В берёзовой чаще романтического идеализма

Jun 12, 2018 10:01

Антон Чехов «Три сестры» СТИ, режиссёр Сергей Женовач, 2018

Действие, за исключением финальной сцены, происходит среди берёз, на узкой площадке, во всю ширину и высоту сценического портала, у дома Прозоровых, развёрнута берёзовая чаща - стоит несколько рядов настоящих белых берёзовых стволов с чёрными полосками. Берёзовая роща Прозоровых - какой выразительный, какой содержательный, какой ёмкий, какой чеховский образ найден Женовачём и Боровским для воплощения этой, пожалуй, центральной, пьесы Чехова. Быт, дом, хозяйство - где-то там, за рощицей, невидимые, в глубине сцены, или даже за её пределами, а они, эти светлые люди, эти мечтатели-романтики, среди белых стволов, в этом светлом пространстве предаются романтическим мечтам, увы, несбыточным для них - о переезде в Москву, о профессорской кафедре в московском университете, о невообразимо прекрасной жизни на земле через двести-триста лет, о надвигающейся на всех них очистительной буре, которая сдует с общества лень, равнодушие, предубеждение к труду и гнилую скуку. Несбыточен даже небольшой план на это лето по переводу одной книжки с английского.
Думаю, что исходным посылом рождения образа «берёзовая роща Прозоровых» для создателей спектакля стали слова главного мечтателя и романтика этой компании, Вершинина - «Милые, скромные березы, я люблю их больше всех деревьев», а также мхатовские берёзки из «Трёх сестёр» Ефремова и Немировича-Данченко. Сверхромантический Вершинин - поразительная находка режиссёра-постановщика и исполнителя, молодого актёра Дмитрия Липинского! Вершинин своей воодушевлённой интонацией словно приподнят над реальностью, невероятно вдохновенно он говорит обо всём, и о светлом будущем, и о трёх сёстрах, как о провозвестницах-прообразах прекрасных людей чудесного будущего, и о припадках своей больной и несчастной жены, и о своих бедных дочках, ужас-парадокс в том, что и о том, и о другом, и о светлом, и об ужасном, он говорит одинаково воодушевлённо. Тут все мечтатели-идеалисты, и романтик Тузенбах, и румяный увалень Андрей, и прекраснодушная Ольга, и холодная мечтательница Ирина, и невероятно увлечённый гимназией и своей женой Кулыгин, и даже Солёный тоже романтик, только мрачный, косящий под Лермонтова, а Чебутыкин - это финальная точка распада романтика-идеалиста, «ничего нет на свете, нас нет, мы не существуем, а только кажется, что существуем…». Меланхоличная Маша первого акта - полинялый, наполовину выгоревший романтик, мечтательница, расставшаяся со своими грёзами в результате двух лет безлюбого брака, отсюда - её чёрное платье, унылые интонации и свист. Вершинин зажигает и увлекает её, и заметно поднимает романтический тонус всей прозоровской компании, но к финалу будет ясно, что, увы, это всё, что он может сделать и сделает.
Ход времени обозначен паузами между актами, время идёт, а с романтическими мечтами ничего не происходит, они всё в той же роще, стоят как вкопанные берёзовые столбы. Иллюзии исчезают, романтизм выгорает. В финале рощица отъезжает в глубину сцены и влево, и в пустом чёрном, словно обугленном пространстве, на чемоданах и узлах как погорельцы, застывают четверо романтиков, расставшихся со своими мечтами - Ольга, Ирина, Маша и Фёдор, сидят понурив головы. Единственный реалист, Наташа, проходя мимо, и, словно сжалившись над ними, открывает два окна из этой черноты, в божий мир, в жизнь, и оттуда бьёт свет на них и для них. Их жизнь ведь ещё не кончена. Они будут начинать свою жизнь снова. Надо жить... Надо жить... Как? Если бы знать, если бы знать...

Чехов, театр, СТИ, Женовач

Previous post Next post
Up