Выставка графики гениального французского русского Алексеева
В Литературном музее в Трубниковском переулке открылась выставка "Конструктор мерцающих форм. Книжная графика Александра Алексеева из собрания Бориса Фридмана". Вторая выставка выдающегося художника, мультипликатора и иллюстратора в Москве приурочена к 110-летию со дня его рождения.
Знаменитый французский художник Alexandre Alexeieff (1901-1982) подобно многим "русским парижанам" начал возвращаться на родину в перестроечные годы. Вначале как пионер экспериментальной анимации, изобретатель игольчатого экрана, с которого сходили завораживающие, похожие на оживший офорт фильмы-гротески - иллюстрации к любимой им русской классике, к Гоголю ("Нос") и Мусоргскому ("Ночь на Лысой горе", "Картинки с выставки", "Три темы"). И в этом амплуа он, произведший огромное впечатление на таких разных мастеров анимации, как Норман Макларен, Тим Бертон и Юрий Норштейн, более известен в мире. В качестве художника книги - с камерными выставками графики - Алексеев пришел чуть позже, и, возможно, поэтому его иллюстрации сейчас воспринимаются как неосуществленные фильмы.
Сам же он свои анимационные картины звал "оживленной гравюрой" и запатентованный в начале 1930-х игольчатый экран, каждый кадр на котором получался в результате ювелирно-кропотливой работы с пятьюстами тысячами булавок, дававших разные линии-тени в зависимости от длины и угла освещения, воспринимал как род офортной доски. Выставка, сделанная стараниями Бориса Фридмана, обладателя крупнейшей в России коллекции livre d`artiste, в которую входит и одно из самых больших собраний алексеевских иллюстраций и книг, сводит воедино обе ипостаси художника. Один зал отдан его фильмам, остальные - книжной графике, издано нечто вроде каталога-резонне со статьями кино- и искусствоведов, славистов, эссе Юрия Норштейна, воспоминаниями Михаила Шемякина и приложением нового фильма о художнике "Сны об Альфеони" Владимира Непевного.
Центром выставки стал зал с литографиями к "Братьям Карамазовым", выпущенным легендарным парижским издательством "Плеяда" в 1929 году и принесшим молодому художнику, ученику и подмастерью Сергея Судейкина, начинающему иллюстратору и начинающему сценографу, работавшему с Сергеем Дягилевым, Жоржем Питоевым и Федором Комиссаржевским, славу. Статистика утверждает, что в "русском Париже" Алексеев прочно удерживал первенство по числу проиллюстрированных им библиофильских изданий. Глядя на мрачные дымчатые листы "Братьев Карамазовых", по которым мечутся, будто в дурном сне, полоумные и одержимые герои, доходящие во всем - в страсти и ярости, в разврате и пьянстве, в азарте и смирении - до самой сути, понимаешь, что недаром именно Алексеев стал в глазах французов патентованным знатоком загадочной русской души. За плечами 28-летнего иллюстратора Достоевского был богатый жизненный опыт и драматическая семейная история.
Отец, военный атташе, полиглот, владевший 37 языками, таинственным образом погиб во время служебной командировки в Баден-Бадене, старший брат, заразившийся от любовницы-актрисы сифилисом, не снес позора и покончил с собой, младший - пропал где-то в Грузии в пору революции. Алексеев, родившийся в Казани, проведший раннее детство в Константинополе, осиротевший в пять лет и после воспитывавшийся в Первом кадетском морском корпусе в Петербурге, от революции бежал к дяде в Уфу - там, в школе искусств Давида Бурлюка, получил первые уроки и рекомендательное письмо к Сергею Судейкину. В Париж добирался два года - через Владивосток, Японию, Китай, Индию и Египет. Вот сотни рук обыскивают Митю Карамазова, вот сотни ног пинают Карамазова-старшего - кажется, все это прожито и прочувствовано лично, на собственной шкуре.
