Марлен Дитрих
Click to view«Марлен Дитрих: последние секреты» - воспоминания литсекретаря и подруги Марлен Дитрих Нормы Боске. Ей Дитрих диктовала мемуары.
Настоящая фамилия Жана Габена была Монкорже. Когда выяснится, что в письмах к Габену в тот год, когда он снимался в своем единственном американском фильме «Баржа любви», она подписывалась «Монкорже», - тогда и поймут, какая страсть сжигала ее к этому «френчи», о котором она говорила: «Он красивый, он нежный, у него есть все, чтобы сделать счастливой любую женщину». Вот и доказательство того, что она хотела бы выйти за него замуж, носить его имя. Она почти не рассказывала о своих мужчинах; о женщинах и того меньше. А вот Габен в наших разговорах занимал особое место. О нем говорилось и повторялось множество раз, и мне, и всем на свете, он был и оставался ее большой любовью. Несмотря на то, что вел он себя с ней как мужлан, был именно таким, каких играл в кино. Да, грубая скотина! Любовь с ним сильно отдавала «свинством». Немногие знают, что он поколачивал ее; поневоле приходится верить, что ей это нравилось! На людях создавалось впечатление, что она им верховодит. Званые обеды, когда приходилось облачаться во фрак, не доставляли ему ни малейшего удовольствия, зато его неуклюжесть немало забавляла мисс Дитрих. С ней - или все, или ничего. Она любила Габена до безумия и ненавидела его, когда они перестали жить вместе.
...хотела бы сказать пару слов о некоторых ее любовниках, или тех, кого таковыми считают. Хэмингуэй и она писали друг другу письма; эти письма она прятала в секретере в нью-йоркской квартире; и каково же было ее изумление, когда она увидела их опубликованными в английской прессе многие годы спустя! А в апреле 2007 года «Нью-Йорк таймс» написала: «Переписка, содержащая 30 неопубликованных писем и телеграмм легендарного американского писателя Эрнеста Хэмингуэя к немецкой актрисе и певице Марлен Дитрих, только теперь увидевшая свет, раскрывает всю глубину их страсти, хотя обоюдная любовь так и не получила удовлетворения; Хэмингуэй и Дитрих начали переписываться, когда ему было 50, а ей 47 лет. Переписка продолжалась до 1961 года, когда писатель покончил жизнь самоубийством».
Рассказывая о Брэдли, она неизменно намекала на его одиночество. Ее любовное приключение с генералом длилось недолго. Ее обожал генерал Паттон! Зато генерал Гавэн держал за… шлюху! Да, она любила военных!.. Чтобы провести час с генералом Гавэном, она отменила все свои встречи… я пришла к мысли, что она была мазохисткой. Впрочем, ее поведение в самом конце жизни, стоическое, - разве не было оно поведением женщины, бестрепетно переносившей страдание, нравственную и физическую боль? В числе ее неудач - актер Раф Валлоне. Он был способен вскружить голову любой женщине. В Париже он поселился в отеле «Рафаэль», а Марлен - в «Ланкастере». Чтобы его соблазнить, она переехала. Какую шумиху подняла пресса при ее переезде из «Ланкастера» в «Рафаэль»… Как-то она дожидалась его в лифте. Увы... его сердце не дрогнуло. «Да не могу я, - объяснил он, - я только стал папой крошки Элеоноры». Протекли долгие годы, и вот он, постаревший, вынужден был примириться с тем, что его крошка снималась голой для «Плейбоя». Это веселило Марлен! «Ну вот, хранил дочь, а оказалось, и она не ангел…»
Однажды июльским вечером 1941 года друг Габена уговорил его пойти провести вечерок в кабаре, принадлежавшем Артуру Лессеру; Габену не мешало бы развеять тоску, освежить настроение - ведь на него жизнь в Америке наводила что-то вроде неврастении, в основном из-за невостребованности. Во Франции его любили, а в Голливуде он кинозвездой не был. Габен, по своему обыкновению, принялся ворчать; мысль посмотреть на Марлен Дитрих, уже очень знаменитую его не очень воодушевила. Габен уже дважды видел Марлен, считал ее умной и хорошенькой, чего не скажешь об окружавших ее артистах, казавшихся ему… трансвеститами. Несмотря на это, он согласился. Разве мог он представить себе, что этот вечер изменит его жизнь?.. Их любовь берет начало в «Парижской жизни» в Голливуде в 1941-м и в последний раз Марлен видит Габена в «Парижской жизни» Колетт Марс в 1949-м, когда Габен уже женат на той, с кем больше не расстанется, - на Доминик. За это время страсть сделала свою работу - как созидательную, так и разрушительную.
