Михаил Лермонтов «Тамбовская казначейша» ЦДиР Казанцева, тренер Клим, 2015-2018
Спектакль начинается с видео-пролога: женщина в шикарном красном платье под романсы о роковой любви выясняет отношения с каким-то господином, видимо с мужем. Потом на тёмную сцену, прорезаемую лучами софитов, выйдет она, с большим чемоданом на колёсиках, достанет из чемодана платья, ещё что-то, переоденется и … будет пауза длиной в одну треть первого действия, которое продолжается три часа, и в этой ПАУЗЕ, длиною в жизнь, женщина угрюмо сидит за столом, покуривает, выпивает, листает старую потрёпанную книжку, слушает на мобилке старинные русские романсы, перебирает колоду карт, и всё время - о чём-то уныло размышляет, еле-еле слышно она произнесёт два слога - «… там… бов…», и замолчит, она живёт, она страдает, вскоре становится понятно, что это - та самая казначейша Дуня, для которой «жизнь без любви такая скверность», и которую тамбовский муж проиграл в карты улану, но судя по возрасту нашей героини и по чемоданной её экипировке, мы видим её уже в постуланский период её жизни, по прошествии двух десятков лет после той самой роковой карточной партии, теперь же для неё - жизнь после любви ещё большая скверность, на этом спектакль можно и закончить, история «Тамбовской казначейши» и то, что было после неё сыграны, сыграны без слов, в паузе, но женщина будет читать всю поэму, она будет произносить текст, как будто что-то вспоминая про себя и из себя, подавать текст она будет очень своеобразно, ломая, даже аннигилируя онегинскую строфу Лермонтова, раздробив его на слоги и звуки, с невероятно длительными, по несколько минут, паузами между словами, и если не знать поэму, то можно ничего и не расслышать. Отдельные строки она будет пропевать, поёт она прелестно, а отдельные, ключевые строки, например, про жизнь без любви, она произнесёт внятно, и с такой горечью, что аж мурашки побегут, а потом опять - … звуки… паузы…звуки… паузы…
Она будет постоянно переодеваться, меняя разномастные парики и платья, все очень яркие, эффектные - красные, зелёные, чёрные, … доставая их из своего чемодана, или уходя на переодевание за кулисы, и после каждого такого преображения она будет абсолютно другой, как будто другой человек, другая женщина, с другим лицом и фигурой, и, к финалу, будет уже ясно, что её сбивчивый и мрачный «тамбовский» рассказ - он не только и не столько о ней, о Дуне, сколько обо всех дунях, обо всех женщинах живущих без любви или после неё.