Быстрые движения глаз - 2
Всё ещё.
Город, как водится, просыпался к полудню. При свете дня многочисленные приметы городского запустения бросались в глаза отовсюду, но редким первым прохожим не было до них абсолютно никакого дела. Апатично переступая ногами через выбоины в асфальте и уличный мусор, мятые и не до конца проснувшиеся люди, похожие отсюда на вялых аквариумных рыб, входили в поле зрения Ч. и покидали его, не вызывая у него никаких чувств, кроме давно привычного и бесплодного раздражения, чего-то вроде застарелой изжоги.
Ч. сидел за столиком кафе “Ранняя пташка” у окна с видом на маленькую площадь и ковырял вилкой останки холодного завтрака. Знакомая с детства кафешка счастливо оставалась для него в ряду немногих - по пальцам руки пересчитать - устойчивых признаков реальности мира, и Ч. любил приходить сюда, обычно к открытию, - съесть завтрак, выпить непременный кофе (Лейба заваривал ему отдельно - зачерпывал волшебные зерна из особого мешочка для своих), поглазеть на пьяццу. Место напротив, старое плетеное кресло, занимал обычно его портфель, но сегодня там разместилась Джул - запрыгнула в кресло с ногами, натянула безразмерный свитер на колени, концы рукавов свисают, болтаются, метят в тарелку с яйцом и беконом.
Ч. вздохнул и, перегнувшись через стол, отодвинул её - от греха подальше.
- Так что скажешь, Черданцев? - спросила Джул с ехидством в голосе.
Он снова вздохнул и терпеливо поправил:
- Чердынцев. Вообще-то Годунов-Чердынцев, но я сократил. Если хочешь, принесу тебе книгу.
Джул сморщила мордашку и закатила глаза, что очевидно означало “кто бы сомневался, что библиотечный зануда и кличку себе выберет максимально ботанскую”.
- Книгу? Нет уж, спасибо.
Их разговор не клеился. Ч. понимал, чего Джул ждет от него, но решительно не знал, как облечь в нормальные человеческие слова, как структурировать всю ту безнадежную внутреннюю сумятицу, что поселилась в нём несколько часов назад.
Похоже, выход у него есть только один…
- Ладно, давай попробуем, - выдавил он из себя наконец, чувствуя, что в этот самый момент, вот прямо только что, он потерял жалкие остатки контроля над собственной жизнью, и что все дальнейшие события, чем-то неприятно похожие на гремящий трамвай номер пять, пересекавший площадь перед кафе, уже теснятся и галдят от нетерпения, готовые выпрыгнуть и помчаться невесть куда по первому сигналу, и что, судя по всему, этот самый сигнал он только что сам и подал.
- Лейба, - Ч. обернулся и помахал хозяину, - не сочти, пожалуйста, за безумие… у тебя ещё осталась вишневка - помнишь, та, особенная?
Джул взвизгнула и выпрыгнула из кресла одним ловким кошачьим движением,
невозмутимый Лейба углубился в недра барной стойки и, с минуту повозившись, выпрямился с добычей в веснушчатых руках, поднес им бутылку и пару рюмок.
- За нас, - сказала Джул, - за успех предприятия.
Ч. помедлил немного, любуясь восторгом, так явно прописанном на её сияющей мордочке.
- И за Сирина, - добавил Ч., пробуя на вкус новое имя, - за нас и за него, кем бы он там ни оказался.
