Н. Н. Брешко-Брешковский. Поход Корнилова на Петроград (1937) Часть VIII
(Окончание) ( Начало) ( Предыдущий раздел)
Н. Н. БРЕШКО-БРЕШКОВСКІЙ.
„Самоубійство" генерала Крымова
1.
Александръ Михайловичъ Крымовъ былъ не изъ тѣхъ генераловъ, у коихъ опускаются руки и «теряется» сердце передъ «видимостью» неудачи.
Броженіе среди уссурійцевъ огорчило его, но не угасило духа...
На одной изъ станцій - Петроградъ былъ уже не за горами, - въ своемъ вагонѣ онъ собралъ военный совѣтъ изъ ... вахмистровъ. Одинъ къ одному: крѣпкіе бородачи. Что ни грудь, - полный бантъ изъ четырехъ медалей и четырехъ крестовъ. Были и такіе, что въ ранней молодости и позже, въ одиночку на уссурійскаго тигра ходили...
- Плохо стало, ребятушки... Настроеніе-то корявое у станишниковъ...
- Такъ что не важнецкое, ваше превосходительство... Дурьи головы, - долго ли взбаламутить лихому человѣку... Развелось теперь этой сволочи видимо-невидимо....
- Силою идти не заставишь... Не такое время, - молвилъ какъ бы про себя Крымовъ, - а вотъ что, ребятушки, мои орлы - вахмистры - вы то, вы пойдете со мною?..
- Съ тобою, ваше превосходительство!.. Въ огонь и въ воду, - прикажи только! - въ одинъ голосъ отозвались иконописные бородачи-уссурійцы...
- Спасибо, молодцы!.. Ну, а если кликнуть кличъ, пристанетъ къ намъ охотниками сотни три-четыре?..
- Почитай и всѣхъ десять сотенъ пристанеть!.. Не всѣ же измѣнники, спаси Христосъ!... А у кого мозги дурью заворочены, кто шкурникъ, да трусу празднуетъ, - пущай остается... Намъ такого барахла и даромъ не надо!..
Повеселѣлъ Крымовъ. Началъ снаряжаться къ походу съ отборнымъ, «добровольческимъ кулакомъ.»
2.
За день до этого «совѣщанія» ротмистръ Приморскаго полка Данильчукъ отпросился:
- Ваше превосходительство, пока вы будете продвигаться, разрѣшите мнѣ поѣхать на штабной машинѣ въ Петроградъ... На развѣдку... Смотаюсь, посмотрю, что и какъ и тотчасъ же вернусь сь докладомъ...
Мрачный Крымовъ, думающій о чемъ-то своемъ, разсѣянно махнулъ рукой и такъ же разсѣянно бросилъ:
- Поѣзжайте...
Безъ малаго черезъ сорокъ восемь часовъ Данильчукъ вернулся. И не одинъ, а съ полковникомъ генеральнаго штаба Самаринымъ: начальникомъ кабинета въ министерствѣ Керенскаго...
Самаринъ съ мѣста взялъ Крымова въ «обработку»:
- Ваше превосходительство, здѣсь на глухихъ станціяхъ вы почти отрѣзаны отъ внѣшняго міра... Позвольте васъ информировать... Головные эшелоны туземнаго корпуса топчутся у Гатчины... Хвостъ же ихъ упирается въ станцію Дно... Багратіонъ и Гатовскій уже не въ Вырицѣ, а въ Зимнемъ...
- Быть не можетъ!!.. Подлецы!.. Предатели! - вырвалось у Крымова.
- Герои и не моего романа, - согласился Самаринъ, - но разрѣшите вамъ доложить: ситуація въ Зимнемъ Дворцѣ радикально измѣнилась... Александръ Федоровичъ прозрѣлъ. Онъ клятвенно обѣщаетъ отнынѣ опираться только на офицерскій корпусъ и честно бороться съ большевиками... Но - подъ однимъ условіемъ: наступленіе на Петроградъ въ силу цѣлаго ряда соображеній должно быть пріостановлено...
3.
