О происхождении сознания и человека по Ю.М.Бородаю, попытка 2

[jak40]

Бородай Ю.М. От фантазии к реальности (происхождение нравственности). - М. 1994.

Современные теории антропогенеза упираются в три проблемы:

1. Как бессознательный и чисто реактивный механизм биологической ориентации в среде естественно-наличных раздражителей мог превратиться в "сверхъестественный" свободный акт идеального представления и целеполагания?

2. Как зоологическое стадо животных могло превратиться в социальный (простейший "тотемический") организм, предполагающий сверхбиологические (нравственные) принципы объединения?

3. Как манипулирование естественным предметом в рамках актуально-оптической ситуации (например: голод - палка - плод) могло превратиться в акт преднамеренной целесообразной деятельности, предполагающей изготовление и сохранение орудия?

Если существует четкая, принципиальная граница между человеком и непосредственно предчеловеческим видом животного, то эту границу следует искать там, где перекрещиваются, совпадают сразу все три вышеназванные вопроса.

[Предлагаемое решение грандиозной проблемы антропогенеза выстроено из пазлов различной природы, что определило сложную полифоничность изложения, понять которое оказалось для меня долгой и трудной работой. Мой январский конспект друзья сочли столь же нечитабельным, как первоисточник. Удаляю его и предпринимаю попытку показать происхождение homo линейно (ценой жестокого сокращения и изменения структуры авторского текста). В квадратных скобках - мои комментарии.]

§1. Биологические предпосылки сознания

Инстинктивная связь реакций организма безусловна. Их связь с внешним импульсом не cтоль жесткая. Стереотип реакции для проявления нуждается во внешнем "толчке" - сигнальном раздражителе или стереотипной комбинации раздражителей. Поэтому мы вправе "положить" внешний импульс и систему ответных реакций как единую целостность - рефлекс.

Лоренц: Наиболее типичная и классическая форма рефлекса... появилась в процессе филогенеза очень поздно... Постепенно, в процессе эволюции рефлекторный механизм ответа... заместил собою ауторитмию [ауторитмия - произвольные движения "на всякий случай"].

Этология пришла к оригинальной интерпретации рефлекторного акта, важнейшим моментом которого стало понятие "пускового механизма" (сигнальной, "адекватной" комбинации внешних раздражителей), "выпускающего ауторитмию на волю" в виде разряда инстинктивных реакций.

Лоренц: Макет сокола запускался с дерева. На появление в небе макета гуси отвечали выявлением полного ритуала специфической инстинктивной реакции (на орла они реагируют совершенно по-иному), однако, вскоре точно так же они стали реагировать не на сокола, а на сам акт влезания экспериментатора на дерево, предвосхищая появление "хищника" в небе.

Принцип замещения является общим законом динамики рефлексов, составляет основу биологического механизма приспособления к среде, обусловливает возможность того, что "любой внешний раздражитель имеет потенциальное значение для организма".

Пищевая потребность безусловна, ибо задана внутренними процессами организма, которые невозможно "остановить", не обрывая тем самым течение жизни. Нейрофизиологически эта "абстрактная" потребность представлена в высокоразвитых организмах сложно опосредованной системой относительно самостоятельных стереотипов ответных реакций. Ответных! Нет обмена веществ "вообще"! Обмен веществ в организме непрерывен, но он всегда подчинен конкретной системе нервных реакций, управляемых извне. Эта работа может относительно затухать (сон), но лишь относительно.

[Из рефлекторного поведения организмов мы хотим вырастить "сознательную реакцию" (итог думанья) вместо стандартной реакции на внешний толчек, "произвол" (за который придется отвечать) вместо рефлексов.]

Что мог бы означать принцип "произвольности" применительно к высшей нервной деятельности, которая до сих пор описывалась как рефлекторная? Только прерыв внешней детерминации нервных процессов!

Представим, что среда не дает сигнальных рецепций. Как может в такой ситуации функционировать аппарат потребности? А он не может не функционировать! Именно такая ситуация фиксируется психоаналитической теорией сновидений и неврозов - галлюцинаторное удовлетворение комплекса напряженных желаний.

