Семиотика в Арденском лесу: как вам это понравится?
То ли погода такая, то ли настроение, но мысленно так и тянет в сумрачную, зимнюю нарнийскую Англию. Что-то иррациональное, верно. - Случайно наткнулась по ТВ на окончание английской экранизации шекспировской «Как вам это понравится» (реж. К. Брана http://www.kinopoisk.ru/film/95359/) и очередной раз подумала, что Шекспира в принципе разучились телевизировать. Да-да, на уровне сэра Лоуренса Оливье и Козинцева, скажем, вплоть до Томпсон и Браны еще вполне было смотрибельно - в той сугубо театральной эстетике масштабного и бесконечно серьезного театра, когда камера, казалось бы, работала исключительно в системе репортажа, суеверно опасаясь что-либо свое, специфическое, привнести в красоту актерской игры и режиссерской задумки. - Потом сменилась эпоха, радикально поменялся язык и, казалось бы, шекспировские игры и фантасмагории, его бесконечная легкость и уязвимость бытия, его переодевания и подвохи - это же язык нашего времени, это же наше современное клиповое мышление с торчащими наружу монтажными стыками, это… - Ан нет. Мы, слава Богу, вообще перестали такое снимать, осознав, кажется, что мастеру Шекспиру с его невозможными текстами место исключительно в театре с его иллюзиями и игровой природой, а вот англичане еще пытаются какими-то внешними приемчиками передать его завораживающее волшебство - и, по-моему, не получается.
Грубо говоря, смешно снимать Арденский лес в настоящем лесу, а льва, которого задушил Орландо, выводить настоящим львом. Потому что на фоне настоящей листвы, льва, реки, неба, все шекспировские примочки, финты и условности (гениальные его условности типа переодетой Розалинды) выглядят неумными потугами на оригинальность. - Впрочем, еще большой вопрос, а сам-то мастер что именно имел в виду? Вопрос не праздный в том смысле, что ежели просто поразвлечься, то природа его творчества - удачливо-ремесленная, а все то, что городят вокруг его пьес литературоведы и философы - полная ерунда, вычитывание смысла через вычитание подлинника. - Но я, увы, верю в обратное - и мысленно каждый раз погружаюсь во все то, что там между строк разлито, замешано или хотя бы подразумевается…
Вот хоть та же комедия «Как вам это понравится». Ведь совершенно же а) лотмановская, б) своевременная вещичка! Брат-узурпатор изгоняет доброго короля, и тот во главе несистемной оппозиции отправляется… в лес, на вольные хлеба, на природный простор, назад, к естественности, в народную, так сказать, пасторальную гущу… Этакий театральный вариант внутренней эмиграции (самый закат царствования Елизаветы, злобствует цензура и тайная полиция во имя нарождающейся государственности)… А что может противопоставить насилию интеллигентный человек? Как ему отвечать на грубость и насилие? - Смеясь, они поселяются в лесных пещерах, чтобы там философствовать и пировать, постепенно обрастая все новыми сторонниками, не выдерживающими все возрастающего пресса…
Культура встречается с природой - помните лотмановскую скульптуру в траве? У Шекспира же картинка иная, понятнее и зримей: стихи на древесном стволе, развешанные по лесу рукой влюбленного Орландо (отчего-то самые симпатичные шекспировские персонажи принципиально не в ладах со стихосложением: Бенедикт, Орландо, Гамлет)… Конечно, искушенная шекспировская публика с легкостью и радостью читает его семиотические знаки, узнавая в увальне и силаче Орландо, по его собственным словами лишенном хоть какого-то образования, пародию на Orlando furioso (сам по себе текст насквозь пародийный): тот знаменитый момент безумия Роланда (по-русски он все-таки Неистовый Роланд), когда несчастный рыцарь едва не сносит пол Арденского леса, прочитав на деревах любовные писульки милой сердцу дамы, влюбленной в другого… Эх, почтеннейшая публика, мастер-то потешается не над уходящим все дальше и дальше рыцарским средневековьем (хотя поминки по средневековью - одна из пунктирных шекспировских тем), а над, страшно сказать, самой этой образованной публикой, новыми интеллектуалами, которые, даже оказавшись - буквально! - лишенными наследства в кромешном лесу - не бросают своих высокоумных штучек, своих возвышенных чувств и своих семиотических игр.