Впрочем, не стоит впадать в наивный биографизм: он был чуток к чужому тексту, бережно вчитываясь в каждую строку Пушкина, Гоголя, Достоевского, Пастернака - именно Алексеев первым проиллюстрировал "Доктора Живаго", в 1959-м, с помощью игольчатого экрана. Борис Фридман считает графику Александра Алексеева промежуточным звеном между книгой художника и иллюстрацией: в отличие от Пикассо, Матисса и прочих мэтров livre d`artiste, он внимателен к литературному источнику, но кинематографической тотальностью перевода слова в изображение превосходит любого иллюстратора. При этом трудно не заметить, что из всей русской литературы он с особым удовольствием выбирает словно бы один текст с одной характерной интонацией: "Пиковая дама", "Записки сумасшедшего", "Записки из подполья", "Игрок". Андерсен, Гофман, Эдгар По - в алексеевском исполнении они невольно становятся частью этой гоголевско-достоевской фантасмагории. Даже столь разные техники, как офорт, акватинта, ксилография и литография, под его рукой становятся похожими друг на друга, превращаясь в одно идеальное средство для экспрессионистского рассказа об этой вселенской бесовщине. Конечно, в Литературном музее Алексеев показан во всем многообразии: вот беззаботное ар-деко в иллюстрациях к "Путешествиям в страну искусстводелов" его друга Андре Моруа, вот блестящие "скифские" стилизации в "Слове о полку Игореве", переведенном на французский другим его другом, Филиппом Супо. Но от выставки в целом остается стойкое послевкусие: Александр Алексеев - это сумрачный, полный гротескных теней и призраков мир вечной русской карамазовщины. Анна Толстова. http://www.kommersant.ru/doc-y/1760194.
Фильмы Александра Алексеева, которого Тим Бёртон называет своим учителем и который известен как изобретатель одной из самых оригинальных мультипликационных техник - "игольчатого экрана", в России впервые показал в середине 1990-х Наум Клейман в Музее кино. А сегодня в Литературном музее можно оценить масштаб сделанного Алексеевым в книжной графике. Среди книг, к которым он создал гравюры, литографии, офорты, - практически весь золотой фонд русской классики. От "Повестей Белкина" до "Братьев Карамазовых" и "Анны Карениной", от "Слова о Полку Игореве" до "Доктора Живаго"... Плюс он иллюстрировал сказки Гофмана и Андерсена, новеллы По, произведения Андре Моруа, Жана Жироду, Леона-Поля Фарга... В общей сложности во Франции вышло около 50 библиофильских изданий с графикой Алексеева. Больше, чем у любого другого русского художника в Париже.
Но дело, конечно, не в количестве. Для Алексеева, похоже, границы между разными искусствами были не принципиальны. По крайней мере, игольчатый экран он использовал для создания иллюстраций к "Доктору Живаго", а "Ночь на Лысой горе" называл "ожившей гравюрой". Не говоря уж о том, что три из пяти его фильмов вдохновлены музыкой Мусоргского. Этот "серфинг" между разными медиа - музыкой, кинематографом, гравюрой, литературой - потребовал от художника выработки собственной техники.
"Существует связь между техническим приемом и творческой манерой индивида. И тот, кто хочет выразить себя и думать по-своему, должен найти для себя свою собственную технику", - написал он в 1929. Алексеев нашел... иголку. Иголка - это боль укола и точность стежка, это защита от нападения и способ соединения кусков в единую плоть одежды - "вторую кожу". Впрочем, сам он сравнивал игольчатый экран с барельефом. Эта техника была настолько связана с личным способом высказывания, что художник отказался от предложения использовать ее для создания рекламных роликов. Тем показательнее, что для работы над романом Пастернака он выбрал именно ее.
Художник признался однажды, что после чтения "Доктора Живаго" чувствует так, словно нашел старшего брата. Алексеев покинул Россию в 20 лет, устроившись то ли матросом, то ли кочегаром на последний пароход, уходящий из Владивостока в Египет. За спиной остался кадетский корпус, сгинувшие в лихолетье два старших брата, мать, оставшаяся одна в Петрограде, и уроки живописи в Школе искусств у Давида Бурлюка в Уфе... Бурлюк и дал Александру рекомендательное письмо к Судейкину в Париж, когда стало ясно, что молодому человеку оставаться в стране смертельно опасно. С этим письмом он и явился к Судейкину: буквально с корабля на бал. Вместе с Судейкиным он участвует в оформлении Дягилевских балетов, спектаклей "Летучей мыши" и театра Питоева...
Казалось, что Алексеев, в совершенстве владевший французским, английским, немецким, органично и легко вошел в культурную среду чужой страны. Он дружил с Андре Мальро, Филиппом Супо, переводчиком на французский "Слова о полку Игореве". В начале 1950-х он становится членом Французской киноакадемии. Тогда же получает дипломы за свои фильмы на Венецианской биеннале. Но легкость эта была обманчива. Его дочь Светлана Алексеева-Рокуэлл вспоминает, что, когда они в 1940 году уехали из оккупированной Франции в США, отец сказал ей: "Скучаешь по Парижу? Ну, тогда возьми лист бумаги и нарисуй дом на нашей улице". Только тогда она поняла, почему отец проводил часы за рисованием в мельчайших подробностях той части Петербурга, где он вырос. Его фильмы и гравюры стали его личным способом невозможного путешествия на родину. Серфингом во времени через границы и страны, для которого он сконструировал свой ковер-самолет - колючий экран, воплощение боли и прорыва за границы реальности. Жанна Васильева http://www.rg.ru/2011/08/30/alekseev.html.