Библиотека, в которой работал Ч., помещалась в массивном здании в центре, в одном из тех реликтов давно ушедшей эпохи, когда архитектуру ещё относили к искусствам. Всякий раз приближаясь к месту работы (сам Ч. предпочитал архаичное слово “служба”), он имел привычку останавливаться на противоположной стороне улицы и некоторое время стоял там, задрав голову и блуждая взглядом по фасаду некогда великолепного здания. Давно лишившееся цвета, испещренное морщинами трещин и оспинами осыпающейся штукатурки, каменное лицо сделалось дряхлым ещё до рождения Ч., но всё ещё волновало - именно так скулы и впалые щеки увядающей дивы способны взволновать сильней, чем целые выводки новодельных старлеток. Вздрогнув от моментального и острого, как укол иглы, чувства всеобщей смертности, он поправил съехавшие по носу очки и, подхватив портфель, медленно пересек улицу, даже не глядя по сторонам, - беспокоиться было не о чем, ведь трамваи здесь не ходили, а движение автомобилей в городе почти прекратилось года два назад, так что опасаться стоило разве только редких велосипедистов, иногда сновавших между домами; впрочем, и их в последние месяцы как-то поубавилось. Поднявшись по каменной лестнице и миновав портик, составленный из частокола обшарпанных колонн, Ч. проследовал в холл, пустой и гулкий, - старичок вахтер в надвинутой на глаза форменной фуражке тихо дремал там на своём обычном месте и прибытия библиотекаря никак не отметил. По пути в книгохранилище Ч. пересек безлюдный коридор с рядом дверей, за которыми никогда ничего не происходит, и подумал о том, что загадочная причина, по которой ему продолжают платить жалованье, скорее всего, лежит на поверхности: во всеобщем сонном оцепенении о нём, да и о самой библиотеке, давно уже никому не нужной, попросту забыли.
- Не помешал?
В первый момент Ч. подумал даже, что вопреки всему он уснул, - ЖИВОЙ ПОСЕТИТЕЛЬ НА ПОРОГЕ, бог ты мой. Человек, задавший вопрос, рассмеялся:
- Друг мой, ну и вид у вас…
Смеялся он громко, что называется, заразительно, показывая миру набор идеально здоровых крупных зубов, узкая щеточка усов забавно топорщилась при этом над верхней губой. Ч. невольно рассмеялся тоже, чувствуя себя сбитым с толку: первый посетитель за многие недели, если не месяцы, был сам по себе явлением нерядовым, но смутило Ч. главным образом другое - внезапный импульс симпатии к абсолютному незнакомцу, настолько сильный, что пришлось сдерживаться, чтобы не вскочить из-за стола с нелепым намерением заключить дорогого человека в объятья.
- Кхм, - смущенно откашлялся Ч., - прошу вас, проходите. Чем могу помочь?
Посетитель (крепко сбитый невысокий мужчина в джинсах и кожаной куртке, до чертиков похожий на Чарльза Бронсона) не ответил, пристально вглядываясь куда-то над головой Ч. Тот не выдержал и повернулся в направлении взгляда.
- Какой интересный офорт.
- Да, - машинально согласился Ч., отметив про себя с некоторым удивлением этот самый “офорт” из уст Чарльза Бронсона.
- И какой не случайный, - посетитель оторвал взгляд от гравюры и посмотрел на Ч. - как тому показалось, чуть насмешливо.
“Сон разума рождает чудовищ” Гойи висел над рабочим столом, конечно же, не случайно, являясь по сути актом нескрываемого эпатажа, но до сих пор ни одна живая душа не замечала этого вполне очевидного факта.
- Простите, - промямлил Ч., сглотнув, - с кем имею честь?
Не спрашивая разрешения, Бронсон уселся в кресло напротив, развалился с видом самым вальяжным, нога на ногу, выудил из кармана пачку сигарет.
- Здесь не курят, - холодно сказал Ч.
Переход от искренней, даже какой-то избыточной симпатии в адрес гостя до неприязни, почти враждебности, был головокружительно быстрым - просто какие-то эмоциональные качели-лодочки. Бронсон проворным жестом вернул сигареты обратно в карман, выпрямился в кресле, улыбнулся извинительно своими рекламно-белыми зубами.
- О, прошу прощения. Как же иначе, книги, бумага, огонь - понимаю.
Он протянул Ч. руку:
- Я не представился, извините. Если честно, Чердынцев, я надеялся, что вы меня узнаете.
Ч. открыл рот. Потом закрыл. Легкая картавость гостя действительно кого-то ему напоминала. Но кого? И потом, кто, кроме Джул… Ах да, черт, разумеется…
- Я полагаю, - осторожно сказал Ч., пожимая протянутую руку, - мы с вами действительно встречались - если, конечно, слово “встречались” уместно в тех обстоятельствах.
Бронсон подмигнул Ч. и снова засмеялся:
- Да вы молодец, узнали-таки, пусть и не сразу. Признайтесь, приняли меня за копа.