Да! (произношу это с азартом!) Дорогие елизаветинские вельможи и их возлюбленные, обратите внимание! Даже сбежав от всех дворцовых этикетов (в пьесе много шуточек на эту тему), отказавшись от любой субординации, от герцогов, королей и тиранов, вы… вы никогда не станете пасторальными пастушками и пастухами, ибо натура ваша так испортила вашу природу, что где бы то ни было - наедине с любимым, в лесной чаще, везде, где вы равны самим себе, - вы будете играть, притворяться, провоцировать друг дружку, смеяться, пряча чувства, в которых страшно и радостно признаться… Переодеваясь в костюм Ганимеда, вздорного паренька, проверяющего чувства Орландо на стойкость, Розалинда навсегда останется Розалиндой - остроумной и нежной, влюбчивой и стесняющейся своих порывов, чуть кокетливой, чуть ревнивой, безумно застенчивой и отчаянно находчивой… (И мне утопически хочется верить, что не выдумал мастер совсем уж из ничего этот безумно мне близкий и славный женский характер Розалинды-Беатриче, что женщина из плоти и крови - с этой краснеющей по пустякам, но отважно летящей навстречу влюбленности душой на земле когда-то существовала… и следы ее ножки, ее прикосновений, жар ее вздохов…) - Подыгрывая дразнящей его Розалинде, Орландо (совсем не такой уж увалень), как и положено настоящему рыцарю, сначала серьезно клянется ее белой ручкой, а потом, разумеется, надолго пропадает по своим очень важным рыцарским делам (сражаться со львами, спасать брата, общаться с герцогом…) - Ибо все на свете - всего лишь декорации, сцена, не более, но мы-то с вами - всегда мы с вами со всей нашей требухой, демонами, ангелами, страстями и порывами… И мы не можем не играть, как бы смешно это ни выглядело в естественных условиях Арденского леса.
Да, безусловно, мы пытаемся казаться лучше себе самим и тем, чье мнение нам важно, мы меняем наряды, надеясь, что никто не приглядится к нутру, мы… Ну да, то самое, растиражированное до дыр про «весь мир - сцена, все женщины, мужчины в нем актеры, и каждый не одну играет роль» - это как раз из «Как вам это понравится», мощный монолог Жака-меланхолика, который, на самом-то деле, изрекает истины, набившие оскомину уже в шекспировские времена…
Но в том-то и прелесть комедии, что мастер предлагает нам осознать собственную игровую натуру, посмотрев на нее со стороны, и - радостно принять ее, терпеливо дожидаясь того мига, когда - хоть на миг - маски все-таки окажутся ненужными… Когда Ганимед обернется любящий Розалиндой, Орландо - достойным наследником и верным мужем, а тот самый брат-узурпатор добровольно уйдет в отшельники, вернув власть законному владельцу. - Утопия, конечно. Комедия, в которой вышедший из пазов, перевернутый, переодетый и вывернутый наизнанку мир должен (просто обязан!) вернуться в свое естественное положение. Отыграв свои шутки, встряхнув героев, мир обновляется, меняет декорации для следующего представления… Это - утвердительный итог.