""Ночь на Лысой горе" была "оживленной гравюрой" - так мы ее и назвали. На живопись смотришь, находишь ее прекрасной и смотришь снова. Я думаю о мультипликационном кино в тех же выражениях! Интрига очень мало меня интересует. Для меня главное - тема моего произведения, то есть движущийся образ". Так писал об одной из своих самых известных работ Александр Алексеев (1901-1982) - французский художник русского происхождения, вошедший в кинословари всего мира как создатель оригинальной анимационной техники, "игольчатого экрана", и самый неповторимый мультипликатор в истории кино.
...формула рождения движущейся картинки применима и к книжной графике Алексеева... "Братья Карамазовы" и "Доктор Живаго", "Анна Каренина" и "Пиковая дама", "Слово о полку Игореве" и "Народные русские сказки" Афанасьева. ...для испытавшего сильнейшее влияние художника Юрия Норштейна в иллюстрациях к "Доктору Живаго" очевиден "запах мороза, запах шпал". Для Пастернака иллюстрации Алексеева были визуальным даром из прошлого: "он напомнил мне все то русское и трагическое, что было в истории, все то, о чем я позабыл".
..."Я ушел из книжной гравюры в анимацию потому, что в возрасте 30 лет я почувствовал, что все больше становлюсь ремесленником, знающим, что он будет делать, уже имеющим репертуар своих трюков, своих понятий, своих концепций книжной иллюстрации или гравюры". Если это и так (а ранняя графика, в которой, как в учебнике, обыгрываются дары то ар-деко, то сюрреализма, то экспрессионизма, вполне позволяет в это поверить), то параллельные с кино или самые поздние его работы говорят скорее о сплавлении опыта в двух искусствах, чем об их размежевании.
...Александр Алексеев был одним из последних могикан русской, еще мирискуснической традиции книжной иллюстрации. Желто-белые ряды казенных домов, тусклый свет Невского проспекта, хруст снега под ногой - все это, хоть и обернутое в стиль какого-нибудь совершенно французского Мазереля, наследует аскетической петербургской графике. Даром что выросший на Босфоре, протомившийся в стенах кадетского корпуса и покинувший Петербург в 17 лет юноша той самой родины, о которой грезил потом всю жизнь, почти и не видел. (К.Долинина) Государственный литературный музей, Трубниковский, 17. Отсюда http://kommersant.ru/doc/1753107.
В основу экспозиции выставки в Санкт-Петербурге, проходившей ранее московской, вошло около 70 графических работ художника к произведениям русской и мировой классики из собрания Марка Башмакова. Ретроспектива включает в себя иллюстрации к «Слову о полку Игореве», фольклорному сборнику «Народные русские сказки» Афанасьева, к «Пиковой даме» Пушкина, «Анне Карениной» Толстого, «Братьям Карамазовым» и «Запискам из подполья» Достоевского...
Будучи большим изобретателем Алексеев придумал в 1931 году особенное устройство - «игольчатый экран», который позволил ему сказать свое слово в развитии мультипликации. «Игольчатый экран представляет собой освещенную пластину с множеством иголок, которые могут передвигаться перпендикулярно плоскости экрана», - поясняют организаторы выставки, - «Неравномерно выдвинутые иглы отбрасывают тень разной длины и интенсивности. Таким образом, получается изображение из черного, белого и разных оттенков серого. Перемещение источника света и движения игл создают необычные графические и светотеневые эффекты». Так были сняты «Ночь на Лысой горе», «Картинки с выставки», «Три темы» или «Нос». Отдельное внимание на выставке было уделено анимационным рекламным роликам Алексеева.
С началом Гражданской войны Александр Алексеев эмигрировал во Францию. С 1921 года он жил в Париже, работал художником-декоратором у Сергея Судейкина, оформлял спектакли театральных трупп Федора Комиссаржевского, Георгия Питоева, Луи Жуве, балеты Сергея Дягилева. Затем постепенно увлекся анимацией, а в конце жизни полностью посвятил себя книжной графике. (из анонса)
Сны об Альфеони, часть 1/ Dreams about Alfeoni, part 1 from Vladimir Nepevny on Vimeo.
продолжение фильма
Сны об Альфеони, часть 2/ Dreams about Alfeoni, part 2 from Vladimir Nepevny on Vimeo.