- Не без того, - согласился Ч.
- Я Мэкки, - сказал бывший Бронсон, - Мэкки-Нож. Как вам?
Ч. поперхнулся.
- Радикально. Чем могу быть полезен, мистер Нож?
Напряжение никак не уменьшилось, напротив. В ожидании ответа Ч. продолжал изучать своего посетителя с удвоенным вниманием, и кое-что из подмеченного - так, деталь - немедленного объяснения не находило.
- Дело в том, что наш общий знакомый посоветовал обратиться к вам за помощью.
- Общий знакомый?
- Да, - улыбнулся Нож, - некий примечательный господин, обожающий псевдонимы, темноту, эффектные костюмы и прочие театральные штуки.
- Я всего лишь библиотекарь, - развел руками Ч.
- Абсолютно точно. И именно в этом качестве можете мне помочь. Хотелось бы углубить познания в одной специфической области.
- В какой именно?
Нож ухмыльнулся:
- В сомнологии.
- Это весьма обширная область, - осторожно сказал Ч. - Я с удовольствием подберу для вас несколько книг, но прежде хотел бы уточнить, что именно вас интересует, какой аспект сомнологии…
Нож сделал нетерпеливый жест рукой:
- Боюсь, вы неправильно меня поняли, то есть, - простите - я неправильно сформулировал просьбу. Книги - это, конечно, здорово, но за недостатком времени я предпочел бы лекцию - краткий, так сказать, курс.
Ч. откинулся на спинку стула, вытянул под столом застывшие от напряжения ноги, с минуту просидел так, молча разглядывая своего визави. Бронсон-Нож выдержал паузу достойно, с расслабленным спокойствием человека, привыкшего так или иначе получать своё.
- Ладно, - сказал наконец Ч., - но при одном условии.
- И при каком же?
- Вы расскажете мне, откуда у вас загар.
Ч. не смог удержаться от довольной ухмылки: он пробил броню самоуверенности, покрывавшую этого нахала с головы до пят, - бронебойный эффект легко считывался с его изумленной физиономии.
- А что не так с моим загаром?
- Ваш загар в полном порядке, но, знаете ли, я с самого детства не встречал такого идеально ровного, насыщенного, чудесного оттенка благородной бронзы - с того самого времени, когда в наших краях ещё водились лыжники и яхтсмены. Нынешний обитатель здешних краёв обычно бледен. И кто же вы, господин Мэкки-Нож, - может, иностранец? Или, скорее, инопланетянин?
Выслушав Ч., посетитель зашелся в новом пароксизме смеха, даже слезы брызнули, - но на этот раз смеялся он уже не так заразительно и не так искренне.
Отсмеявшись, он шутливо погрозил Ч. пальцем:
- Вы снова молодец, Чердынцев, вам бы в контрразведку - шпионов ловить, честное слово. Касательно загара… - он хитро прищурился, - давайте так: считайте меня гражданином Атлантиды. У нас там всегда яркое солнце, а люди сплошь смуглые и золотоглазые. Как вам, подходит объяснение?
Ч. улыбнулся:
- Такое подходит.
- Вот и славно. Так что насчет лекции? У меня тут окно в расписании, да и у вас, как я погляжу, не слишком людно.
Ч. вздохнул: что правда, то правда.
- И с чего мне начать?
- Ну, - Бронсон снял куртку, с шумом придвинул кресло поближе, потом расстегнул ворот рубашки, сел и подмигнул Ч., - я думаю, с самого начала.