С другой стороны, игра как вторая натура бесконечна. Чувства, наверное, и вовсе невозможны без игры. Любая коммуникация в основе своей опирается на ролевую игру, на избрание нужного тона, стиля, языка… И как же нам не прятаться за нее, когда внутри-то нас все так хрупко, неясно, так обреченно-одиноко?... Хей, Орландо, ведь правда же, легче и куда увлекательней увешать весь Арденский лес стихами, чем признаться, что понял и разгадал Розалинду с первого взгляда? Милая моя Розалинда, ну кто же так скрывает свои эмоции, так их только выдают, а вы, вы-то сами еще, поди, и не решили, чего именно хотите… - Бедные сложные люди, которые хватаются за знаковые системы как за последнюю соломинку, чтобы только не прорвалась наружу все-таки гнездящаяся внутри естественность! - Но, впрочем, мастер как всегда прав: наблюдать за такими играми, в общем, и развлекательно, и поучительно. А тогда, получается, пусть и дальше торжествует во всем торжествует игра и легкое, игровое отношение ко всему на свете (эээххх… вот этому у Шекспира еще учиться и учиться).
Грубо говоря, смешно снимать Арденский лес в настоящем лесу, а льва, которого задушил Орландо, выводить настоящим львом. Потому что на фоне настоящей листвы, льва, реки, неба, все шекспировские примочки, финты и условности (гениальные его условности типа переодетой Розалинды) выглядят неумными потугами на оригинальность. - Впрочем, еще большой вопрос, а сам-то мастер что именно имел в виду? Вопрос не праздный в том смысле, что ежели просто поразвлечься, то природа его творчества - удачливо-ремесленная, а все то, что городят вокруг его пьес литературоведы и философы - полная ерунда, вычитывание смысла через вычитание подлинника. - Но я, увы, верю в обратное - и мысленно каждый раз погружаюсь во все то, что там между строк разлито, замешано или хотя бы подразумевается…
Вот хоть та же комедия «Как вам это понравится». Ведь совершенно же а) лотмановская, б) своевременная вещичка! Брат-узурпатор изгоняет доброго короля, и тот во главе несистемной оппозиции отправляется… в лес, на вольные хлеба, на природный простор, назад, к естественности, в народную, так сказать, пасторальную гущу… Этакий театральный вариант внутренней эмиграции (самый закат царствования Елизаветы, злобствует цензура и тайная полиция во имя нарождающейся государственности)… А что может противопоставить насилию интеллигентный человек? Как ему отвечать на грубость и насилие? - Смеясь, они поселяются в лесных пещерах, чтобы там философствовать и пировать, постепенно обрастая все новыми сторонниками, не выдерживающими все возрастающего пресса…
Культура встречается с природой - помните лотмановскую скульптуру в траве? У Шекспира же картинка иная, понятнее и зримей: стихи на древесном стволе, развешанные по лесу рукой влюбленного Орландо (отчего-то самые симпатичные шекспировские персонажи принципиально не в ладах со стихосложением: Бенедикт, Орландо, Гамлет)… Конечно, искушенная шекспировская публика с легкостью и радостью читает его семиотические знаки, узнавая в увальне и силаче Орландо, по его собственным словами лишенном хоть какого-то образования, пародию на Orlando furioso (сам по себе текст насквозь пародийный): тот знаменитый момент безумия Роланда (по-русски он все-таки Неистовый Роланд), когда несчастный рыцарь едва не сносит пол Арденского леса, прочитав на деревах любовные писульки милой сердцу дамы, влюбленной в другого… Эх, почтеннейшая публика, мастер-то потешается не над уходящим все дальше и дальше рыцарским средневековьем (хотя поминки по средневековью - одна из пунктирных шекспировских тем), а над, страшно сказать, самой этой образованной публикой, новыми интеллектуалами, которые, даже оказавшись - буквально! - лишенными наследства в кромешном лесу - не бросают своих высокоумных штучек, своих возвышенных чувств и своих семиотических игр.