"Если при инстинктивной деятельности происходит непрерывная генерация импульсов, не вызывающих непрекращающегося движения, то только потому, что имеет место тормозящее действие высших центров". Произвольность реакций должна быть столь древней, как сама жизнь. Эволюция шла по пути связывания произвольных самодвижений внешней детерминацией. У высокоразвитых животных такого рода примитивные самодвижения выявляются лишь как атавизмы или крайние формы патологии.

Как представить себе "естественную" (произвольную) "реакцию на отсутствие"? Как галлюцинацию, раскрывающуюся в сложно организованном действии, направленном на "ничто". Клиника дает бесчисленные примеры... Да только ли клиника! Кто не наблюдал на городских улицах прохожих, фантазирующих на ходу? Но дети! - вот уж где поистине сплошной мир грез наяву.

Животные не грезят, хотя потенциально "грезы" заданы. Их можно выявить - такого рода эксперименты стали рутинными. Все-таки, животные не могут грезить по собственному почину. Они в большей степени "реалисты", или, что то же самое, - "автоматы" [уникальные, различающиеся физическими характеристиками, наборами сложных рефлексов]. В отличие от людей (и от инфузорий - с другого конца филогенеза), практически каждая операция высокоорганизованного животного детерминирована воздействием внешней среды.

§2. Лирическое отступление

* Процесс творчества начинается с идеи. Второй этап - развертывание абстрактной идеи в конкретную систему представлений, в гипотезу. Гипотеза нуждается в проверке, т.е. в совмещении с реальностью путем эксперимента - это завершающий этап творчества, венец дела. Именно здесь в случае удачи происходит чудо: ирреальное представление превращается в восприятие, гипотеза - в теорию, идея - в истину.
* Невроз начинается с навязчивой (независимой от воли) идеи. Углубляется в систему невротических представлений (отнюдь не гипотетических: у невротика отсутствует критическая "инстанция"). Завершается процесс попытками воплотить невротические представления в реальных действиях, что проявляется в сумасбродных поступках и т.д.
* Становится отчасти понятным, почему проблему сознания невозможно решить, оставаясь в рамках чистой психофизиологии - в этих рамках можно вывести только невроз, внешне похожий на творчество (подлинно творческая идея всегда воспринимается поначалу как "сумасшедшая").

Пиаже: "Мысль идет на службу непосредственному удовлетворению потребностей гораздо раньше, чем принуждает себя искать истину. Наиболее произвольно возникающее мышление - это игра или по крайней мере некое миражное воображение, которое позволяет принимать едва родившееся желание за осуществимое... То же с убедительностью повторил и Фрейд, установив, что принцип наслаждения предшествует принципу реальности".

Постройка антропогенетического моста, ведущего из животного царства рефлекторного детерминизма в сверхбиологическую сферу человеческой свободы, требует выполнения трех условий.
1. Животное, которое встало бы на путь воспроизведения желанных объектов вопреки реальности неминуемо погибло бы... кроме... если удастся обнаружить у него биологическую потребность, идеальное удовлетворение которой могло бы дать такой же физиологический эффект, как реальное. Это кажется безнадежным (сновидения о жареных цыплятах не спасают от голодной смерти). Но есть потребность не менее мощная - сексуальная. Конечно, "самоудовлетворение" и этой потребности абсурдно с общебиологической точки зрения - ее реальное удовлетворение необходимо для выживания вида. Вида! Но, может быть, особь вполне могла бы обойтись и "холостым оборотом".
2. Необходимо реконструировать ситуацию, в которой "невозможное" становится единственно возможным для большинства особей вида, которая в качестве альтернативы "невротическому" бунту оставляла бы для каждой особи только смерть (как следствие - гибель стада и вида). Это условие может показаться еще более невероятным, чем первое. Однако эта ситуация вскрыта в многочисленных антропогенетических исследованиях... начиная с Дарвина.
3. Выполнение второго условия тоже недостаточно, ибо само по себе сознание (индивидуально-невротическое воображение) - весьма сомнительное приобретение для существ, ведущих беспрерывную борьбу за существование. Отсюда - третье: в процессе реконструкции вышеуказанной биологической ситуации, порождающей сознание, необходимо - одновременно! - раскрыть тайну превращения биологического стада в простейший общественный организм.

