Русские души
Николай Гоголь «Мёртвые души», Коляда-театр, режиссёр Николай Коляда, 2013
Спектакль о России, о её бескрайности и вечности, о её тайне, о её цветастом разнообразии и многоцветье, о России, которая стоит погрузившись в кризис, а ей кричат - «Россия, вперёд!». То вдруг помчится она обгоняя всех и всё, и догоняй - не догонишь её, а то и упадёт в дефолт, и подняться не может, но всегда знаешь - она отожмётся.
В поэме Гоголя есть загадка, которую мучительно разгадывали и разгадывают читатели, в том числе и такой внимательный читатель, как Роман Звягин, герой рассказа В.Шукшина «Забуксовал»: бричка, везущая жулика Чичикова - это ведь несущаяся в будущее птица-тройка Русь, как же так? Как одно с другим связать? Н.Коляда решает эту загадку по-своему: его Чичиков - не жулик, не вор и не злодей, это простой русский паренёк, осуществляющий исконную русскую мечту - разбогатеть на халяву, просто так, купить задаром ничто и это ничто потом задорого перепродать.
К сожалению, широкого и яркого многообразия русских типов в спектакле не случилось, кроме Чичикова запоминаются Собакевич и Плюшкин. Собакевич - вечный русский тип начальника, функционера-бюрократа, выходца из самых низших народных низов, это, кстати, как и судьба узнаваемого прототипа данного героя - тоже один из вариантов реализации русской мечты, чем не халява! Вложил ничто (себя-пустышку-неуча) - получил всё! Приблатнённый урка Плюшкин - знакомый русский тип, но, увы, персонаж этот играется перпендикулярно гоголевскому тексту. На мой взгляд, интереснее было бы изобразить Плюшкина нищим пенсионером, собирающим по помойкам всё, чем завалено его жилище, это было бы, безусловно, банальнее, но больнее, и с текстом бы совпадало. Слишком шумные и крикливые Манилов и Ноздрёв сливаются, почти не отличимы друг от друга, и в коллекцию русских душ ничего не добавляют.
Коробочка воплощает в спектакле, если не русскую мечту, то своего рода «русский путь»: в первом действии с торговым азартом продаёт мёртвые души, а во втором - искренне и смиренно кается: «Торговала мёртвыми душами! Но души покойного мужа своего не продала!»
В финале мы видим вечный крах русской мечты - что-то сломалось в цепочке, халява не получилась. Чичиков плачет, и в позе зародыша свёртывается вокруг ног колядовского Гоголя - «О, Коляда! Гоголь! Укрой меня своей шинелькой с екатеринбургского рынка». Жаль, что не сам Николай Владимирович К. играл Николая Васильевича Г. (ему и гримироваться почти не надо было бы!), и не он сам прикрывал своей шинелью плачущего русского паренька с несбывшейся русской мечтой.
Спектакль о России, о её бескрайности и вечности, о её тайне, о её цветастом разнообразии и многоцветье, о России, которая стоит погрузившись в кризис, а ей кричат - «Россия, вперёд!». То вдруг помчится она обгоняя всех и всё, и догоняй - не догонишь её, а то и упадёт в дефолт, и подняться не может, но всегда знаешь - она отожмётся.
В поэме Гоголя есть загадка, которую мучительно разгадывали и разгадывают читатели, в том числе и такой внимательный читатель, как Роман Звягин, герой рассказа В.Шукшина «Забуксовал»: бричка, везущая жулика Чичикова - это ведь несущаяся в будущее птица-тройка Русь, как же так? Как одно с другим связать? Н.Коляда решает эту загадку по-своему: его Чичиков - не жулик, не вор и не злодей, это простой русский паренёк, осуществляющий исконную русскую мечту - разбогатеть на халяву, просто так, купить задаром ничто и это ничто потом задорого перепродать.
К сожалению, широкого и яркого многообразия русских типов в спектакле не случилось, кроме Чичикова запоминаются Собакевич и Плюшкин. Собакевич - вечный русский тип начальника, функционера-бюрократа, выходца из самых низших народных низов, это, кстати, как и судьба узнаваемого прототипа данного героя - тоже один из вариантов реализации русской мечты, чем не халява! Вложил ничто (себя-пустышку-неуча) - получил всё! Приблатнённый урка Плюшкин - знакомый русский тип, но, увы, персонаж этот играется перпендикулярно гоголевскому тексту. На мой взгляд, интереснее было бы изобразить Плюшкина нищим пенсионером, собирающим по помойкам всё, чем завалено его жилище, это было бы, безусловно, банальнее, но больнее, и с текстом бы совпадало. Слишком шумные и крикливые Манилов и Ноздрёв сливаются, почти не отличимы друг от друга, и в коллекцию русских душ ничего не добавляют.
Коробочка воплощает в спектакле, если не русскую мечту, то своего рода «русский путь»: в первом действии с торговым азартом продаёт мёртвые души, а во втором - искренне и смиренно кается: «Торговала мёртвыми душами! Но души покойного мужа своего не продала!»
В финале мы видим вечный крах русской мечты - что-то сломалось в цепочке, халява не получилась. Чичиков плачет, и в позе зародыша свёртывается вокруг ног колядовского Гоголя - «О, Коляда! Гоголь! Укрой меня своей шинелькой с екатеринбургского рынка». Жаль, что не сам Николай Владимирович К. играл Николая Васильевича Г. (ему и гримироваться почти не надо было бы!), и не он сам прикрывал своей шинелью плачущего русского паренька с несбывшейся русской мечтой.