- …как это часто бывает с вещами действительно важными, самое грандиозное событие новейшей истории человечества долгое время оставалось для человечества незамеченным. Первое печатное упоминание о новом феномене можно найти в небольшой студенческой работе, опубликованной в вестнике Имперского колледжа в Лондоне примерно… - Ч. задумался, припоминая, - примерно десять лет назад. Авторы опросили тогда своих товарищей по колледжу на предмет длительности и качества их сна. Опуская детали, скажу, что результаты удивили. Видите ли, в то время нехватка сна считалась серьезной проблемой, особенно среди молодежи… Так вот, вопреки распространенному мнению, работа показала обратное - молодые люди спали ощутимо дольше и крепче, чем считалось. Поначалу публикацию просто не заметили, позже раскритиковали за методику, усомнившись в достоверности данных, но что-то уже витало в воздухе, в ночном воздухе, я имею в виду, и вскоре волна подобных работ поднялась и на глазах превратилась в цунами. В новостях главных каналов замелькали задранные вверх графики длительности сна, репортеры на местах опрашивали заспанных субъектов в пижамах, а место поп-звезд и поваров в студиях ТВ заняли эксперты в области, название которой еще год назад могли правильно перевести лишь процентов десять опрошенных.
- Сомнология, - сказал Нож и открыл глаза.
До этого момента он сидел неподвижно, опустив веки, скрестив руки на животе, и вообще казался спящим.
- Именно, - кивнул Ч, - “сомнология” сделалась вдруг главным словом.
Дальше - больше: то, что поначалу казалось смешным курьезом, модным поветрием, напрочь отказывалось исчезать и постепенно приняло очертания проблемы, и даже, уже чуть позже, угрозы. Как водится, новому явлению дали название - очень научное и…
Бронсон расплылся в широкой ухмылке:
- И малопонятное. Ну, это непременно.
- Да. Собственно, названий придумали целых два: “идиопатическая гиперсомния”, а также “эпидемическая нарколепсия”.
- Секундочку! - Нож остановил Ч. жестом, зажмурился и с минуту сосредоточенно ворочал языком, как видно, проговаривая про себя мудрёную латынь. Потом сокрушенно махнул рукой:
- Сдаюсь. В любом случае, нормальные люди называли это иначе…
Он принялся загибать пальцы:
- “Кемар”, “плотная масса”, “морфа”…
- “Сонная одурь”, - подсказал Ч.
- Точно. Одурь. Сто лет не слышал.
- Послушайте, - начал Ч. так вкрадчиво, как только умел, - вы ведь не нуждаетесь в лекции на самом деле…
Лицо Бронсона сделалось серьезным, он снова вытащил сигареты, посмотрел на Ч. вопросительно.
- Валяйте, - махнул рукой тот, - чего уж.
Пока Нож прикуривал, Ч. разглядывал его не отрываясь, впитывая каждую деталь, каждую черту - Бронсон явно относился к тому нечастому типу мужчин, о дружбе с которыми мечтает всякий, Бронсон просто лучился спокойной силой и надежностью высшей пробы. “Должно быть, - подумал Ч. с некоторым беспокойством, - на женщин он действует просто убийственно”. В любом случае, иметь такого в числе врагов было бы сущим кошмаром.
- Всё верно, - сказал Нож, выдохнув облако дыма (он курил марку, Ч. не известную, и тому захотелось взять сигаретную пачку в руку - разобраться, но он не решился), - всё верно, мне не нужна лекция.
- Тогда что на самом деле вам нужно?
- Начистоту?
- Начистоту.
- Я пришел прощупать вас, Чердынцев.
Наверное, лицо Ч. выразило удивление или, скорее, изумление. Бронсон продолжал курить, поглядывая сквозь дым своими узкими, глубоко посаженными глазами, Бронсон ждал.
- И на какой же предмет прощупать, позвольте спросить? - нарушил молчание Ч.
Нож пожал плечами:
- На предмет пригодности.
Ч. открыл было рот, чтобы возмутиться.
- Секунду, - остановил его Бронсон, - я объясню.
Он поискал взглядом куда бы пристроить окурок. Ч. нагнулся и выудил из ящика стола бронзовую пепельницу, зеленую от патины.
- Спасибо… кстати, красивая вещь… Вы должны знать, Чердынцев, я ни за что не пойду на дело с человеком, которому не доверяю…
- Дело?
Бронсон кивнул:
- Угу, оно самое. Сирин выбрал троих: меня, вас и вашу подругу-кошку. Он думает, что мы подходим.
- Подходим? Но для чего? - почти закричал Ч., вскакивая с места.
Бронсон улыбнулся - улыбкой, от которой у Ч. вдруг побежали мурашки:
- А вот для чего, друг мой: именно мы с вами разыщем и убьем Гипноурга.