Третье условие требует генетического обоснования внутренней антиномии аутизма, которая воспроизводится в человеческом сознании как факт совести. Животные не знают ни добра, ни зла. Человеческая история, согласно древнему мифу, началась с того, что человек вкусил от "древа познания" и "познал он, что есть добро, и есть зло".

§3. Сообщества ближайших родственников человека

Глубочайшая пропасть отделяет самые сложные формы зоологического стада от примитивнейших из известных типов архаической общины. Социальный организм не поддается пониманию с точки зрения естествознания. Это обусловливает трудность самой постановки проблемы происхождения человеческой общности. Чертой, которая отделяет первобытную родовую общину от предчеловеческого стада, Дарвин считал нравственность - феномен, не поддающийся биологической интерпретации.

Первая особенность нравственного императива - он одинаково касается всех членов данной общности. Например, для всех людей обязательны два наидревнейших табу:
1) не убивай своих родных - мать, братьев;
2) не вступай в половую связь со своей матерью, ее детьми, сестрами.

Противоположность нравственных стимулов биологическим побуждениям делают нравственность несовместимой с законом естественного отбора наиболее приспособленных особей (именно естественный отбор особей формирует новый вид, а не наоборот). Стадные объединения высших животных не составляют исключения. Попытки отыскать проявление так называемого "социального инстинкта" (например, у обезьян) не увенчались успехом.

Для животного, ведущего постоянную борьбу за существование (вместе со стадом и внутри него), нравственность - сомнительное приобретение. В противоположность биологическому отбору, отбор социальных коллективов предполагает, что они уже состоят из "нравственных существ". Откуда взялось такое существо?

Дарвин: "Высокий уровень нравственности" не дает "каждому человеку в отдельности... выгод", люди с высокоразвитым чувством совести "в среднем гибнут в большем числе, чем другие".

Что касается наших родственников, обезьян, то "структурной основой их объединения является семья, состоящая из одного самца и многих самок. Вожак буквально терроризирует самок и не допускает к ним других самцов. Эти "холостяки" являются причиной беспорядков, но, в общем, признают господство вожака. Вожак укрощает строптивого "холостяка" или непослушную самку, принимая позу, какую он принимает во время спаривания, поза подставления самки служит знаком покорности".

Сексуальная реакция становится универсальным способом регуляции отношений. Cамцы, выражающие покорность вожаку, принимают позу подставления самки; а в случаях, когда доминирующего положения добивается сильная самка, она проявляет власть, принимая сексуальную позу самца. Такой принцип "руководства коллективом" в стаде обезьян универсален: его исходная связь с половым актом несомненна.

У господствующего самца символический (угроза) и биологический (готовность к половому акту) смыслы, как правило, сливаются. Агрессивность, вызванная непокорным самцом, провоцирует половое возбуждение, направленное на самок, и, наоборот, возбуждение, спровоцированное самкой, легко переходит в агрессивность. "Всякое сильное эмоциональное возбуждение вызывает у самцов-гамадрилов эрекцию". Поведение хозяина гарема можно объяснить страхом утратить положение. "Группа самцов оказывается исключенной из нормальной сексуальной жизни... С течением времени в связи с высокой возбудимостью обезьян половое влечение становится настолько неудержимым, что дает им преимущество над вожаком".

Сцена в колонии павианов:
Вожак отвлекается, и в тот же момент одна из его самок предлагает себя стоящему рядом с ней "холостяку", который захватывает ее в объятия. Но как только вожак замечает это, самка немедленно бросается к нему, скуля, подставляясь, и угрожая "соблазнителю"... Вожак нападает на "соблазнителя" и расправляется с ним.

В такой обстановке проявление полового инстинкта самцов связано с чрезвычайной опасностью.

