу, как правило, из среды рабочих. Мастер организует труд, карает и милует. Мастер закрывает наряды и единолично распоряжается хоть и небольшим, однако собственным премиальным фондом. Правда, квалификация у него ниже, чем у инженера, вследствие чего ответственных технических решений он принимать не способен. Зато зарплата больше.
Б) На одного инженера (ведущего), которому поручено отвечать за всю технологическую цепочку, приходится трое-четверо специалистов узкого профиля, то есть тех, кто обеспечивает надлежащее исполнение своих операций. Казалось бы, вторые должны зависеть от первого. Хренушки! В быковской системе ведущий играет роль мальчика для битья, поскольку отвечает за всё изделие в целом, а в целом всё благополучно если и бывает, то очень редко и не у нас. А вот специалисты по отдельным операциям ведущему не подчиняются и претензий от него не принимают, потому что получают свои премии за исполнение плана собственных работ, причём планы эти сами же и сочиняют. Кто б усомнился, что только полный олигофрен способен сочинить такой план, который можно не выполнить?!
В) Даже в пору наибольшего завала, когда цех почти не производил годных чипов, все рабочие, выполнявшие свои нормы выработки, регулярно получали премии. А как бы они, скажите, не выполнили норм? Ведь ради того, чтобы иметь хоть что-то на выходе, на вход производственной цепочки приходилось запускать вдвое большее количество пластин, значит работы всем всегда хватало. Но заработки подскочили ещё значительнее, потому что возросшая нагрузка на рабочих толкала их к спешке; спешка приводила к ошибкам; ошибки требовали переделок; а переделки по действующим правилам (Я бы похихикал, однако, право же, силы иссякли!) не только не порицались, но и оплачивались наравне с годной продукцией.
Итак, мастера, имея низкую квалификацию, реально управлять не способны. Инженеры теоретически способны, но практически к управлению не допущены. В утешение им дозволено в порядке компенсации заниматься увлекательной грызнёй и перепихиванием ответственности, а о такой ничтожной вещи, как конечный результат, забыть напрочь, чтобы не расстраиваться по пустякам. А рабочим так и вовсе всё по барабану: они университетов не кончали, делают всё, что приказано, и даже больше; условия премирования придуманы не ими. Что, не к чему прицепиться? Вот и не цепляйтесь!
Короче, если дела из рук вон плохи, однако всем, кто их делает, хорошо и комфортно, откуда, скажите, взяться надеждам на поправку?!
Кононенко был грамотным и вдумчивым руководителем, так что всё хорошо понял. Настолько хорошо, что мой технический отчёт утвердил к исполнению без всяких замечаний. Он, правда, к тому времени и без того уже был исполнен, оставалось бумажки оформить. А вот диссидентские организационно-экономические фантазии вернул мне без комментариев, что означало: не туда ты, Коржов, лезешь, поостерегись; и я не стану встревать в эту бодягу, не главинженерское это дело. Кроме начальника НПК есть на заводе отдел нормирования, есть отдел научной организации труда - пусть занимаются.
Перечитав этот - тоже случайно сохранившийся в моём беспорядочном архиве - документ, я и сейчас готов подписаться под каждой строчкой. Пусть он никого тогда не заинтересовал, но мне вскоре очень пригодился - если не как руководство к действию, то хотя бы как внятное предостережение об опасности общепринятого и общепризнанного, такого всем понятного, однако бесплодного и совершенно тупикового пути.
По мере того, как восстанавливалось производственное благополучие и рассеивались нависшие было над Владимиром Анатольевичем тучи, всё чаще и всё откровеннее он демонстрировал раздражение как моей персоной вообще, так и моей дотошной (до тошного) требовательностью в частности. Все планируемые показатели были достигнуты и превышены, все решения, от которых зависело качество, найдены и реализованы. Случавшиеся провалы были обусловлены единственно разгильдяйством исполнителей, каковое, в свою очередь, являлось прямым следствием совершенно идиотской сдельной оплаты труда, которая буквально понуждала работников халтурить.
