Вампука-жизнь
Макс Горький «Дачники» в Омском театре драмы, режиссёр Евгений Марчелли, 2003
Поющая голова
Гаснет свет, под музыку Верди открывается занавес, на выгороженном небольшом куске сцены стоит посредине чёрный стол, на нём - голова (почти такая же, как и в вахтанговском «Отелло»), голова поёт, поёт арию из оперы. Подходят какие-то люди в экзотической восточной одежде, присаживаются за стол, изображают что кушают что-то из тарелочек. Голова поёт. Это дачники? Это «Дачники»? Вот это - да! Ничего непонятно - кто такая эта голова?, кто эти люди в тюбетейках?, зато - какая картинка! Зачем организаторы «Золотой Маски» пустили спектакль на огромную сцену РАМТа, если используется лишь меньшая часть этого пространства? Из-за кулис выходит человек в современной одежде - поверх пиджака у него свитер завязан рукавами на груди, хлопает в ладоши и громко говорит: «Стоп! Стоп! Стоп!...» Из-за кулис появляются рабочие сцены, молча и быстро разбирают оперную декорацию, расширяют пространство, приносят другую мебель. Деловитый человек со свитером объявляет: «Омский театр драмы представляет спектакль ‘Дачники’ по пьесе Алексея Пешкова», в это время у него за спиной идёт полным ходом перестройка и перемонтаж оперной декорации в «дачную», по бокам у него встают два дачных сторожа в овчинных тулупах и громко продолжают свой нескончаемый диалог на тему - «кто же такие эти дачники?»
Дачники
Это люди утратившие кураж, жизненную силу, энергию жизни. Им либо скучно всё окружающее и все окружающие (Варвара), либо они пресыщены (Шалимов, Калерия), либо они суетятся (Басов, доктор, жена доктора), либо они пытаются изобразить из себя нечто и просто не знают - чего хотят (Влас, Марья Львовна, её дочь), либо они занимаются пустяками или интрижками (Юлия, Замыслов, Двоеточие).
В любом случае - жизнь всех этих людей лишена какой-то основы, чего-то очень важного, какого-то внутреннего посыла. Такое впечатление, что добились они чего-то в своей жизни, достигли какого-то уровня, материального благополучия и … остановились, дальше двигаться нет стимула, нет энергии, которая толкала их раньше. В самом начале первого акта (четырёхактная пьеса идёт с одним антрактом), есть запоминающийся эпизод: Басов беседует с женой, просовывает ей руки под платье, расстегивает его, обнажает Варвару, продолжает её гладить и разговаривать всё про то же, гладит как-то механистично, бесстрастно, да и Варвара никак не реагирует - привычные буднично-ритуальные ласки привыкших друг к другу супругов. Стук в дверь, Варвара вроде бы пытается накинуть верхнюю часть платья, а потом - остаётся полуодетой, входит Замыслов и Суслов, деловито беседуют с Басовым, на обнажённую женщину смотрят, но … никак не реагируют, как будто её (женской красоты!) здесь нет. Всё обыденно и привычно в этом душном дачном мирке. Черту под этим выдохшимся мирком поводит песенка Гарика Сукачёва «А за окошком месяц май…», песенка звучит так куражливо, так энергично, в ней столько жизненной силы, что кажется где-то там, где находится этот певец, есть этот яркий, этот сочный месяц май, где течёт такая же насыщенная, счастливая, полная жизнь. Дачники вслушиваются в эту музыку, она их бередит, они даже пытаются пританцовывать в такт ей, словно пытаясь зарядиться от неё..
