Театр как искусство манипуляции и убеждения
Мольер «Тартюф» Театр Мастерская, режиссёр Григорий Козлов, 2016
Феномен этого спектакля в том, что он совмещает в себе две театральные концепции - классическую и современную модернистскую, но никоим образом не пост- и не постпост-. Начало классическое, даже классицистское, артисты играют «Tartuffe», играют на французском (в программке указан репетитор по французскому языку, русские субтитры транслируются), потом переходят на русский, при этом французская лёгкость, изящество и чёткость произношения текста, богатство интонаций сохраняются, и спектакль выглядит как французский классический вербальный театр. Декорация, представляющая собой поворотный круг с размещёнными на нём актёрскими гримировальными столиками, подчёркивает игру русских артистов во французский театр. В блестяще интонированных потоках текста вдруг обнаруживаешь, что почти все диалоги в этой пьесе - это бесплодные попытки родственников-домочадцев убедить Оргона и успешное манипулирование Оргоном со стороны Тартюфа. И Тартюф, и его противники прибегают к театральным приёмам, и этот театре_в_театре являет модернистскую сторону спектакля. «Театр» Тартюфа зрелищней, он музицирует, принимает эффектные позы, держит глубокомысленные паузы, и потому он результативней, а «театр» домочадцев традиционен, его «актёры» лишь подгримировываются, причёски/парики и платья перед своими столикам меняют, а вообще это - театр слова, а просто слова - малоубедительны. Успех к антитартюфному «театру» приходит, когда его участники придумывают режиссёрскую экспликацию к ключевой сцене пьесы - «Оргон подслушивает под столом», и разыгрывают её. Что происходит во время этой сцены с Оргоном можно видеть на его искажённом болью и страданием лице, и на трёх экранах на сцене, там идёт финал «На последнем дыхании» Годара - преданный своей любимой, смертельно раненый Мишель Пуакар бежит и бежит, бежит и … падает замертво. Оргон, преданный своим любимцем, тоже ранен, смертельно. Когда вся эта коллизия волею всевидящего государя разрешится, и будет объявлено о наказании виновного и о награждении невиновных и пострадавших, смертельно раненый Оргон падает, он лежит на сцене в позе мёртвого Пуакара, поджав под себя одну ногу. Он убит, убит смертельным искусством манипуляции. Он потом, конечно, поднимется, ведь это всего лишь театр, но театр убедительный.
Феномен этого спектакля в том, что он совмещает в себе две театральные концепции - классическую и современную модернистскую, но никоим образом не пост- и не постпост-. Начало классическое, даже классицистское, артисты играют «Tartuffe», играют на французском (в программке указан репетитор по французскому языку, русские субтитры транслируются), потом переходят на русский, при этом французская лёгкость, изящество и чёткость произношения текста, богатство интонаций сохраняются, и спектакль выглядит как французский классический вербальный театр. Декорация, представляющая собой поворотный круг с размещёнными на нём актёрскими гримировальными столиками, подчёркивает игру русских артистов во французский театр. В блестяще интонированных потоках текста вдруг обнаруживаешь, что почти все диалоги в этой пьесе - это бесплодные попытки родственников-домочадцев убедить Оргона и успешное манипулирование Оргоном со стороны Тартюфа. И Тартюф, и его противники прибегают к театральным приёмам, и этот театре_в_театре являет модернистскую сторону спектакля. «Театр» Тартюфа зрелищней, он музицирует, принимает эффектные позы, держит глубокомысленные паузы, и потому он результативней, а «театр» домочадцев традиционен, его «актёры» лишь подгримировываются, причёски/парики и платья перед своими столикам меняют, а вообще это - театр слова, а просто слова - малоубедительны. Успех к антитартюфному «театру» приходит, когда его участники придумывают режиссёрскую экспликацию к ключевой сцене пьесы - «Оргон подслушивает под столом», и разыгрывают её. Что происходит во время этой сцены с Оргоном можно видеть на его искажённом болью и страданием лице, и на трёх экранах на сцене, там идёт финал «На последнем дыхании» Годара - преданный своей любимой, смертельно раненый Мишель Пуакар бежит и бежит, бежит и … падает замертво. Оргон, преданный своим любимцем, тоже ранен, смертельно. Когда вся эта коллизия волею всевидящего государя разрешится, и будет объявлено о наказании виновного и о награждении невиновных и пострадавших, смертельно раненый Оргон падает, он лежит на сцене в позе мёртвого Пуакара, поджав под себя одну ногу. Он убит, убит смертельным искусством манипуляции. Он потом, конечно, поднимется, ведь это всего лишь театр, но театр убедительный.