Половая субординация влечет за собой субординацию, например, в добывании корма... Что удерживает "холостого" самца в стаде? Инстинкт самосохранения. Он определяет и амбивалентное отношение подчиненной особи к вожаку: "Отношение подчиненности состоит не только в уступке слабого сильному, страхе, но и в стремлении к сильному, к его защите, на что этот более сильный индивид отвечает дружественной реакцией".

§4. Сообщества ближайших предшественников человека

...Таковы взаимоотношения в стаде современных обезьян. Можно ли переносить эту "модель" на сообщества предгоминидов?
1) Предгоминиды перешли к прямохождению - и повысилась женская смертность, что обострило сексуальную конкуренцию среди самцов. Этот дефицит характерен и для примитивных человеческих сообществ.
2) Предгоминиды стали хищниками. И у обезьян случается, что "сексуальный бой" кончается смертью, но это исключение. Другое дело - хищники, овладевшие навыком убийства...

В стаде обезьян проявление полового инстинкта самцами связано с величайшей опасностью. Этот страх рано или поздно преодолевается возрастающей силой внутреннего напора, в результате чего вспыхивают "сексуальные бои". В группе предгоминидов сексуальный напор самцов должен быть сильнее вследствие острого дефицита самок. С другой стороны, страх становится буквально смертельным.

БИОЛОГИЧЕСКИЙ ТУПИК: ситуация, которая могла разрешиться либо гибелью вида в результате взаимного истребления самцов (судьба австралопитеков), либо образованием способности преодолевать половой инстинкт. Это означало бы рождение сознания, которое, как мы видели выше, могло быть на первых порах только "невротическим бунтом против реальности", т.е. шизофренией. Вспомним как характеризует шизоидов Кречмер: "герои переворотов, когда невозможное становится единственной возможностью".

В чем заключалась суть антропогенетического "переворота"? В том, говорит Фрейд, что сыновья убили и съели отца-деспота. Нет, это делалось слишком часто. Как самцам удалось прекратить самоубийственную практику - подавить в себе стремление к бунту, к соперничеству, отказаться от непосредственных проявлений полового инстинкта внутри группы?

Дилемма - самоограничение или смерть - стала проблемой каждого из самцов. Она не могла быть устранена бунтами. Положение победителя, захватившего самку, сразу делалось безысходным, ибо устремления остальных возбужденных "холостяков" концентрировались на его персоне... Впрочем, должны были находиться отважные "бунтовщики". Но все, кто оказался не в состоянии обуздать свой могучий инстинкт, - растерзаны. Это должно было повторяться достаточно часто [и долго], чтобы в глазах большинства половой акт и смерть навечно слились в одну неразрывную целостность.

В науке о примитивных обществах феномен амбивалентности [неразрывное единство любви и ненависти] обозначается словом "табу". Табу - огромной важности феномен, составляющий ядро всех примитивных первобытных организаций. Табу, по существу, является именно той гранью, которая отделяет новорожденное тотемистическое общество от зоологического стада, ибо оно есть древнейшее и простейшее нравственное образование. Но как оно оказалось возможным?

"Гвоздем" проблемы является загадка самоограничений, идущих вразрез с естественно-зоологическими вожделениями, направленными на ближайших сородичей (сын - мать, отец - дочь, брат - сестра; брачная связь указанных пар называется инцестом; запрет инцеста дает экзогамию). Уже само слово "естественно", употребленное в связи с инцестуозными побуждениями, вызывает чувство протеста или, по меньшей мере, неловкости. Это хорошо, ибо подтверждает "каждому", что он - человек. Но это чувство лежит в основе подавляющего большинства концепций экзогамии. Это плохо, ибо делает концепции сугубо антропоморфными и ненаучными.

Психологический капкан, замаскированный в проблеме экзогамии, работает безотказно... К Фрейду мы еще вернемся, а сейчас рассмотрим проблему безотносительно к психоанализу.

