История любви
Последние две недели я специально не беру с собой айпед, чтобы не было поводов отвлекаться от книг по дороге на работу. Я оставила все попытки одолеть воспоминания Джеймса Александера о России времен Николая Первого, просто поняла, что русско-турецкие войны и особенности формы матросов - совершенно не мое и ни капельки мне не интересны. Поэтому с утра я с закрытыми глазами наугад вытащила из середины заднего ряда забитой книжкой полки "Историю любви" Николь Краусс. Я не знаю, переводилась ли книга на русский, у меня оригинал. Более того я совершенно не помню, где и почему я ее купила. Сзади цена в фунтах, но из всех бывших английских колоний, которые я посещала, книги я не привозила. Плюс книжка уже пожелтевшая, значит пролежала у меня не первый год. Сдается мне, что это был чей-то подарок, но не могу вспомнить чей!
А книга просто потрясающая, я не могу дождаться времени, когда же закончится рабочий день, чтобы открыть ее и снова погрузиться в этот мир. Автор - настоящая писательница, безупречно владеющая английским языком и манипулирующая эмоциями читателя: всю первую часть книги я то хотела плакать, то смеяться, настолько она балансирует на грани. Пока приведу цитаты, а потом уже будет полный отзыв:
"My mother named my brother Emmanuel Chaim after the Jewish historian Emanuel Ringelblum, who buried milk cans filled with testimony in the Warsaw Ghetto ... and her uncle Chaim, who was a joker, a real clown, made everyone laugh like crazy, and who died by the Nazis. But my brother refused to answer to it. When people asked him his name, he made something up. He went through fifteen or twenty names. For a month he referred to himself in the third person as Mr. Fruit. On his sixth birthday he took a running leap out of a second-floor window and tried to fly. He broke his arm and got a permanent scаr on his forehead, but from then on nobody ever called anything but Bird."
"Мама назвала моего брата Эммануэлем Чеймом в честь еврейского историка Эммануэля Рингельблума, прятавшего в варшавском гетто свидетельства в бутылках с молоком ... и дяди Чейма, известного шута, клоуна, заставляющего каждого смеяться до слез, убитого нацистами. Но мой брат отказался отвечать на это имя. Когда люди спрашивали, как его зовут, он что-нибудь выдумывал. Так он придумал от 15 до 20 разных имен. Как-то раз месяц брат обращался к себе только в третьем лице - господин Фрукт. На свой шестой день рождения в попытке взлететь он прыгнул из окна второго этажа, сломал руку и заполучил шрам на лбу. С тех пор все звали его только Bird (птичка)." - перевод мой.
My brother and I used to play a game. I'd point to a chair. "THIS IS NOT A CHAIR", I'd say. Bird would point to a table. "THIS IS NOT A TABLE." THIS IS NOT A WALL", I'd say. "THAT IS NOT A CEILING". We'd go on like that. "IT IS NOT RAINING OUT". "MY SHOE IS NOT UNTIED!" Bird would yell ... We denied whole rooms, years, weathers. Once, at the peak of our shouting, Bird took a deep breath. At the top of his lungs, he shrieked: "I! HAVE NOT! BEEN! UNHAPPY! MY WHOLE! LIFE!" "But you're only seven", I said.
"Мы с братом любили одну игру. Я показывала на стул. "ЭТО НЕ СТУЛ", говорила я. Птичка показывал на стол. "ЭТО НЕ СТОЛ". Я продолжала: "ЭТО НЕ ПОТОЛОК". Дальше мы говорили. "НА УЛИЦЕ НЕ ИДЕТ ДОЖДЬ". Птичка кричал: "У МЕНЯ ЗАВЯЗАНЫ ШНУРКИ!" Мы отрицали целые комнаты, даты, прогноз погоды. Однажды на пике игры Птичка глубок вдохнул и со всей мочи выкрикнул: "Я НЕ НЕСЧАСТЕН ВСЮ СВОЮ ЖИЗНЬ!" "Да тебе же всего 7", - ответила я. - перевод мой.