Какъ пріостановлено! - воскликнулъ Крымовъ, - да это же его, Керенскаго, желаніе. Это онъ вызвалъ и туземный корпусъ, и мой. Это его, Керенскаго, телеграмма здѣсь у меня въ бумажникѣ! - и генералъ ударилъ по оттопыренному карману френча на широченной груди своей... Самаринъ и Данильчукъ значительно переглянулись.
Данильчукъ подобострастно хихикнулъ:
- Его превосходительство имѣеть всегда при себѣ цѣлый маленькій архивъ...
Самаринъ продолжалъ:
- Такъ точно, ваше превосходительство!.. И вызовъ обоихъ корпусовъ и телеграмма... Но все такъ перемѣшалось...
- Чего же вы отъ меня хотите, чортъ возьми?! - не выдержалъ вспыльчивый и горячій Крымовъ, - зачѣмъ пріѣхали? Мучить меня! Я весь издерганъ!.. Я не сомкнулъ глазъ вотъ уже четвертую ночь... Говорите прямо, полковникъ! Говорите-же!..
Вновь переглянулись Данильчукъ и Самаринъ.
- Извольте, ваше превосходительство, буду кратокъ: туземный корпусъ иммобилизованъ. Багратіонъ и Гатовскій покинули его по вызову Александра Федоровича... Ваши уссурійцы, - бурлящій котелъ... Повторяю: политическая ситуація рѣзко перемѣнилась, но въ пользу національнаго движенія и активной борьбы съ большевиками... Керенскій, - онъ васъ цѣнитъ и уважаетъ, - былъ бы очень радъ, если бы вы пожаловали къ нему немедленно въ Петроградъ, какъ единомышленникъ, и, прибавлю еще, какъ незамѣнимый сотрудникъ...
Черезъ какихъ-нибудь полъ-часа мощный штабной автомобиль мчалъ въ Петроградъ генерала Крымова, полковника Самарина и ротмистра Данильчука.
4.
Все, разсказанное мною, включительно до отъѣзда, - провѣренные факты... Дальнѣйшее же, противорѣчивое, - иначе и быть не могло въ такое время и при такихъ событіяхъ, - я излагаю такъ, какъ слышалъ...
Слышалъ то, чѣмъ волнующе и тревожно была насыщена вся столица...
Самаринъ и Данильчукъ доставили Крымова въ Зимній въ кабинетъ Керенскаго... Едва переступивъ порогъ, Крымовъ убѣдился, что попалъ въ ловушку. Керенскій встрѣтилъ его не какъ «сообщника и сотрудника», а какъ мятежнаго генерала.
Кричалъ, топалъ ногами, грозилъ, словомъ развернулся во всей неврастенической красѣ своей...
Крымовъ, взбѣшенный, - во-первыхъ, такимъ вѣроломствомъ, во-вторыхъ, тѣмъ, что «какой-то адвокатишка» смѣетъ его такъ разносить, далъ Александру Федоровичу пощечину...
На пощечинѣ дружно сходились всѣ городскіе слухи... Дальнѣйшее же...
По словамъ однихъ, Савинковъ, находившійся тутъ же въ кабинетѣ, выстрѣлилъ въ Крымова, смертельно ранивъ его... По словамъ другихъ, это же самое продѣлалъ адъютантъ Керенскаго, то ли подпоручикъ Володя, то ли подпоручикъ Коля... Фамилій никто не зналъ этихъ вчерашнихъ юнкеровъ Михайловскаго артиллерійскаго училища, прямо изъ недоучившихся юнкеровъ прыгнувшихъ въ адъютанты къ знаменитому трибуну... По словамъ третьихъ же, никто не стрѣлялъ въ Крымова. Ни Савинковъ, кстати уже смѣщенный «съ военныхъ миниетровъ», ни Коля и ни Володя...
Эти третьи оказались освѣдомленнѣе первыхъ и вторыхъ...
Крымовъ покинулъ Зимній Дворецъ живымъ и невредимымъ... Послѣ грозной вспышки, - это бываетъ даже у людей сильныхъ, - онъ вдругъ какъ-то погасъ, овладѣло временное ко всему и ко вся безразличіе... Не было воли, не было желаній, ничего не было...