Я требовал карать бракоделов, любителей длинного рубля, симметрично, то есть тем же рублём и от всей души, но не встречал понимания. Плановый уровень в целом достигнут - какого же рожна Коржов кипятится, лезет в бутылку и садится не в свои сани?!
Постоянные препирательства на обрыдлую мне тему: “Тебе что, больше всех надо?” - стали утомлять Быкова настолько, что вскоре он был просто вынужден разрулить нездоровую ситуацию с присущей ему нордической прямотой. Не снисходя теперь уже и до личного контакта, он в одно чудесное утро поручил табельщице сообщить мне под расписку содержание своего свеженького распоряжения, копия которого на доске приказов уже была доступна для обозрения всем любопытствующим, причём самые доброжелательные из них даже не пытались скрывать нечаянной радости:
Приказ по научно-производственному комплексу №117 от 24.04.83 г.
В связи с минованием в его услугах надобности, инженеру-конструктору первой категории Коржову А. М, временно прикомандированному к цеху №17, немедленно приступить к исполнению прямых обязанностей.
Начальник НПК В. А. БЫКОВ
Давненько меня так щедро не благодарили! Всё правильно. Не мной сказано: “Нашедшего выход затаптывают первым!” Ничего не оставалось, кроме как радоваться, что славный обычай “ликвидировать за ненадобностью” нынче, вроде, отнесён к пережиткам и так широко, как прежде, не применяется.
Ольгу Ефремову большой начальник награждал отдельно, но тоже весьма достойно. Специфически. Её Быков оставил за старшего, однако присвоить обещанную вторую категорию демонстративно отказался. Вакансий, видите ли, у него нет. “Я клятвы дал, но дал их выше сил” - примерно так изячно выглядели формулы оправдания в содеянной подлянке в первой половине девятнадцатого века. Вакансий нет, потому что все они заняты той шушерой и шелупонью, вместо которой Ольга пахала - объясню в последней четверти двадцатого века гораздо менее деликатный я.
Теперь уезжать было действительно некуда. Хочешь - в прямом смысле толкуй, хочешь - в переносном. Теперь окончательно ясно, что попытка к бегству не удалась, потому что она не удалась бы никогда
***
...Несколько даже неожиданно стали вырисовываться из хаоса зримые контуры моего комплементарного детища. Конечно, в реальном мире строители любят и умеют халтурить - широко, со вкусом и размахом. Но на то и приставлен к ним соглядатаем Коржов, чтобы от привычных нам методов реализации не зачахла на корню светлая мечта Белецкого.
Ничего в этих делах не понимая, я, тем не менее, всюду совал свой нехилых размеров шнобель: проверял строительные сметы, ругался на понятном им языке с прорабами. Потряс их воображение тем, что, вопреки обычаю, наотрез и навсегда отказался подписывать авансом наряды на несделанные работы. В общем, кругом вёл себя, как вредный вредитель, но добился таки, чтобы все дыры в бетонном полу были действительно заделаны, сам пол отшлифован до идеальной горизонтальности, а детали рамных металлических конструкций перед покраской, как и положено, тщательно очищались от ржавчины.
Не удалось строителям задавить либо подкупить бородатого очкарика. Только не преувеличивайте, ради Бога, мои добродетели! Бескорыстие в их число явно не входит. Просто нам не было дано сойтись в цене: платить строители могли только натурой, то есть своими услугами, но мне лично было решительно нечего строить и ремонтировать. Тогда-то впервые прозвучало ставшее вскоре общепризнанным прозвище Душман. Удачное, считаю, прозвище. Горжусь.
Тем временем поступало и тут же монтировалось новенькое оборудование, лучшее из того, что было в стране и её социалистических окрестностях. Заблаговременно набранная для работы на будущем участке молодёжь уже прошла стажировку на зеленоградском “Ангстреме” и, готовая к мобилизации, пока трудилась в действующем цехе. Перемогалась, потому что уже умела гораздо больше того, что от неё требовалось по теперешнему временному счёту.