Да! (произношу это с азартом!) Дорогие елизаветинские вельможи и их возлюбленные, обратите внимание! Даже сбежав от всех дворцовых этикетов (в пьесе много шуточек на эту тему), отказавшись от любой субординации, от герцогов, королей и тиранов, вы… вы никогда не станете пасторальными пастушками и пастухами, ибо натура ваша так испортила вашу природу, что где бы то ни было - наедине с любимым, в лесной чаще, везде, где вы равны самим себе, - вы будете играть, притворяться, провоцировать друг дружку, смеяться, пряча чувства, в которых страшно и радостно признаться… Переодеваясь в костюм Ганимеда, вздорного паренька, проверяющего чувства Орландо на стойкость, Розалинда навсегда останется Розалиндой - остроумной и нежной, влюбчивой и стесняющейся своих порывов, чуть кокетливой, чуть ревнивой, безумно застенчивой и отчаянно находчивой… (И мне утопически хочется верить, что не выдумал мастер совсем уж из ничего этот безумно мне близкий и славный женский характер Розалинды-Беатриче, что женщина из плоти и крови - с этой краснеющей по пустякам, но отважно летящей навстречу влюбленности душой на земле когда-то существовала… и следы ее ножки, ее прикосновений, жар ее вздохов…) - Подыгрывая дразнящей его Розалинде, Орландо (совсем не такой уж увалень), как и положено настоящему рыцарю, сначала серьезно клянется ее белой ручкой, а потом, разумеется, надолго пропадает по своим очень важным рыцарским делам (сражаться со львами, спасать брата, общаться с герцогом…) - Ибо все на свете - всего лишь декорации, сцена, не более, но мы-то с вами - всегда мы с вами со всей нашей требухой, демонами, ангелами, страстями и порывами… И мы не можем не играть, как бы смешно это ни выглядело в естественных условиях Арденского леса.
Да, безусловно, мы пытаемся казаться лучше себе самим и тем, чье мнение нам важно, мы меняем наряды, надеясь, что никто не приглядится к нутру, мы… Ну да, то самое, растиражированное до дыр про «весь мир - сцена, все женщины, мужчины в нем актеры, и каждый не одну играет роль» - это как раз из «Как вам это понравится», мощный монолог Жака-меланхолика, который, на самом-то деле, изрекает истины, набившие оскомину уже в шекспировские времена…
Но в том-то и прелесть комедии, что мастер предлагает нам осознать собственную игровую натуру, посмотрев на нее со стороны, и - радостно принять ее, терпеливо дожидаясь того мига, когда - хоть на миг - маски все-таки окажутся ненужными… Когда Ганимед обернется любящий Розалиндой, Орландо - достойным наследником и верным мужем, а тот самый брат-узурпатор добровольно уйдет в отшельники, вернув власть законному владельцу. - Утопия, конечно. Комедия, в которой вышедший из пазов, перевернутый, переодетый и вывернутый наизнанку мир должен (просто обязан!) вернуться в свое естественное положение. Отыграв свои шутки, встряхнув героев, мир обновляется, меняет декорации для следующего представления… Это - утвердительный итог.
С другой стороны, игра как вторая натура бесконечна. Чувства, наверное, и вовсе невозможны без игры. Любая коммуникация в основе своей опирается на ролевую игру, на избрание нужного тона, стиля, языка… И как же нам не прятаться за нее, когда внутри-то нас все так хрупко, неясно, так обреченно-одиноко?... Хей, Орландо, ведь правда же, легче и куда увлекательней увешать весь Арденский лес стихами, чем признаться, что понял и разгадал Розалинду с первого взгляда? Милая моя Розалинда, ну кто же так скрывает свои эмоции, так их только выдают, а вы, вы-то сами еще, поди, и не решили, чего именно хотите… - Бедные сложные люди, которые хватаются за знаковые системы как за последнюю соломинку, чтобы только не прорвалась наружу все-таки гнездящаяся внутри естественность! - Но, впрочем, мастер как всегда прав: наблюдать за такими играми, в общем, и развлекательно, и поучительно. А тогда, получается, пусть и дальше торжествует во всем торжествует игра и легкое, игровое отношение ко всему на свете (эээххх… вот этому у Шекспира еще учиться и учиться).