Театр всматривается в жизнь
Чтобы взбодрить себя, чтобы привнести в свою пустую жизнь чего-то, чего в ней нет, эти дачные люди начинают играть, изображать. Жанр спектакля так и обозначен - игры для мужчин и женщин. Замыслов и Юлия беспрерывно играют в секс, изображая своими энергичными криками бурную страсть, но демиург-режиссёр в сцене «Секс в занавесе» обнажает природу этой «страсти» - чистая моторика, игра. В поэтессу играет Калерия, во время её поэтических чтений все остальные играют в свои игры: Юлия и Замыслов в сексуальные, Влас и Марья Львовна - в интеллектуальные. Влас с первого своего появления напоминает клоуна, у него даже лицо слегка набелено, волосы торчком - играет в такого ершистого непокорного молодца. Соня играет с голым мужиком (студент Зимин). Шалимов по просьбе Басова играет с Варварой, а она с ним. Рюмин играет пылко и безнадёжно влюблённого. У доктора с женой - тоже какие-то игры в страсть-любовь. Играют даже люди из народа - женщина с подвязанной щекой, разыскивающая потерявшегося ребёнка, путает его имя и произносит свой вопрос ненатуральным «театральным» голосом. Во втором акте в глубине сцены возникает театральный помост, на нём любители драматического искусства будут разыгрывать свой спектакль, это будет спектакль-ария «Casta Diva». С дачной сцены-помоста прямо в лицо зрителям будут бить два прожектора, словно два гигантских глаза, в эти мгновения будет такое ощущение, что Театр вглядывается в жизнь, в жизнь дачников, и жизнь зрителей. Искусство, базирующееся на притворстве и игре вглядывается в полную притворства и игры жизнь. Театр является в этом спектакле таким кривым зеркалом, которое с помощью двойного отражения показывает пустоту игры, ничтожность притворства. В третьем и особенно в четвёртом акте приём «театр в театре» становится всеобъемлющим: наряженные в цветные стильные клоунские костюмы с масками, нарисованными на лицах, артисты, приехавшие развлекать дачников, разъезжают на велосипедах по сцене кругами, рассаживаются на сцене-помосте у задника и пристально всматриваются в полную игры-притворства дачную жизнь.
Вампука
В четвёртом акте театральный помост выдвигают ближе к авансцене, перед ним, ставят лавки, на них рассаживаются зрители-дачники. На помост выходит каждый «дачник» и … играет, играет свой монолог, дачники-зрители слушают, возмущаются, аплодируют. Без сольного выступления не остается ни один герой - Калерия читает стих, Рюмин красочно рассказывает как он стрелялся, Влас про «маленьких пошлых людишек», Суслов рассказывает про то, как он хочет вкусно есть и пить, Варвара про ничтожность всего и всех, Марья Львовна про … Театр в театре получает новый объём. Жёсткий, горьковский взгляд режиссёра не щадит никого - все эти дачники для него - «маленькие пошлые людишки». Дачники переворачиваются на лавках лицом к зрителям и начинают театрально декламировать свои чисто бытовые реплики, перебрасывая их друг другу, театр и жизнь абсурдизируются. В этот момент за спиной наших притворщиков-игроков-«артистов» выстраиваются актёры в ярких цветных костюмах и масках-лицах, и … начинается опера, вампучная вердиевская опера. Притворная жизнь притворяющихся людей превратилась в пошлейшую вампуку. Вампука-жизнь. В финале спектакль возвращается к своему началу, к той, случайной опере, которую мы не досмотрели, а теперь посмотрели и поняли - про что она. Удивительно, но эта финальная марчеллиевская опера-вампука звучит очистительно, вместе с ней из твоей души уходит пошлая пустота.
Дачники с Рублёвки
В самом начале спектакля был объявлен замечательный гэг, который, к сожалению, сработал не в полную силу. Ведущий (В.Майзингер), который объявил спектакль, сказал: «Господа! Сейчас во всех театрах перед началом идёт объявление о мобильных телефонах, в нашем театре оно звучит в исполнении моего голоса» Публика в зале начала отключать мобильники. «Но сегодня мы решили - поскольку со своим уставом в чужой монастырь не ездят, мы просим вас не отключать мобильные телефоны. Оставляем за собой право - реагировать на эти звонки, или не реагировать, если нам это будет не нужно». К сожалению, в зале оказалось очень мало людей с Рублёвки: во время действия в зале был только один звонок: люди на сцене остановились, прервали свой разговор и посмотрели в зал, это пауза гармонично легла в спектакль. Я свой мобильник не стал отключать, но - увы, мне никто в этот вечер не позвонил.