Как объяснить мистический ужас, который вызывает табу экзогамии? Во всех известных примитивных обществах нарушение запрета половых связей внутри рода равноценно смерти. Нарушитель сам умирает или заболевает, по крайней мере. В редких случаях ему приходится "помогать", но в любом случае он должен умереть. Чем объяснить этот факт? Рациональными соображениями о "выгоде" половой связи на стороне?

Наиболее древняя дуальная (две группы, внутри которых половая связь запрещена) форма экзогамии не исключает кровосмесительства кроме прямого инцеста "сын-мать". С одной стороны, дуальная форма экзогамии запрещает - под страхом смерти! - брачные отношения между лицами одного тотема (первобытная родовая группа), даже если между ними нет кровнородственной связи. С другой стороны, она не налагает ограничений на половую связь мужчин со своими дочерьми и племянницами, если последние - дочери брата. Ведь дочь остается у матери, т.е. является для отца членом не "родной" ему группы, поэтому оказывается законным объектом половых вожделений (установить отцовство практически невозможно, этим никто и не интересуется).

Вовсе не на запрет кровосмесительства было направлено первое половое табу.

§5. Граница

В древних преданиях рассказывается о похождениях тотемических предков в "доисторические" времена. В те "веселые" времена не было никаких табу. Тотемические предки без ограничений могли убивать представителей собственного рода и поедать их, "мужчины почти всегда описываются женатыми на женщинах собственного тотема".

Поддавшись обаянию мифологем и обрядов, ритуализировавших реальную ситуацию в виде космически-гипертрофированного единого акта первородного грехопадения (убийство бога-отца), якобы ставшего началом человеческой истории, Фрейд понял миф буквально.

Дарвин приводит множество фактов, свидетельствующих, что подобные тривиальные события ничего не решают. У многих стадных животных свержение вожака молодыми самцами завершается убийством и, если это хищники, - пожиранием "отца" (чаще отец сжирал бунтовщиков). Дело венчается борьбой за доминирование и появлением нового вожака.

Суть "переворота" не в единичном акте "греха", но в самой остро амбивалентной и постоянно воспроизводившейся ситуации. Это была до крайности напряженная проблема, для каждого [самца] сугубо "личная" и у всех одинаковая, всеобщая, поэтому допускающая возможность появления устойчивых общезначимых способов ее идеальной (ибо никакие реальные акты не вели к ее разрешению, она воспроизводилась снова и снова) символизации.

Все хотели убить "отца" - устранить препятствие к половому акту. Но реальная попытка осуществления была самоубийственной и необратимой. Рано или поздно "отца" убивали... в воображении! В этом смысле миф "первородного греха" ритуализирует всеобщую, касающуюся каждого реальность. Разумеется, некоторые делали это реально, но все они растерзаны, не о них речь. "Убивший отца" в воображении, смог, сохранив себя физически, прочувствовать ужас, связанный с этим "деянием", и вывести "урок" - отменить деяние и впредь запретить его себе.

Он смог произвести табу - способность раскаиваться в воображаемом поступке и сделать его запретным. Это - рождение совести, свободы воли, вменяемости. Научившись "проигрывать" в воображении (в сознании) побуждения, и только затем допускать их в "моторику" (или, наоборот, запрещать), человек перестает быть автоматом, моторно "реагирующим" на воздействия внешней (и "внутренней") среды.

["Животные не грезят, хотя потенциально грезы уже заданы... Их можно выявить - такого рода эксперименты стали рутинными" (§1). БИОЛОГИЧЕСКИЙ ТУПИК (§4) оказался подобным экспериментом: самцы, не стремившиеся занять "проклятое место", выжили, смогли произвести потомство на стороне, умение грезить оказалось в отборе преимуществом.]

§6. Генезис коллективного представления

Как члены группы приняли одинаковое решение (табу) и закрепили его в надындивидуальной системе идеальных символов (тотем)? Понятно, что волк, например, в определенной ситуации, вызвавшей причудливую ассоциацию, может стать для индивидуума невротическим замещением реального "отца", символом. Но почему этот символ стал понятным для многих? Наверное, потому, что острая потребность в замещении реального отца была у всех, а реальный вожак был действительно чем-то похож на волка. Первосимвол был связан с реальностью, был для всех понятным (иероглиф). После устранения реального отца его символ (волк) становится ритуальным знаком; теперь его устойчивость основывается не на аналогии, но на том, что он общепринят (Кант: "если что-то используется в условном плане, значит, оно первоначально возникло в совершенно иной ситуации").