Среди всех историй, которыми обросла эта страсть, мне особенно нравится одна - в Германии, в Ландсберге, генерал де Голль должен произвести смотр множества полков, среди них и полк Габена, которого видно - он высунулся из танка, но среди таких же командиров и решительно ничем не отличается от всех прочих. Вдруг вдалеке он замечает несуразного солдатика, чей хрупкий силуэт трусцой бежит на высоких каблуках и кричит своим незабвенным голосом: «Жан, Жан, Жан!..» Это Марлен Дитрих - должно быть, вдохновленная поступком одной из ее знаменитых героинь, побежавшей по пустыне за возлюбленным, которого играл Гэри Купер, босыми ногами прямо по раскаленному песку. Она «несет службу» в Германии и вот не придумала ничего лучше, чем прибежать обнять Габена. Поговаривали даже, что она якобы спустилась через люк прямо в танк и там прижала его к себе еще покрепче. Таких вещей она мне напрямую не рассказывала, но мне известно другое - что ее появление в Германии в мае 1945 года, через несколько дней после окончания Второй мировой войны (8 мая 1945 года), было вызвано семейными, совершенно невыносимыми для Марлен Дитрих обстоятельствами. Ее сестра Элизабет с мужем работали управляющими общественной столовой, в которую хаживали офицеры вермахта и эсэсовцы, охранники концентрационного лагеря в Берген-Бельзене, пользовавшегося дурной славой. Марлен поговорила с англичанами и все устроила для своей сестры и ее мужа, но вспоминать об этом терпеть не могла.
В то время между ними все уже было кончено, но это понимал только Габен. Я хотела бы вспомнить другую историю... Это было связано с фильмом Карне и Превера «Врата ночи». Я знаю все от Мишеля Рахлина, имя которого стоит на обложке этой книги вместе с моим и который был очень близким другом Жака Превера; тот сочинил для фильма песню, и исполнить ее должна была Марлен Дитрих. Она решительно отказалась: «Дерьмовая ваша песня!» Вслед за ней то же самое повторил и Габен. Что там Марлен - да никто не возьмется исполнять эту песню-посмешище. И Марлен, и Габен уже успели подписать контракты; они разорвали их и ушли сниматься в фильме Жоржа Лакомба «Мартен Руманьяк», не таком безнадежно дрянном, как об этом повсюду трубил Превер, но все-таки полностью провальном. А ту песню спел дебютант в кино; звали его Ив Монтан, а песня называлась «Опавшие листья», и это один из самых оглушительных успехов послевоенной поры - авторских прав на нее вполне хватило, по словам Жаннин Превер, чтобы обеспечить их семейству неплохую жизнь до конца дней. Однако «Врата ночи» не снискали успеха, и очаровательная, но бездарная Натали Натье не могла заставить позабыть о Марлен Дитрих. Превер злился на Марлен вплоть до 70-х годов и отзывался о ней не иначе как «сука». Тем более что однажды она позвонила ему и попросила написать «что-нибудь в духе» «Опавших листьев». Надо было видеть Превера, а точнее, слышать голос Превера, когда он услышал ту, про кого думал, что она чуть было не помешала Габену вернуться, и кого винил в провале «Врат ночи». Это было в 1946-м. На Габена Превер не так долго держал обиду - ведь тот согласился сняться в его шедевре, под которым, однако, поэт не подписал своего имени, - «Марии из порта» Марселя Карне, где была открыта волшебная актриса Николь Курсель и Габен еще вполне обольстителен, хотя и уже немного поседел.