Поющая голова
Гаснет свет, под музыку Верди открывается занавес, на выгороженном небольшом куске сцены стоит посредине чёрный стол, на нём - голова (почти такая же, как и в вахтанговском «Отелло»), голова поёт, поёт арию из оперы. Подходят какие-то люди в экзотической восточной одежде, присаживаются за стол, изображают что кушают что-то из тарелочек. Голова поёт. Это дачники? Это «Дачники»? Вот это - да! Ничего непонятно - кто такая эта голова?, кто эти люди в тюбетейках?, зато - какая картинка! Зачем организаторы «Золотой Маски» пустили спектакль на огромную сцену РАМТа, если используется лишь меньшая часть этого пространства? Из-за кулис выходит человек в современной одежде - поверх пиджака у него свитер завязан рукавами на груди, хлопает в ладоши и громко говорит: «Стоп! Стоп! Стоп!...» Из-за кулис появляются рабочие сцены, молча и быстро разбирают оперную декорацию, расширяют пространство, приносят другую мебель. Деловитый человек со свитером объявляет: «Омский театр драмы представляет спектакль ‘Дачники’ по пьесе Алексея Пешкова», в это время у него за спиной идёт полным ходом перестройка и перемонтаж оперной декорации в «дачную», по бокам у него встают два дачных сторожа в овчинных тулупах и громко продолжают свой нескончаемый диалог на тему - «кто же такие эти дачники?»
Дачники
Это люди утратившие кураж, жизненную силу, энергию жизни. Им либо скучно всё окружающее и все окружающие (Варвара), либо они пресыщены (Шалимов, Калерия), либо они суетятся (Басов, доктор, жена доктора), либо они пытаются изобразить из себя нечто и просто не знают - чего хотят (Влас, Марья Львовна, её дочь), либо они занимаются пустяками или интрижками (Юлия, Замыслов, Двоеточие).
В любом случае - жизнь всех этих людей лишена какой-то основы, чего-то очень важного, какого-то внутреннего посыла. Такое впечатление, что добились они чего-то в своей жизни, достигли какого-то уровня, материального благополучия и … остановились, дальше двигаться нет стимула, нет энергии, которая толкала их раньше. В самом начале первого акта (четырёхактная пьеса идёт с одним антрактом), есть запоминающийся эпизод: Басов беседует с женой, просовывает ей руки под платье, расстегивает его, обнажает Варвару, продолжает её гладить и разговаривать всё про то же, гладит как-то механистично, бесстрастно, да и Варвара никак не реагирует - привычные буднично-ритуальные ласки привыкших друг к другу супругов. Стук в дверь, Варвара вроде бы пытается накинуть верхнюю часть платья, а потом - остаётся полуодетой, входит Замыслов и Суслов, деловито беседуют с Басовым, на обнажённую женщину смотрят, но … никак не реагируют, как будто её (женской красоты!) здесь нет. Всё обыденно и привычно в этом душном дачном мирке. Черту под этим выдохшимся мирком поводит песенка Гарика Сукачёва «А за окошком месяц май…», песенка звучит так куражливо, так энергично, в ней столько жизненной силы, что кажется где-то там, где находится этот певец, есть этот яркий, этот сочный месяц май, где течёт такая же насыщенная, счастливая, полная жизнь. Дачники вслушиваются в эту музыку, она их бередит, они даже пытаются пританцовывать в такт ей, словно пытаясь зарядиться от неё..