Отождествление "отца" с волком в группе первоначально опиралось, очевидно, на реальное сходство. Такой символ мог возникать сразу же в качестве коллективного представления - коллективной невротической фиксации одинаковых у всех эмоций. Затем реальный, похожий на волка отец устранялся, но у каждого сохранялся комплекс эмоций, связавшийся с образом волка. Сам по себе этот комплекс каждого не зависит от внешних перемен, он неизбежно и постоянно воспроизводится, поскольку сохраняется ситуация (эротика - смерть - табу); волк был случайной фиксацией этого общего комплекса, поэтому он легко превращается в знак, сохраняющий свою устойчивость в силу своей исходной общезначимости. И тут, и там - комплекс одинаковых остро амбивалентных чувств, выраженных в устойчивом символе. Но если в исходной ситуации амбивалентный комплекс эмоций мог раздваиваться, отчасти относясь к реальному отцу (любовь, желание стать таким же, поиски покровительства и покорность), а отчасти к волку (страх, ненависть), то после устранения реального отца весь комплекс целиком фиксируется на животном, к которому отныне и проявляется амбивалентное отношение.

Эти животные (тотем) становились табу - их нельзя убивать и есть, как нельзя покушаться на женщин тотема, т.е. принадлежащих к собственной родовой группе. Эти действия исходно были связаны в единое представление. Если табуировалось одно, становилось табу и другое.

[Теперь отбору способствуют, в свою очередь, "законы стаи".]

"Питательной" почвой большинства детских психоневротических расстройств являются внутрисемейные взаимоотношения. То "оригинальное", что сюда внес Фрейд, заключается в указании, что конкретная причина именно фобий животных "во всех случаях... одна и та же: страх по существу относился к отцу, если исследуемые дети были мальчиками, и перенесся на животное". По аналогии можно предположить, что и коллективная невротическая фиксация, тотем - тоже внешнее замещение [проблем], о которых "не принято" говорить вслух (думать), т.е. взаимоотношения, адекватное осознание которых было бы неприятно и мучительно для всех членов данного коллектива.

["Онтогенез есть быстрое и краткое повторение филогенеза";)]

§7. От магии к ratio

В ситуации предела объективной амбивалентности (эротика - смерть) возникновение способности проигрывать сексуальное побуждение в воображении приводит всех к одинаковому результату. А поскольку многие из этих невротических замещений возникают в качестве общепринятых представлений, это дает надсубъективную организацию знаков, символов, значений. Возникает первоязык ("миф" по-гречески "слово"); став запретной (табу), ситуация продолжает воспроизводиться ритуально. Ее следы обнаруживаются как в специфических языковых структурах, так и в обрядах, смысл которых становится прозрачным при их сопоставлении с исходным архетипом.

Один из образов мифологии архаического Зевса - лабиринт - пещера, очень притягательная для людей и одновременно смертельно пугающая. Туда трудно попасть, но еще труднее, практически невозможно выбраться из нее целым; все, кто туда проникают, оказываются растерзанными... Вполне однозначный эротический смысл этого символа вскрыт психоанализом, он часто встречается в бредовых построениях душевнобольных вне всякой связи с мифологией.

В отличие от пищевого сексуальный инстинкт может быть удовлетворен, во-первых, прямой имитацией полового акта (онанизм), во-вторых, посредством невротически замещенного его воспроизведения. Первым способом часто пользуются обезьяны. У предгоминидов он должен быть затруднен, поскольку в их восприятии проявление сексуального инстинкта слилось со смертью. Не только созерцание полового акта, но и его воспроизведение в представлении (галлюцинация) должны вызывать здесь страх. Даже онанизм должен маскироваться; чтобы не вызвать страха, он должен осуществляться как бы в тайне от самого субъекта - не в форме прямого адекватно-идеального воспроизведения полового акта (с включением реального действия - мастурбация), но сублимированного.