Самаринъ и Данильчукъ вывели его и усадили въ машину....
На слѣдующій день разнеслась по городу вѣсть, что генералъ Крымовъ покончилъ съ собою на Захарьевской улицѣ домъ 17, гдѣ помѣщался военный кабинетъ Керенскаго, возглавляемый полковникомъ Самаринымъ...
А еще на другой день «высочайшимъ рескриптомъ» на имя полковника Самарина было объявлено, что означенный полковникъ Самаринъ назначается командующимъ военнымъ округомъ въ Восточную Сибирь...
Ротмистръ Данильчукъ въ свой Приморскій полкъ такъ и не вернулся...
И недѣли не прошло послѣ самоубійства Крымова, какъ Данильчукъ исчезъ изъ Петрограда... Съ тѣхъ поръ о немъ - ни слуху, ни духу... Никто его не встрѣчалъ никогда и нигдѣ...
5.
Новый слухъ:
Данильчукъ и Самаринъ обманно увезли Крымова на Захарьевскую 17, пообѣщавъ прямо изъ дворца доставить его на Лиговку, гдѣ въ домѣ Перцова семья генерала жила на квартирѣ изъ трехъ комнатъ.
Въ кабинетѣ военнаго министра, - Крымовъ то ли покончилъ съ собою, то ли былъ «прикоченъ»...
Оффиціальная версія была, конечно, самоубійство...
Лично мнѣ Крымовъ по всей боевой дѣятельности своей былъ весьма по душѣ... Явилось желаніе выразитъ сочувствіе вдовѣ генерала... Не помню теперь, почему я откладывалъ этотъ визитъ, но только переступлъ я порогъ небольшой крымовской квартиры недѣли этакъ черезъ двѣ-три послѣ катастрофы...
Мы сидѣли вдвоемъ съ Маріей Алексавдровной Крымовой въ миніатюрной, почти игрушечнй гостиной. На подоконникѣ пріятной для глазъ желтизной желтѣли два слоновьихъ бивня.
Моя собесѣдница, - угнетенная своимъ горемъ, - въ глубокомъ траурѣ... Типичное лицо гордой польки, интересной и свѣжей матери взрослыхъ дѣтей: дочь-барышня гдѣ-то служитъ, сынъ - корнетъ Приморскаго полка.
Скажу по правдѣ: встрѣтила Марія Александровна меня не совсѣмъ ласково:
- Да, да.. я васъ знаю... слышала, читала... Но, ради Бога, никакихъ бесѣдъ въ газетахъ... Ничего... И, вообще, что я могу сказать?.. Я обѣщала не принимать никого изъ газетъ... нѣтъ... нѣтъ...
Крымова производила впечатлѣніе женщины, кѣмъ-то напуганной и запуганной...
- Марія Александровна, мое вамъ честное слово: сейчасъ къ вамъ пришелъ не «человѣкъ изъ газеты», а человѣкъ, который былъ большимъ почитателемъ вашего покойнаго супруга и который люто ненавидитъ и презираетъ всѣхъ его моральныхъ, а, можетъ быть, и физическихъ убійцъ... И еще разъ даю вамъ слово, что бесѣда наша не только не появится нигдѣ въ печати, а и останется промежъ насъ двоихъ...
6.
Когда еще мой мужъ командовалъ Приморскими драгунами, былъ у насъ поручикъ, теперь онъ ротмистръ - Данильчукъ. Не люблю говорить худо про людей, - но скажу по совѣсти: дрянцо порядочное!... Да и въ полку его не взлюбили... Особенно за продѣлку, - уже на войнѣ: самъ прострѣлилъ себѣ полевую сумку, а потомъ требовалъ Георгіевское оружіе... Чего вамъ больше?...
Я знала, - кто же не зналъ? - что Корниловъ приказалъ Александру Михайловичу идти на Петроградъ... Знала, что мужъ съ уссурійцами и приморцами уже въ пути... И вотъ звонокъ позднимъ вечеромъ... Страшно стало и мнѣ и дочери... Время такое тревожное... Дочь спрашиваетъ черезъ дверь:
- Кто?
