История, почти всем хорошо известная хоть по пьесе Артура Миллера «Суровое испытание», хоть по одноименному фильму Николаса Хинтера: в новоанглийском городе Салем с февраля 1692 по май 1693 года по обвинению в колдовстве 19 человек было повешено, один мужчина был раздавлен камнями и от 175 до 200 человек заключено в тюрьму. Жуть, одним словом. Страшное дело. Настоящий триллер. Сюжет, достойный какого угодно количества экранизаций и постановок.
На этот раз спектакль по роману Миллера случился в Театре на Малой Бронной.
Хочется сразу в лоб: Сергей Голомазов, в прошлом сезоне поставивший удивительную «Кроличью нору», которая лично для меня вообще один из лучших спектаклей минувшего года не только благодаря Юлии Пересильд, но и таланту режиссера, снова уделал многих.
Несмотря на духоту в зале (я, впрочем, так и не понял, это проблемы с кондиционированием или с моим давлением), три с лишним часа проходят тут совершенно незаметно. Оно и не удивительно. Голомазов заставляет играть на сцене все - и актеров, и декорации. И уже вообще чудо, что режиссерской, видимо, волей, Владимир Яглыч, как-то всегда у меня ассоциирующийся с очаровательным дуболомом и завсегдатаем телешоу, предстает на этот раз в роли Джона Проктора - роли куда более сложной и глубокой, чем все, что он сыграл до этого. Причем, справляется Яглыч с ней весьма элегантно, насколько это слово подходит для описания честного фермера, вынужденного постоянно совершать выбор между правдой и ложью, страхом и совестью, жизнью и смертью. Он тут, по сути, вообще одно из главных действующих лиц: главная обвинительница, Абигаль Уильямс, слишком уж активно желает смерти жене Джона Проктора, в которого влюблена. И именно защищая супругу Джону приходится пройти через суд и следствие, чтобы позже быть повешенным.
Настасья Самбурская играет Абигаль совершеннейшим демоном, балансируя на гранях страсти, похоти, детскости и злости. «Сильную женщину» она уже играла в упоминаемой «Кроличьей норе», но здесь ее героиня попросту страшна. По контрасту с ней в постановке сначала блещет здоровым цинизмом, а после жертвенным благородством и едва ли не светится от добродетелей Ребекка Нэрс (Вера Бабичева). Андрей Рогожин играет Его преподобие Самуэла Пэрриса не просто мракобесом, а подлецом и трусом буквально по призванию. Как, собственно, и Дмитрий Гурьянов играет Джона Хэйла, плавно переходя от состояния трусости до иступленного искупления.
Однако же случается совершенно неожиданное: Михаил Горевой, исполняющий, в общем-то, роль второго плана - судью Дэнфорта - во второй части спектакля вдруг оказывается едва ли не главным действующим лицом всей постановки. Его выход - почти бенефис, зрелище завораживающее, едва ли не магическое, дивная иллюстрация превращения обычного вроде бы человека в исчадие ада, способное перемолоть все и всех, даже не подавившись при этом. Это - страшно.
Голомазов, впрочем, предупреждал об этом заранее: мол, его спектакль - совсем не о мистике, а о том, как как «человеческое мракобесие в упряжке с лукавой проповедью разрушают человеческую веру и превращают жизнь в ад», о том, что «все мы ведьмы, за которыми в любой момент может начаться охота. И еще о том, что в этом мире почти нет места тем, кто обладает истинной верой и чувством человеческого достоинства».
«Мы идем без одежд и в нас хлещет холодный ветер Господа Бога», - это оттуда, из «Салемских ведьм», из этой истории практически всеобщего помешательства, истории о том, как любая попытка защититься оказывается вне закона, о том, как массовый страх и невежество порождают то, что впоследствии назовут фашизмом, и о том, как прикрываясь верой в Бога, можно уничтожить любые проявления человечности и морали.
«Думаете, кто-нибудь заплачем по вам?» - вот последние слова спектакля, и они обращены к зрителям.
Ответ понятен, даже если не произнесен вслух.