Город, как водится, просыпался к полудню. При свете дня многочисленные приметы городского запустения бросались в глаза отовсюду, но редким первым прохожим не было до них абсолютно никакого дела. Апатично переступая ногами через выбоины в асфальте и уличный мусор, мятые и не до конца проснувшиеся люди, похожие отсюда на вялых аквариумных рыб, входили в поле зрения Ч. и покидали его, не вызывая у него никаких чувств, кроме давно привычного и бесплодного раздражения, чего-то вроде застарелой изжоги.
Ч. сидел за столиком кафе “Ранняя пташка” у окна с видом на маленькую площадь и ковырял вилкой останки холодного завтрака. Знакомая с детства кафешка счастливо оставалась для него в ряду немногих - по пальцам руки пересчитать - устойчивых признаков реальности мира, и Ч. любил приходить сюда, обычно к открытию, - съесть завтрак, выпить непременный кофе (Лейба заваривал ему отдельно - зачерпывал волшебные зерна из особого мешочка для своих), поглазеть на пьяццу. Место напротив, старое плетеное кресло, занимал обычно его портфель, но сегодня там разместилась Джул - запрыгнула в кресло с ногами, натянула безразмерный свитер на колени, концы рукавов свисают, болтаются, метят в тарелку с яйцом и беконом.
Ч. вздохнул и, перегнувшись через стол, отодвинул её - от греха подальше.
- Так что скажешь, Черданцев? - спросила Джул с ехидством в голосе.
Он снова вздохнул и терпеливо поправил:
- Чердынцев. Вообще-то Годунов-Чердынцев, но я сократил. Если хочешь, принесу тебе книгу.
Джул сморщила мордашку и закатила глаза, что очевидно означало “кто бы сомневался, что библиотечный зануда и кличку себе выберет максимально ботанскую”.
- Книгу? Нет уж, спасибо.
Их разговор не клеился. Ч. понимал, чего Джул ждет от него, но решительно не знал, как облечь в нормальные человеческие слова, как структурировать всю ту безнадежную внутреннюю сумятицу, что поселилась в нём несколько часов назад.
Похоже, выход у него есть только один…
- Ладно, давай попробуем, - выдавил он из себя наконец, чувствуя, что в этот самый момент, вот прямо только что, он потерял жалкие остатки контроля над собственной жизнью, и что все дальнейшие события, чем-то неприятно похожие на гремящий трамвай номер пять, пересекавший площадь перед кафе, уже теснятся и галдят от нетерпения, готовые выпрыгнуть и помчаться невесть куда по первому сигналу, и что, судя по всему, этот самый сигнал он только что сам и подал.
- Лейба, - Ч. обернулся и помахал хозяину, - не сочти, пожалуйста, за безумие… у тебя ещё осталась вишневка - помнишь, та, особенная?
Джул взвизгнула и выпрыгнула из кресла одним ловким кошачьим движением,
невозмутимый Лейба углубился в недра барной стойки и, с минуту повозившись, выпрямился с добычей в веснушчатых руках, поднес им бутылку и пару рюмок.
- За нас, - сказала Джул, - за успех предприятия.
Ч. помедлил немного, любуясь восторгом, так явно прописанном на её сияющей мордочке.
- И за Сирина, - добавил Ч., пробуя на вкус новое имя, - за нас и за него, кем бы он там ни оказался.