Идеальному воспроизведению подлежит не только половой акт, но и ассоциативно связанные с ним элементы. Поскольку сексуальная функция прочно связалась в представлении с убийством, при напряженной потенции поллюцию может вызвать "игровое" манипулирование острым предметом (камень, палка, кость). При сложившемся навыке такой "косвенной" сексуальной разрядки этот предмет может стать устойчивым замещением желаемого объекта, поэтому к нему проявляется отношение, как к "любовнице": его не просто используют и затем отбрасывают ("орудийная" деятельность человекообразных обезьян никогда не выходит за рамки актуально-оптической ситуации, в архаических человеческих общинах дело обстоит именно так), но берегут, гладят, лижут, оттачивают... и в процессе всех этих отнюдь не "актуальных", не "прагматических" манипуляций, по существу онанируют.

Если осознается, что предмет является символом сексуального действия, то он тоже табуируется. То, что случайно найденный "удобный" для убийства природный предмет становился фетишем, являлось причиной его сохранения, почитания, усовершенствования. Сделавшись предметной фиксацией постоянно наличной и напряженной потенции, этот предмет выводился за рамки внешней "актуально-оптической ситуации", оставался магическим идолом, если угодно - произведением "чистого" искусства.

Не во всех общинах именно лабрис стал фетишем (табу). Например, у "волков", ближайших соседей поклонников Зевса-быка, фетишем было копье (Аполлон), для них двулезвейный топор (чужое изобретение) мог стать обычным орудием. Точно так же в руках почитателей Зевса-Лабриса чужие "священные" копья становились обычным оружием; впрочем, топор "быки" тоже могли использовать, однолезвейный, обыкновенный.

Символически-идеальное воспроизведение антропогенетической ситуации оборачивается магией, из которой затем вычленяются рационально-практические элементы, подлежащие утилизации. И "изобретение" первых орудий, и приручение животных совершалось, видимо, в рамках магически-ритуальных действий. Эти орудия и животные были первоначально магическими фетишами, т.е. табу - запретными для прагматического использования.

Они не были таковыми для "чужих", "непосвященных" - завоевателей или эмигрантов. Например, для "волков" чужие быки были не тотемом, но мясом. Истребив людей-быков, завоеватели могли оставить впрок стадо и позаботиться о его сохранении и воспроизведении. Впрочем, это гипотетический домысел.

Исторически достоверным является другой путь. Поклонник Зевса мог заниматься разведением быков бескорыстно, к каждому животному складывалось одухотворенно-индивидуальное отношение, наиболее ценными представлялись особи с особенными чертамии. Для пришельца, ставшего господином, вся эта непонятная мистика должна была казаться "блажью". Требуя регулярной дани, интенсифицируя "производство", он навязывал производителю свои критерии оценки "продукта" - его интересовали животные не с выражением "лица", но увесистые и жирные. Так же он относился ко всем туземным произведениям, требуя их массового производства. Принуждение к упрощению должно было коренным образом изменять характер деятельности.

Должен был меняться и строй исходно аутистического мышления; оно должно было отдаляться от "мистических" корней, подчиняя исходный "принцип удовольствия" "принципу реальности". Под давлением внешнего принуждения "пралогическое" сознание начинает превращаться в знание. Аналогично развитие современного детского мышления: превращение исходного аутизма в рациональные познавательные структуры немыслимо без подчинения воле взрослых, без элементов внешнего принуждения.

[Повзрослев, человек не теряет способности уходить от "невыносимой" реальности в фантазии. Не этим ли объясняется феномен "самой читающей страны в мире"?]

