Сказать, что читал много, так, наверное, нет. С другой стороны, из четырех вышедших на русском языке повестей Алексея Ночевича я прочитал две - то есть, половину. А это не так уж и мало.
«Агнца» - где-то полгода назад. И долго ходил под впечатлением, потому как, хотя в силу своего возраста, про войну читал много, так, как написал Гогуа, не встречал ни разу. Чтобы без единого выстрела, без единого солдата, без лини фронта, без «и тут заговорила артиллерия», а всего лишь от лица ребенка, ждущего своего отца, и - мало-помалу, становящегося мужчиной не по возрасту, но по уму.
«Туман», написанный аж в 1998-м - только вчера, в процессе изучения литературно-публицистического
альманах писателей Южного Кавказа.
И тут, что удивительно, та же самая история - на первый взгляд, абсолютно бессюжетная, мистическая, маркесовская в том плане, что до конца не понятно, сон это, бред или явь, жизнь или что-то за ее пределами, игра воображения, сумасшествие или сумасшедшая реальность.
Не простой язык (впрочем, не знаю, свой, абхазский, или русский после перевода, потому как язык "Агнца" был легче), но, даже если это и непреднамеренно, затягивающий, как… камлание.
И снова война, хотя и другая, при ее полном отсутствии. Куда более мрачная, чем в «Агнце», без всяких попыток вызвать хоть малейшее умиление, без географической привязки, без ягнят, кукурузных початков, едва ли не вкуса земли и запах солнца, детского смеха и детских же слез. Война закончившаяся, но еще идущая, покрытая туманом, среди которого светятся желтые глаза, чьи-то когти вспарывают кору деревьев и ходят то ли люди, то ли тени, то ли призраки.
И это, кстати, читается куда страшнее, чем если бы вместо запаха крови описывалась сама кровь, а вынутые из тела осколки уже не лежали в кармане героя, а еще летели в его сторону, чтобы остаться в ноге, «где не коснулись ее воды Стикса, или там, где сжимали тиски Аинаржи , и осталось незакаленным…»