Театр всматривается в жизнь
Чтобы взбодрить себя, чтобы привнести в свою пустую жизнь чего-то, чего в ней нет, эти дачные люди начинают играть, изображать. Жанр спектакля так и обозначен - игры для мужчин и женщин. Замыслов и Юлия беспрерывно играют в секс, изображая своими энергичными криками бурную страсть, но демиург-режиссёр в сцене «Секс в занавесе» обнажает природу этой «страсти» - чистая моторика, игра. В поэтессу играет Калерия, во время её поэтических чтений все остальные играют в свои игры: Юлия и Замыслов в сексуальные, Влас и Марья Львовна - в интеллектуальные. Влас с первого своего появления напоминает клоуна, у него даже лицо слегка набелено, волосы торчком - играет в такого ершистого непокорного молодца. Соня играет с голым мужиком (студент Зимин). Шалимов по просьбе Басова играет с Варварой, а она с ним. Рюмин играет пылко и безнадёжно влюблённого. У доктора с женой - тоже какие-то игры в страсть-любовь. Играют даже люди из народа - женщина с подвязанной щекой, разыскивающая потерявшегося ребёнка, путает его имя и произносит свой вопрос ненатуральным «театральным» голосом. Во втором акте в глубине сцены возникает театральный помост, на нём любители драматического искусства будут разыгрывать свой спектакль, это будет спектакль-ария «Casta Diva». С дачной сцены-помоста прямо в лицо зрителям будут бить два прожектора, словно два гигантских глаза, в эти мгновения будет такое ощущение, что Театр вглядывается в жизнь, в жизнь дачников, и жизнь зрителей. Искусство, базирующееся на притворстве и игре вглядывается в полную притворства и игры жизнь. Театр является в этом спектакле таким кривым зеркалом, которое с помощью двойного отражения показывает пустоту игры, ничтожность притворства. В третьем и особенно в четвёртом акте приём «театр в театре» становится всеобъемлющим: наряженные в цветные стильные клоунские костюмы с масками, нарисованными на лицах, артисты, приехавшие развлекать дачников, разъезжают на велосипедах по сцене кругами, рассаживаются на сцене-помосте у задника и пристально всматриваются в полную игры-притворства дачную жизнь.
Вампука
В четвёртом акте театральный помост выдвигают ближе к авансцене, перед ним, ставят лавки, на них рассаживаются зрители-дачники. На помост выходит каждый «дачник» и … играет, играет свой монолог, дачники-зрители слушают, возмущаются, аплодируют. Без сольного выступления не остается ни один герой - Калерия читает стих, Рюмин красочно рассказывает как он стрелялся, Влас про «маленьких пошлых людишек», Суслов рассказывает про то, как он хочет вкусно есть и пить, Варвара про ничтожность всего и всех, Марья Львовна про … Театр в театре получает новый объём. Жёсткий, горьковский взгляд режиссёра не щадит никого - все эти дачники для него - «маленькие пошлые людишки». Дачники переворачиваются на лавках лицом к зрителям и начинают театрально декламировать свои чисто бытовые реплики, перебрасывая их друг другу, театр и жизнь абсурдизируются. В этот момент за спиной наших притворщиков-игроков-«артистов» выстраиваются актёры в ярких цветных костюмах и масках-лицах, и … начинается опера, вампучная вердиевская опера. Притворная жизнь притворяющихся людей превратилась в пошлейшую вампуку. Вампука-жизнь. В финале спектакль возвращается к своему началу, к той, случайной опере, которую мы не досмотрели, а теперь посмотрели и поняли - про что она. Удивительно, но эта финальная марчеллиевская опера-вампука звучит очистительно, вместе с ней из твоей души уходит пошлая пустота.
Дачники с Рублёвки
В самом начале спектакля был объявлен замечательный гэг, который, к сожалению, сработал не в полную силу. Ведущий (В.Майзингер), который объявил спектакль, сказал: «Господа! Сейчас во всех театрах перед началом идёт объявление о мобильных телефонах, в нашем театре оно звучит в исполнении моего голоса» Публика в зале начала отключать мобильники. «Но сегодня мы решили - поскольку со своим уставом в чужой монастырь не ездят, мы просим вас не отключать мобильные телефоны. Оставляем за собой право - реагировать на эти звонки, или не реагировать, если нам это будет не нужно». К сожалению, в зале оказалось очень мало людей с Рублёвки: во время действия в зале был только один звонок: люди на сцене остановились, прервали свой разговор и посмотрели в зал, это пауза гармонично легла в спектакль. Я свой мобильник не стал отключать, но - увы, мне никто в этот вечер не позвонил.