Марлен и Габен познакомились в Голливуде. Марлен владела его родным языком и ее попросили помочь Габену освоиться в этом мирке, совсем не созданном для его натуры. Ей приходилось переводить ему то, чего он не понимал, разыскивать французские кофе и хлеб и между делом учить его английскому, раз уж он подрядился на этом языке играть. Она готовила и для него, и для его многочисленных друзей и частенько признавалась мне, что роль подруги и кухарки для нее предпочтительнее славы кинематографической легенды. «Драгсторы» вызывали у нее такое отвращение, что ей приятней было стоять у кухонной плиты, только бы не заходить в эти забегаловки, где рядом с гамбургерами торговали «тампаксами» и дезодорантами! Показная была скромность или неподдельная (я-то всегда очень любила ее стряпню), но она настаивала, что удаются ей только самые простые блюда наподобие ее знаменитой мясной похлебки с картошкой.
В Габене было нечто детское, и этим он трогал ее сердце. Ведь это свойственно любой женщине. Он вроде сироты, говаривала она, а я - его приемная мать!.. Через нее проходили все его контракты, и она следила за порядком в его доме. Габен не слишком жаловал Голливуд; он скучал по Парижу, и Марлен всей душой старалась поддержать его.
В своих воспоминаниях она признается: «Я очень его любила»... Тогдашними друзьями Габена были Рене Клер, не казавшийся ей симпатичным; Далио, обаятельный мужчина; и Жан Ренуар, поставивший много фильмов, в том числе «Великую иллюзию», - приходил, съедал голубцы и ретировался, не произнеся ни слова... По отношению к этим людям, оторванным от своих корней, талант Марлен состоял в том, чтобы с уважением относиться к их таланту, осознать всю меру их одиночества и поддержать чем только можно. Она, немка антинацистских убеждений, пеклась о них, бежавших от Гитлера. Позже Габен завербовался служить в Войсках освобождения Франции. Он хотел драться и не мог думать ни о чем другом. Как так вышло, что этого не смогла понять Дитрих? Она говорила: «Я была для него матерью, сестрой, подругой - и еще больше». Упрекала она его, даже перейдя на письменное общение. Когда он отплывал в Марокко, она пришла с ним проститься, но так и осталась стоять у причала, отпустив его. А вскоре пришла и ее очередь поступить на военную службу, и очень долго они не имели друг от друга никаких известий. О чувствительности Габена она напоминала с такой настойчивостью потому, что эта черта оказалась совершенно незаметной рядом с его актерским талантом. Это он-то жесткий? Он - грубый мужлан? Как я уже говорила, Марлен признавала, что он бил ее, ей, по-видимому, это нравилось. И все-таки она написала в своих воспоминаниях: «Это был самый сентиментальный мужчина из всех, кого я только знала; малыш, умирающий от желания спрятаться в материнском лоне, быть любимым, чтобы его лелеяли, баюкали, - вот каким он остался в моей памяти». Снова и снова она повторяла, что Габен был супермужчиной, «мужчиной ее жизни», мужским идеалом - после такого все женщины чувствуют себя опу стошенными. Она приписывала ему самые редкие качества: ясность ума, открытое сердце, доброту, хотя и признавала, что он «упрям как осел», и страдала от его приступов ревности. Не будем забывать, что все о Габене было рассказано мне в 1980-1990-е годы, а их любовь разворачивалась в 1940-е. Со временем прошлое кажется лучше, чем оно было...