Библиотека, в которой работал Ч., помещалась в массивном здании в центре, в одном из тех реликтов давно ушедшей эпохи, когда архитектуру ещё относили к искусствам. Всякий раз приближаясь к месту работы (сам Ч. предпочитал архаичное слово “служба”), он имел привычку останавливаться на противоположной стороне улицы и некоторое время стоял там, задрав голову и блуждая взглядом по фасаду некогда великолепного здания. Давно лишившееся цвета, испещренное морщинами трещин и оспинами осыпающейся штукатурки, каменное лицо сделалось дряхлым ещё до рождения Ч., но всё ещё волновало - именно так скулы и впалые щеки увядающей дивы способны взволновать сильней, чем целые выводки новодельных старлеток. Вздрогнув от моментального и острого, как укол иглы, чувства всеобщей смертности, он поправил съехавшие по носу очки и, подхватив портфель, медленно пересек улицу, даже не глядя по сторонам, - беспокоиться было не о чем, ведь трамваи здесь не ходили, а движение автомобилей в городе почти прекратилось года два назад, так что опасаться стоило разве только редких велосипедистов, иногда сновавших между домами; впрочем, и их в последние месяцы как-то поубавилось. Поднявшись по каменной лестнице и миновав портик, составленный из частокола обшарпанных колонн, Ч. проследовал в холл, пустой и гулкий, - старичок вахтер в надвинутой на глаза форменной фуражке тихо дремал там на своём обычном месте и прибытия библиотекаря никак не отметил. По пути в книгохранилище Ч. пересек безлюдный коридор с рядом дверей, за которыми никогда ничего не происходит, и подумал о том, что загадочная причина, по которой ему продолжают платить жалованье, скорее всего, лежит на поверхности: во всеобщем сонном оцепенении о нём, да и о самой библиотеке, давно уже никому не нужной, попросту забыли.
- Не помешал?
В первый момент Ч. подумал даже, что вопреки всему он уснул, - ЖИВОЙ ПОСЕТИТЕЛЬ НА ПОРОГЕ, бог ты мой. Человек, задавший вопрос, рассмеялся:
- Друг мой, ну и вид у вас…
Смеялся он громко, что называется, заразительно, показывая миру набор идеально здоровых крупных зубов, узкая щеточка усов забавно топорщилась при этом над верхней губой. Ч. невольно рассмеялся тоже, чувствуя себя сбитым с толку: первый посетитель за многие недели, если не месяцы, был сам по себе явлением нерядовым, но смутило Ч. главным образом другое - внезапный импульс симпатии к абсолютному незнакомцу, настолько сильный, что пришлось сдерживаться, чтобы не вскочить из-за стола с нелепым намерением заключить дорогого человека в объятья.
- Кхм, - смущенно откашлялся Ч., - прошу вас, проходите. Чем могу помочь?
Посетитель (крепко сбитый невысокий мужчина в джинсах и кожаной куртке, до чертиков похожий на Чарльза Бронсона) не ответил, пристально вглядываясь куда-то над головой Ч. Тот не выдержал и повернулся в направлении взгляда.
- Какой интересный офорт.
- Да, - машинально согласился Ч., отметив про себя с некоторым удивлением этот самый “офорт” из уст Чарльза Бронсона.
- И какой не случайный, - посетитель оторвал взгляд от гравюры и посмотрел на Ч. - как тому показалось, чуть насмешливо.
“Сон разума рождает чудовищ” Гойи висел над рабочим столом, конечно же, не случайно, являясь по сути актом нескрываемого эпатажа, но до сих пор ни одна живая душа не замечала этого вполне очевидного факта.
- Простите, - промямлил Ч., сглотнув, - с кем имею честь?
Не спрашивая разрешения, Бронсон уселся в кресло напротив, развалился с видом самым вальяжным, нога на ногу, выудил из кармана пачку сигарет.
- Здесь не курят, - холодно сказал Ч.
Переход от искренней, даже какой-то избыточной симпатии в адрес гостя до неприязни, почти враждебности, был головокружительно быстрым - просто какие-то эмоциональные качели-лодочки. Бронсон проворным жестом вернул сигареты обратно в карман, выпрямился в кресле, улыбнулся извинительно своими рекламно-белыми зубами.
- О, прошу прощения. Как же иначе, книги, бумага, огонь - понимаю.
Он протянул Ч. руку:
- Я не представился, извините. Если честно, Чердынцев, я надеялся, что вы меня узнаете.
Ч. открыл рот. Потом закрыл. Легкая картавость гостя действительно кого-то ему напоминала. Но кого? И потом, кто, кроме Джул… Ах да, черт, разумеется…
- Я полагаю, - осторожно сказал Ч., пожимая протянутую руку, - мы с вами действительно встречались - если, конечно, слово “встречались” уместно в тех обстоятельствах.
Бронсон подмигнул Ч. и снова засмеялся:
- Да вы молодец, узнали-таки, пусть и не сразу. Признайтесь, приняли меня за копа.