Мне, по умолчанию, отводилась роль технического руководителя будущего участка, и я уже заблаговременно подумывал, как бы уберечь его от развращающего влияния “старшего брата”, то есть расположенного этажом выше серийного цеха по обработке пластин. Ну, того самого, из которого я был недавно с таким неслыханным почётом откомандирован. Где все привыкли вкусно и с размахом, как те строители, халтурить за казённый кошт.
Долго мне размышлять не пришлось. В начале августа директорским приказом был создан в составе НПК новый участок. А через несколько дней ко мне домой прибежал с новостью мой единственный подчинённый инженер Витя Бахтерев. Новость, как это обычно случается, была худая.
В старом цехе вечером “сдохла” “Оратория”, большой магнетрон для нанесения плёнки алюминия. Механикам на ремонт требовалось время, но не мог же серийный цех простаивать! Тем более, что назавтра предстояла рабочая суббота. Вот Быков и приказал Бахтереву выковырять необходимые детали из точнёхонько такой же установки нового участка. К его чести, вместо того, чтобы исполнить приказ, Виктор примчался ко мне.
Ох, не надо быть пророком, чтобы по этому наглядному примеру безошибочно предсказать ближайшую судьбу всей нашей передовой затеи! Виктору я велел скрыться на все выходные, а для верности отобрал у него единственные ключи. Чтобы утром в понедельник положить их на стол Белецкому и сообщить, что в такой обстановке считаю себя неспособным достойно исполнять далее его глобальное задание.
Аргументы? Да за те восемь-десять месяцев, которые, если быть законченными оптимистами, потребуются для полного запуска производства, от участка просто ничего не останется. А может и никого. Там, наверху, не только оборудование часто выходит из строя, но и люди, бывает, хворают либо увольняются. И что, по каждому случаю такого вот узаконенного мародёрства бегать жаловаться директору?
Директор понял. Ему этот участок тоже был нужен не в качестве свалки обглоданных скелетов оборудования. Ради такой убогой цели стоило ли два года прилагать столько усилий, в том числе и его драгоценных личных усилий? Он понимал также, что никакие взятые с Быкова торжественные обещания его не остановят, что не сможет Владимир Анатольевич отказаться от легкодоступного удовольствия чужим ху*м поебаться.
Власть? Мне? - Ну, это громко и не соответствует действительности. Власть как цель меня вообще никогда не интересовала. Но тот факт, что яркая и смелая, уже обрётшая право на жизнь идея легко губилась надлежащим паскудным воплощением, да и то, что владеющий реальной властью Быков берётся исполнять её, не располагая ни аргументами, ни инструментами, меня возмущал. Я просто видел гибель проекта, который давно уже стал мне не безразличен. Сроднился - и уже не мог сказать: “ничего личного”. Наоборот, всё личное. Короче, Коржов залупился. Независимо от того, каким будет решение. Решать-то всё равно не мне, я пешка.
Для директора решение было очевидным, и принял он его немедленно. Приказом от 15 августа участок был выведен из состава НПК и преобразован в новый цех под номером 30. События развивались настолько стремительно, что в тот же день меня, рядового конструктора: - отозвали из предстоящего отпуска;- назначили заместителем начальника этого цеха; - поручили временно исполнять обязанности начальника цеха;- утвердили в последней должности. Мне неизвестны другие реальные примеры такой стремительной карьеры. По крайней мере, в мирное время. Я, конечно, подозревал, что Пётр Николаевич именно мне, поскольку больше некому, поручит всю техническую часть, но был уверен, что, зная мою строптивость и невеликий масштаб административных способностей, начальника он подберёт сам из более доверенных сотрудников. Не говорю уж о том, что на уровень первых лиц беспартийные не допускались принципиально, независимо от личных, деловых и прочих качеств.