После войны... Марлен вернулась в Америку, они с Габеном часто перезванивались, но оба сидели без работы. «Что-то вас слишком долго не было видно на экране», - говорили им, не стесняясь. Они отвечали: «Негодяи вы, штатские!» В 1946-м Марлен вновь во Франции - она приехала сниматься в фильме «Мартен Руманьяк». Провал этой картины не мог поспособствовать возобновлению прежних отношений. Теперь черед быть учителем настал и для Габена. Нужно было изображать простонародный говор, и Габен ее в этом натаскивал. Простонародный говор был его любимым коньком! Но Дитрих, которую призывали финансовые дела, снова отбыла в Америку, где снялась в «Златых годах» - еще одном плохом фильме… И вот Марлен Дитрих выносит свое заключение о Габене: «Я была там только затем, чтобы его опекать. Он ничего этого не замечал. Он вел себя со мной, точно мы были на равных. И так никогда и не понял. Я любила его… Я потеряла его, как утрачивают все идеалы, - с течением времени, много позже. А в один прекрасный день вернувшись во Францию, превратилась в его прислугу-наперсницу… Моя любовь к нему оставалась крепкой, нерушимой. Он никогда не требовал от меня ее хоть чем-нибудь доказать. Таков уж он был, Габен».
Марлен Дитрих не говорила о физической стороне отношений с мужчиной, которого так любила! Но - вот почти неизвестное свидетельство - письмо Марлен к Габену (так ею и не отправленное), которое яснее иных откровенных признаний.., одновременно уличая во лжи непристойное утверждение Марии Рива, будто ее мать никогда ничего не чувствовала с мужчинами. Документ 1941 годом, когда Габен снимался в «Барже любви» (его единственный американский фильм) и не приходил на свидания к Марлен. Ей было сорок! И, несмотря на всю ту страсть, какую мы сейчас увидим в этом письме, невзирая и на ответную телеграмму Габена, Марлен Дитрих в итоге все-таки не согласилась развестись, чтобы стать женой того, кому, и это ей было хорошо известно, она не сможет родить детей, таких для него желанных. Вот это письмо, а вслед за ним и телеграмма, подписанная «Жан Монкорже-Габен», за ней еще одна, телеграмма Марлен, без подписи, как она, по-видимому, обычно и писала.
«Десять часов утра. Я думаю о нем, думаю о нем. Сколько лет жизни отдала бы я, чтобы лишь на секунду увидеть его. Жан, я люблю тебя! Все, что я могу дать тебе, - это свою любовь. Если ты не хочешь ее, значит, моя жизнь окончена навсегда. Я люблю тебя. Мне хорошо это говорить, зная, что ты не ответишь мне: ведь у меня нет ни малейших надежд. Я могу тысячи раз повторять эти слова. Но, будь ты сейчас здесь, я прижалась бы к тебе, положила голову тебе на плечо и тогда поверила бы, что ты любишь меня. Потому что если ты не любишь меня, тогда всему конец. Нет, не моей любви - она не кончится никогда. Но солнце больше не взойдет. Ни солнца, ничего, что в мире есть прекрасного, не будет больше, потому что, если ты меня больше не хочешь, я могу умереть. Я в постели. Мое тело - холодно, и я смотрю на него. Я некрасивая. Недостаточно красивая. Мне хотелось бы быть такой красивой для тебя. Для тебя мне хотелось бы быть лучшей женщиной на свете. Но это не так. Меня мучает вопрос: а хочешь ли ты, чтобы я тебя так любила? Или ты растроган тем, что я так тебя люблю? Это большая разница. О! Приди, приди. Ибо если ты будешь рядом, мне больше не придется ни думать, ни говорить. Ты все поймешь. Мои глаза, мои губы, мои чресла раскроются для тебя и скажут тебе обо всем. Приди, приди и возьми меня - как ты брал меня (sic) прежде. Посмотри на меня, как уже смотрел (sic), прежде и люби меня, как уже любил прежде. Я твоя так, как ты меня захочешь. И когда захочешь, и столько дней, сколько захочешь.