- Ротмистръ Данильчукъ по дѣлу неотлагательной важности...
Впустили. Онъ прямо ко мнѣ. Руку цѣлуетъ...
- Марія Александровна, призовите на помошь все ваше самообладаніе... Разрѣшите вамъ выразить... мое...
- Что случилось?.. Не мучьте вы меня Данильчукъ!..
- Марія Александровна, я принесъ вамъ печальную новость... Александръ Михайловичъ... скончался... То есть не скончался, а, простите, наложилъ на себя руки...
Я помертвѣла вся.. Удушливо такъ, пусто и кругомъ и внутри... Хватило силы спросить:
- Когда же? Гдѣ?.. Вы путаете, Данильчукъ!.. Путаете!.. Это такъ не похоже на Александра Михайловича..
- Да нѣтъ же, Марія Александровна, я самъ хотѣлъ бы, а только это правда!.
7.
Путанно, сбиваясь, чего-то не договаривая, принялся онъ мнѣ описывать то, что теперь мы всѣ знаемъ... И какъ не хотѣлось ему затушевать свою гаденькуто роль и въ забѣжкѣ съ задняго крыльца въ Зимній и въ предательскомъ увозѣ моего мужа въ Петроградъ, все это было шито бѣлыми нитками...
И все тянулъ, тянулъ, боясь или не смѣя приступить къ самому главному... Но когда уже оттягивать нельзя было больше и когда я на него въ изступленіи накричала, Данильчукъ, не глядя ни на меня, ни на мою дочь, выжалъ изъ себя наконецъ:
- И вотъ, понимаете, Марія Александровна, когда я и полковникъ Самаринъ пріѣхали съ генераломъ въ кабинетъ военнаго министра и на минутку оставили...
- Почему же вы не пріѣхали съ нимъ сюда, домой?... Почему?.. Негодяй!...
- Не сердитесь, Марія Александровна, ей Богу, не сердитесь... Понимаете, нельзя было... Не спрашивайте.. И на минуточку оставили одного... Слышимъ, - выстрѣлъ... Ну, прибѣжали мы... Генералъ лежитъ на полу... Живой еще, дышетъ... А вы сами знаете, какой у него организмъ!.. Могучій!.. Прежде, чѣмъ отдать Богу душу, четыре часа промучился...
Тутъ не выдержала я... бросилась къ Данильчуку, схватила за китель... Трясла...
- Окаянный!.. Почему же вы тотчасъ же не пріѣхали за мной!.. Окаянный!..
- Марія Александровна, не волнуйтесь... Честное слово... Нельзя было никакъ! Если бы Александръ Федоровичъ узналъ, чистая бѣда была-бы...
- А сейчасъ?.. Гдѣ его... тѣло?.. Везите меня...
- И сейчасъ еще нельзя... Что вы, Марія Александровна... Вы не знаете... Не шутите съ огнемъ... И вообще... Поменьше говорите... Въ вашихъ же интересахъ... А если будете по хорошему, то и съ вами... Александръ Федоровичъ обѣщаетъ вамъ усиленную пенсію устроить...
Не слушаю, перебиваю:
- Гдѣ же тѣло?.. Когда?.. Когда я...
- Ну, вотъ, видите! Опять!.. Какая вы нетерпѣливая!. Я же сказалъ... Все въ свое время... Завтра, я вамъ сообщу, когда и гдѣ вы увидите Александра Михайловича, то-есть его тѣло... Да вотъ еще... Боже сохрани васъ, никакихъ демонстрацій!.. Относительно похоронъ... За гробомъ пойдутъ свои только, самые близкіе. И больше никого... Такъ приказалъ Александръ Федоровичъ... Нельзя волновать умы... И тогда - полная пенсія... Усиленная!.. Да, можетъ быть, за гробомъ пойдетъ самъ Керенскій... Вы понимаете, какая честь!.. Но вы себѣ тамъ плачьте, или еще что... А его какъ бы и не видите... Развѣ, что подойдетъ, да выразитъ сочувствіе... Вашу ручку, Марія Александровна. Пока до свиданія... Будьте покойны, завтра извѣщу васъ... Помните же хорошенько: молчаніе - золото... Данильчукъ ушелъ, покинувъ меея въ столбнякѣ и дочь - тоже... А потомъ мы бросились другъ другу въ объятья и долго рыдали... И такъ намъ страшно и жутко было въ эту ночь... Знала я Данильчука, но никогда не думала, что онъ можетъ быть подлецомъ до такой степени!..