- Не без того, - согласился Ч.
- Я Мэкки, - сказал бывший Бронсон, - Мэкки-Нож. Как вам?
Ч. поперхнулся.
- Радикально. Чем могу быть полезен, мистер Нож?
Напряжение никак не уменьшилось, напротив. В ожидании ответа Ч. продолжал изучать своего посетителя с удвоенным вниманием, и кое-что из подмеченного - так, деталь - немедленного объяснения не находило.
- Дело в том, что наш общий знакомый посоветовал обратиться к вам за помощью.
- Общий знакомый?
- Да, - улыбнулся Нож, - некий примечательный господин, обожающий псевдонимы, темноту, эффектные костюмы и прочие театральные штуки.
- Я всего лишь библиотекарь, - развел руками Ч.
- Абсолютно точно. И именно в этом качестве можете мне помочь. Хотелось бы углубить познания в одной специфической области.
- В какой именно?
Нож ухмыльнулся:
- В сомнологии.
- Это весьма обширная область, - осторожно сказал Ч. - Я с удовольствием подберу для вас несколько книг, но прежде хотел бы уточнить, что именно вас интересует, какой аспект сомнологии…
Нож сделал нетерпеливый жест рукой:
- Боюсь, вы неправильно меня поняли, то есть, - простите - я неправильно сформулировал просьбу. Книги - это, конечно, здорово, но за недостатком времени я предпочел бы лекцию - краткий, так сказать, курс.
Ч. откинулся на спинку стула, вытянул под столом застывшие от напряжения ноги, с минуту просидел так, молча разглядывая своего визави. Бронсон-Нож выдержал паузу достойно, с расслабленным спокойствием человека, привыкшего так или иначе получать своё.
- Ладно, - сказал наконец Ч., - но при одном условии.
- И при каком же?
- Вы расскажете мне, откуда у вас загар.
Ч. не смог удержаться от довольной ухмылки: он пробил броню самоуверенности, покрывавшую этого нахала с головы до пят, - бронебойный эффект легко считывался с его изумленной физиономии.
- А что не так с моим загаром?
- Ваш загар в полном порядке, но, знаете ли, я с самого детства не встречал такого идеально ровного, насыщенного, чудесного оттенка благородной бронзы - с того самого времени, когда в наших краях ещё водились лыжники и яхтсмены. Нынешний обитатель здешних краёв обычно бледен. И кто же вы, господин Мэкки-Нож, - может, иностранец? Или, скорее, инопланетянин?
Выслушав Ч., посетитель зашелся в новом пароксизме смеха, даже слезы брызнули, - но на этот раз смеялся он уже не так заразительно и не так искренне.
Отсмеявшись, он шутливо погрозил Ч. пальцем:
- Вы снова молодец, Чердынцев, вам бы в контрразведку - шпионов ловить, честное слово. Касательно загара… - он хитро прищурился, - давайте так: считайте меня гражданином Атлантиды. У нас там всегда яркое солнце, а люди сплошь смуглые и золотоглазые. Как вам, подходит объяснение?
Ч. улыбнулся:
- Такое подходит.
- Вот и славно. Так что насчет лекции? У меня тут окно в расписании, да и у вас, как я погляжу, не слишком людно.
Ч. вздохнул: что правда, то правда.
- И с чего мне начать?
- Ну, - Бронсон снял куртку, с шумом придвинул кресло поближе, потом расстегнул ворот рубашки, сел и подмигнул Ч., - я думаю, с самого начала.
- …как это часто бывает с вещами действительно важными, самое грандиозное событие новейшей истории человечества долгое время оставалось для человечества незамеченным. Первое печатное упоминание о новом феномене можно найти в небольшой студенческой работе, опубликованной в вестнике Имперского колледжа в Лондоне примерно… - Ч. задумался, припоминая, - примерно десять лет назад. Авторы опросили тогда своих товарищей по колледжу на предмет длительности и качества их сна. Опуская детали, скажу, что результаты удивили. Видите ли, в то время нехватка сна считалась серьезной проблемой, особенно среди молодежи… Так вот, вопреки распространенному мнению, работа показала обратное - молодые люди спали ощутимо дольше и крепче, чем считалось. Поначалу публикацию просто не заметили, позже раскритиковали за методику, усомнившись в достоверности данных, но что-то уже витало в воздухе, в ночном воздухе, я имею в виду, и вскоре волна подобных работ поднялась и на глазах превратилась в цунами. В новостях главных каналов замелькали задранные вверх графики длительности сна, репортеры на местах опрашивали заспанных субъектов в пижамах, а место поп-звезд и поваров в студиях ТВ заняли эксперты в области, название которой еще год назад могли правильно перевести лишь процентов десять опрошенных.