Налетел ветер! Лампа погасла, и мне холодно. Жан, любовь моя, я люблю тебя. Мое любящее тебя сердце сильнее всех опасностей войны, и пустота жизни без тебя жутче всех пустот этого мира. Мне нужны твои объятия, пыл твоего тела. Ты нужен мне, чтобы я могла жить. Обожаемый ангел мой, приди и не говори больше: “Если мы еще увидимся” (sic). Если у меня будет ребенок, я скажу ему - и пусть сам решает, что делать. Я больше не хочу скрывать того, что происходит уже пятый месяц. Если он захочет его, я его оставлю, как будто мы пара, муж и жена, и мне плевать, что об этом скажут. У меня не поднялась бы рука убить это дитя. Но если он захочет этого, я сделаю и это. Я могла бы развестись быстрее, чем он, но все это не имеет значения. Надеюсь, в этот раз ребенка не получится. Потому что я боюсь, что он останется со мной из-за него, а не потому, что любит меня. Попозже, когда он окончательно уверится в том, что хочет жить со мной, - тогда да, я бы хотела иметь ребенка - но когда этого захочет он - и не так, чтобы это случилось вопреки его воле. Груди мои болят - и голова тоже. О Жан, приди - приди исцелить меня от всех скорбей моих.
Наступает ночь. Обожаемый ангел мой, я так ужасно тебя люблю. Я жду тебя, как никогда еще женщина не ждала мужчину.
Я люблю его каждой каплей крови, что течет в жилах моих, и я думаю лишь о том, что хочу быть рядом с ним. Слышать его голос. Чувствовать, как его губы касаются моих, как его руки обвиваются вокруг моих плеч. Я думаю о том, что хочу отдать ему себя на всю жизнь. Мне показалось, что в глазах у людей что-то такое промелькнуло, - они поняли, что в постель меня уложил не только грипп.
Я лежу в постели. Но тебя нет со мной. Мне так грустно, что хочется умереть. Болят глаза. Мои глаза сейчас не такие, какие он любит. Может быть, стоит мне выйти на снег, и они прояснятся. Или прояснятся от любви, когда утром я проснусь с такими глазами, какие ему нравятся. /…/ жить существом без вкуса. Или жить на луне (должна признаться, о, как я хорошо понимаю голубые глаза, они ведь оттуда), или даже быть совершенно глупой (для третьего случая и примера подобрать не получается у меня). Но это случится. Отчего так вот швыряешь свое сердце и столько жгучей любви тому из мужчин, кто готов сбежать, едва только призывно посмотрят на него голубые глаза. А я знаю ответ: оттого что его любят!!! И вот угораздило не иметь счастья; или несчастья. В обоих случаях о работе нечего и думать.
Он ушел вчера вечером. Она была плоховато одета, но для него это ничего не значит. Когда заворожил взгляд голубых глаз - можно и забыть, как его люблю я. Никто никогда так не любил. Я усну в твоей постели и скажу все слова любви, как если бы ты был здесь. О, обожаемый ангел мой, вернись, вернись. Любовь моя, мне холодно, и нога у меня болит. Это все дождь - знаю - это не потому, что тебя здесь нет. Но, будь ты здесь, я бы не чувствовала боли. Я прижалась бы к горячему телу и полюбила бы дождь за то, что он - причина, чтобы лечь в постель. И ты сказал бы мне: “Ну, как ты тут, красоточка?” О, Жан, любовь моя»...
Телеграмма Марлен Дитрих Жану Габену 29 ноября 1941 года.
«К черту и еще раз к черту мой ангел». Не подписано (печать Вестерн Юнион).
А вот телеграмма Жана Габена: «С твоего отъезда Парижа ни весточки очень беспокоюсь телеграфируй мне надеюсь на письма и скоро тебя увидеть всем сердцем твой больше чем всегда. Жан Монкорже». Даты нет, послано из Алжира.
По одному из свидетельств, телеграмма отправлена незадолго до их разрыва.
* Кто не был на войне, не имеет права говорить о ней.
* Женщина не должна требовать от мужчины мыть посуду. Ведь когда она влюбилась в него, он не стоял возле мойки.
* Если женщина уже простила мужчину, она не должна напоминать ему о его грехах за завтраком.
* Для решения проблем ясное мнение мужчины - лучшее средство привести запутанную голову в порядок. Я всегда любила, когда мной руководили. И нет ничего лучше, когда знаешь, чего от тебя хотят - в жизни, в работе или любви.