Забегая вперёд, поясню, что так бы оно и впредь оставалось, партия до конца старалась неукоснительно придерживаться своих принципов. Увы, горнило партийной кузницы кадров уже остывало. Да и много ли чего путного накуёшь из материала, который отбирался в партию по таким извращённым критериям, что процент бездарей и сволочей в её сплочённых демагогией рядах оказался, по моим индивидуальным наблюдениям, заметно выше, чем среди беспартийного населения. Так что порядочному человеку пристало держаться осторонь - хотя бы из гигиенических соображений.
я внезапно почувствовал возможность реализовать на практике свои давние организационно-экономические фантазии. Действовать следовало именно сейчас, пока у руководящей заводской публики свежо впечатление от такого скандального, по всем канонам почти невозможного назначения.
Сработало. Как ни были поражены руководители, ведающие экономикой, кадрами и зарплатой, им пришлось - правда, под немалым давлением - согласиться с невиданной новацией: в штатном расписании цеха (МОЕГО цеха!) я вообще(!) не предусматривал существование мастеров. Предполагал, то есть, что действительными и полноправными руководителями на участках станут именно инженеры. Высоколобые.
Ох, какое изобилие, какое разнообразие забот свалилось на мою голову! Я же никогда вообще не занимался хозяйственными вопросами и почти не занимался кадровыми. Как же я благодарен многим и многим моим товарищам, поддержавшим меня тогда
А когда настилали редкостный в наших краях линолеум: антистатический, кислотоупорный, износостойкий - короче, добрый голландский линолеум, специально придуманный изощрёнными супостатами для фирмы “Philips” и прочих таких производств, его хлопцы подобрали за строителями каждый обрезочек, а за спирт выкупили и мерный остаток. Никогда потом не было проблем с заделкой неизбежных в живом производстве повреждений - на двадцать лет Володька запасся, куркуль. И ни литра спирта дополнительно не попросил, самостоятельно решал эту проблему, как и все прочие. Впрочем, может, проблемы потому легко решались, что он сам не пил и в свою команду стремился набирать непьющих мужиков. Мне опять повезло!
Повезло не только с механиком. Плиточные работы в санузле исполнял мой старый знакомый Толя Осипов, ставший когда-то в цехе после Юрки Морозова первой моей скрипочкой. Ему пришлось уйти ради квартиры из операторов в строители - и это была работа, за которую и сегодня не стыдно. Сортир получился лучше директорского. Он даже зеркала вмуровал в стены!
А Света придумала повесить между наружным остеклением цеха и внутренними витражами плотные белые шторы. До какой степени я был житейски глуп и недальновиден, можно судить хотя бы по эпизоду с их шитьём. Кадрово-режимный директор Клюквин только пальцем у виска покрутил в ответ на мою наивную служебную записку, в которой я просил разрешения вынести с завода 600(!) метров синтетической ткани.
- А сколько из них вы собираетесь украсть? - этот вопрос даже не прозвучал, и без него всё ясно было - ему, разумеется, а не мне, наивнячку. Правда, тут же подобрел, когда я, с трудом сообразив, что же не устраивает режимного директора, предложил пошить шторы на заводской территории, пусть только он позволит девчатам принести швейные машинки из дому. А потом унести, естественно. Машинки, сами понимаете, считать легче, нежели сотни метров ткани. Тут Клюквин оказался прав.
Эти шторы до сих пор висят там, где их повесили двадцать пять лет назад. Нечаянно оказалось, что дело не только в красоте. Летом, когда специалисты по климату безуспешно боролись с жарой в других подразделениях, мы наслаждались, имея, правда, хорошо продуманную энергетику, но отчасти благодаря и этим шторам, дармовой прохладой. Духота - это не только дискомфорт. Почти все наши технологические процессы требуют строгого постоянства температуры и влажности, поэтому климат-контроль - это больше, нежели сибаритская причуда. Но вот вам парадокс: многие соседи, имея те же проблемы, буквально обзавидовались такому климатическому благополучию, только вот ни одна зараза не озаботилась сделать нечто подобное у себя и для себя. Завидовать, как всегда, оказалось гораздо сподручнее.