8.
Крымова поспѣшила въ Николаевскій госпиталь. Старшій врачъ, узнавъ, кто она и зачѣмъ пріѣхала, выявилъ большое участіе и вниманіе.
На просьбу показать тѣло, - заколебался:
- Сейчасъ... Но погодите немного... Приготовьте себя къ этому тягостному... моменту...
- Я уже приготовилась, докторъ... У меня было для этого достаточно времени... Меня только сейчасъ допустили къ тѣлу...
Старшій врачъ посмотрѣлъ на нее и ничего не сказалъ... Потомъ прибавилъ:
- Благоволите слѣдовать...
Привелъ въ небольшую отдѣльную палату. Посрединѣ на высокомъ столѣ подъ грубой больничной простынею горою вздымалось то, что еще недавно было плотнымъ и мощнымъ генераломъ Крымовымъ...
Старшій врачъ нерѣшительно началъ сдергивать простыню, открывая обнаженный трупъ...
.......................
- Вотъ рана... Въ груди... Смертельная, но... Вашъ супругъ долженъ былъ агонизировать нѣсколько часовъ... Медицинская помощь оказана не была...
- А скажите, докторъ... какъ вы думаете? Онъ... самъ... или...
Хотя въ палатѣ не было постороннихъ, все же старшій врачъ осмотрѣлся, подошелъ къ дверямъ, окинулъ взглядомъ пустой коридоръ и, вернувшись, тихо молвилъ:
- Какъ самое направленіе пули, такъ и то, что края раны ничуть не обожжены и наконецъ то еще, что... ну, какъ бы вамъ сказать... вѣдь не стрѣляются же лѣвой рукою... Словомъ, самоубійство въ данномъ случаѣ совершенно исключено...
Увидавъ, какъ поблѣднѣла Марія Александровна и какъ пошатнулась, старшій врачъ посадилъ ее на единственный въ палатѣ стулъ. Она застыла, поникши головой и закрывъ лицо руками... Очнувшись, спросила:
- Докторъ, но гдѣ же его вещи, бумаги?.. У него всегда карманы были полны бумагъ, документовъ, записныхъ книжекъ... Платье, бѣлье, револьверъ, - гдѣ все это?.. И на бродягъ, умершихъ подъ заборомъ, надѣваютъ чистое бѣлье...
- На этотъ счетъ не могу ничего сказать... Ничего!.. Въ этомъ самомъ видѣ, какъ онъ передъ вами, тѣло доставлено сюда, завернутымъ въ одѣяло...
9.
Вотъ что отъ слова до слова повѣдала мнѣ Марія Александровна Крымова въ своей миніатюрной гостиной съ двумя слоновьими клыками на подоконникѣ. Я почему-то нѣсколько разъ взглядывалъ на нихъ. Марія Александровна перехватила одинъ изъ этихъ взглядовъ...
- У насъ больше нѣтъ ничего цѣннаго... Только это... Предлатаютъ за нихъ триста рублей... Чѣмъ только мы будемъ жить?..
- А пенсія?..
- Пенсія? - гнѣвно воскликнула Крымова, - будь они прокляты!... Мнѣ она жгла-бы руки, ихъ пенсія... Ихъ взятка!.. Плата за молчаніе!.. Не буду молчать! Не буду!.. Убійцы!.. Надо клеймить ихъ!... Пусть всѣ знаютъ!... Пусть знають, что они, эти подлые трусы, обворовали трупъ своей жертвы... Выкрали всѣ уличающіе ихъ документы!..
НИК. БРЕШКО-БРЕШКОВСКІЙ.