- В некотором роде вы можете считать себя специалистом по Булгакову, вторую премьеру выпускаете: сейчас - Аметистов, до этого Коровьев в «Мастере и Маргарите»?
- Совершенно очевидно, что Коровьев вырос из Аметистова, Аметистов вырос из Хлестакова, а дальше его тему подхватили создатели Остапа Бендера, Ильф и Петров. И очень много параллелей у «Зойкиной квартиры» с «нехорошей квартирой». Кстати, абсолютно булгаковская история произошла на одном из прогонов. К нам пришла Ксения Собчак, посмотрела спектакль, где, как вы помните, в финале происходит обыск. На следующий день она оказалась в такой же ситуации. Круги сужаются - и литературные, и жизненные.
- Когда одному актеру предложили играть после Евгения Миронова в спектакле «№13», он отказался, сказав, что это самоубийство. Вы не боялись после Миронова браться за Лопахина в спектакле Някрошюса «Вишневый сад»?
- ... мне было важно познакомиться с Някрошюсом... Женя Миронов меня не бросил. Он привез заветную тетрадочку, которую вел во время репетиций, и она мне очень помогла. Крайне сложный рисунок у постановки, зоны пауз и тональности в разных кусках. Как в оркестре, нужно попасть в ноту. Не попадаешь - всё сыпется.
- Как происходил ввод в такой сложный 5-часовой спектакль?
- Это был ад. Потому что большую часть работы я делал один, но это закалило меня. Вводился по видео, потом съездил на четыре дня в Вильнюс, к Эймунтасу. Он дал мне в помощь четырех литовских артистов, которые ни слова по-русски не знали. «Они будут помогать тебе, они будут ходить», - сказал он. «Походил» я с литовцами, а потом плюнул и сказал: «Давайте я сыграю вам прогон по сквозному действию прямо завтра». Эймунтас удивился, но согласился. А накануне пригласил меня к себе в гости и угостил каким-то чудо-самогоном. На следующий день я сыграл ему прогон, и мы расстались до Рима, где собрали «Вишневый сад» целиком. Два своих дебютных спектакля я сыграл в Риме, в прекрасном старом оперном театре. Нас не отпускали минут 20, зал стоя аплодировал, и ни один человек не ушел.
- Какие воспоминания остались от общения с Някрошюсом? Он славится своей немногословностью.
- В Риме можно было курить в гостинице только на крыше. В 8 утра я поднимался учить текст и встречал там Эймунтаса. Он ходил, как тигр в клетке. Неподалеку стояли чашка с кофе и пепельница, полная окурков. Здороваться с ним было бесполезно. Он никого не видел и не слышал.
- Вы довольны переездом в Москву?
- ... по-прежнему живу в поезде. Бываю в Питере раз пять в месяц - продолжаю сниматься в «саге» («Улица разбитых фонарей»). В Москве я живу за городом, поэтому ощущение от столицы для меня связано с количеством мигалок, которые я вижу, когда возвращаюсь из театра.
- Считается, что в Петербурге творческому человеку сложнее состояться, особенно сегодня. Вы согласны с этим?
- Так всегда было. Когда мы закончили институт, пытались общими силами организовать театр в здании ДК, на месте которого сейчас строят Мариинку-2, но нас оттуда благополучно выгнали. Следующий курс, тоже очень хороший, организовал театр, который городом был не принят. Из Петербурга уезжают вовсе не потому, что хотят жить в столице. Просто в городе на Неве не задумываются о необходимости возникновения новых театральных организмов. Но списывается все на загадочный питерский менталитет, на 99-процентную влажность воздуха. На самом деле влажность в мозгах у тех, кто управляет культурой в этом городе.
- Вспоминается недавний скандал с режиссером Юрием Бутусовым, которого власти хотели отстранить от роли худрука за то, что он много ставит в других театрах.
- Это была первая ласточка. Уверен, нам предстоит еще расхлебывать подобные истории в полной мере. Почему-то выстрелы «Авроры» звучат сначала в Питере, а потом по всей стране.
- Многие люди были благодарны вам за письмо к Валентине Матвиенко, в котором вы просили бывшего мэра убрать город от снега. С негативной реакцией на ваш поступок пришлось столкнуться?
- Не могу сказать, что я как-то пострадал, я не узник совести. Просто есть вещи, о которых молчать нельзя. Меня немножко насторожила реакция некоторых моих знакомых, которые спрашивали: «А ты один это сделал?». Подразумевая, видимо, что кто-то мне за это заплатил. Такая постановка вопроса меня огорчила. Очевидно, мы запуганы, несвободны, мы еще где-то там, в брежневских временах. Я думал, что мы от этой шелухи уже очистились, оказалось - нет.
Полностью здесь
http://izvestia.ru/news/528199