- Сомнология, - сказал Нож и открыл глаза.
До этого момента он сидел неподвижно, опустив веки, скрестив руки на животе, и вообще казался спящим.
- Именно, - кивнул Ч, - “сомнология” сделалась вдруг главным словом.
Дальше - больше: то, что поначалу казалось смешным курьезом, модным поветрием, напрочь отказывалось исчезать и постепенно приняло очертания проблемы, и даже, уже чуть позже, угрозы. Как водится, новому явлению дали название - очень научное и…
Бронсон расплылся в широкой ухмылке:
- И малопонятное. Ну, это непременно.
- Да. Собственно, названий придумали целых два: “идиопатическая гиперсомния”, а также “эпидемическая нарколепсия”.
- Секундочку! - Нож остановил Ч. жестом, зажмурился и с минуту сосредоточенно ворочал языком, как видно, проговаривая про себя мудрёную латынь. Потом сокрушенно махнул рукой:
- Сдаюсь. В любом случае, нормальные люди называли это иначе…
Он принялся загибать пальцы:
- “Кемар”, “плотная масса”, “морфа”…
- “Сонная одурь”, - подсказал Ч.
- Точно. Одурь. Сто лет не слышал.
- Послушайте, - начал Ч. так вкрадчиво, как только умел, - вы ведь не нуждаетесь в лекции на самом деле…
Лицо Бронсона сделалось серьезным, он снова вытащил сигареты, посмотрел на Ч. вопросительно.
- Валяйте, - махнул рукой тот, - чего уж.
Пока Нож прикуривал, Ч. разглядывал его не отрываясь, впитывая каждую деталь, каждую черту - Бронсон явно относился к тому нечастому типу мужчин, о дружбе с которыми мечтает всякий, Бронсон просто лучился спокойной силой и надежностью высшей пробы. “Должно быть, - подумал Ч. с некоторым беспокойством, - на женщин он действует просто убийственно”. В любом случае, иметь такого в числе врагов было бы сущим кошмаром.
- Всё верно, - сказал Нож, выдохнув облако дыма (он курил марку, Ч. не известную, и тому захотелось взять сигаретную пачку в руку - разобраться, но он не решился), - всё верно, мне не нужна лекция.
- Тогда что на самом деле вам нужно?
- Начистоту?
- Начистоту.
- Я пришел прощупать вас, Чердынцев.
Наверное, лицо Ч. выразило удивление или, скорее, изумление. Бронсон продолжал курить, поглядывая сквозь дым своими узкими, глубоко посаженными глазами, Бронсон ждал.
- И на какой же предмет прощупать, позвольте спросить? - нарушил молчание Ч.
Нож пожал плечами:
- На предмет пригодности.
Ч. открыл было рот, чтобы возмутиться.
- Секунду, - остановил его Бронсон, - я объясню.
Он поискал взглядом куда бы пристроить окурок. Ч. нагнулся и выудил из ящика стола бронзовую пепельницу, зеленую от патины.
- Спасибо… кстати, красивая вещь… Вы должны знать, Чердынцев, я ни за что не пойду на дело с человеком, которому не доверяю…
- Дело?
Бронсон кивнул:
- Угу, оно самое. Сирин выбрал троих: меня, вас и вашу подругу-кошку. Он думает, что мы подходим.
- Подходим? Но для чего? - почти закричал Ч., вскакивая с места.
Бронсон улыбнулся - улыбкой, от которой у Ч. вдруг побежали мурашки:
- А вот для чего, друг мой: именно мы с вами разыщем и убьем Гипноурга.
Click to view