Принцип утилизации священных фетишей универсален. Так же, очевидно, дело обстояло и с животными. Причиной приручения было не "осознание" будущей выгоды (способность к осознанию отдаленных выгод у первобытных народов практически равна нулю). Но наличие массы домашних животных - факт. Все они были приручены в "незапамятные" времена. Как? Очевидно, все начиналось с того, что животное данного вида становилось для членов предчеловеческой группы священным тотемом - табу. Теперь его нельзя убивать, его необходимо ублажать, уступать ему пищу как вожаку, защищать от внешних врагов; надо ему поклоняться как богу - "отцу"... Тотем - невротическая фиксация реального остро амбивалентного отношения членов группы к главе этой группы (вожаку) - устойчивая фиксация, сохранившая свое значение (превратившись в миф, в ритуал) и после того, как реальный отец был уже устранен.

§8. Социальная функция оргиастических культов

Источником древнегреческой трагедии, ставшей началом искусства как такового, были оргиастические мистерии - общенародное религиозное действо, воспроизводившее историю убийства бога Загрея и его последующего воскресения в образе священного козла. Первый акт "трагедии" (убийство бога) осуществлялся как оргия, на время которой отменялись половые ограничения, в том числе - кровнородственные; люди пили кровь и пожирали мясо растерзанных священных животных, открыто прелюбодействовали; нередки были человеческие жертвы, сопровождавшиеся каннибализмом. Но - исступление затухает, наступает мучительное раскаяние: акт второй - плач об умершем боге и содеянном "грехе", всенародная скорбь. И кульминация: возвращение в мир обновленного бога, всеобщее примирение и ликование.

Люди - не созерцатели трагедии. Трагедия - их родовая судьба. Титаны, пожирающие растерзанного Загрея, не исчезли бесследно: "смертный", извечно страдающий человек - это возродившийся прах испепеленных богоубийц, все члены человеческой общины - наследники великого "греха", содеянного предками, порождение "греха", суть те же богоубийцы, превращенные в человеческий род, обреченный на муку... Ср. с Библией, где бог-отец запрещал Адаму половую связь с Евой. Не потому ли, что Ева принадлежала самому господу? Может быть, пресловутое "яблоко", которое по научению змея-искусителя съели преступники перед прелюбодеянием, было из мяса? Заменяют же символически христиане плоть бога - хлебом, кровь - виноградным соком.

В своей исходной форме мистерия Диониса не "представление". Участники оргии сами терзают кровавое мясо "бога" и совершенно всерьез, на деле преступают священнейшие табу - экзогамные прежде всего. Потом они будут так же всерьез раскаиваться, оплакивать жертву (древнейшей формой обряда повсеместно было не жертвоприношение богу, но жертва самого бога), рвать на себе одежды, царапая тело, сыпать на голову прах. И, наконец, мукой раскаяния "очистившись" от содеянного "греха", найдут счастливое разрешение конфликта: помирятся с божеством; не с тем божеством, конечно, которое съели - того уже просто нет, но с новым его воплощением.

Мистерия требует от каждого непосредственного изживания жуткого "родового рока". Заставить человека увидеть истину - подлинную "сверхъестественную" сущность свою - вот цель катарсиса ("просветления"), осуществляемого средствами мистерии, а позже - трагедии. Нужно было заставить каждого прочувствовать ее, что называется, на "собственной шкуре", путем "доказательства от противного": убьем бога, преступим заповеди его, и в муках раскаяния вы обнаружите, что убиваете самих себя, насилуете собственную натуру.

§9. Конструкция "сверх-Я"

Первое социальное образование (в форме надсубъективных коллективных представлений - табу) должно было, очевидно, основываться на принципе "соборности" - коллективности, основанной на совпадении сходных душевных движений, на интуитивном взаимопонимании. Безысходность ситуации (эротика - смерть - табу) толкает каждого к "отказу от себя" (от осуществления своих эгоцентрических инстинктов). Интуитивное взаимопонимание открывает возможность невротического представления собственных побуждений в виде чужих страстей и желаний, фиксированных в общепринятом слове-мифе и жестко регламентированном ритуале. Упорядоченные и освященные культовой литургией страсти можно переживать, не неся за это ответственности.

В условиях "тупиковой" ситуации, не оставляющей субъекту альтернатив, кроме "отказа от себя", эта возможность сразу возникает как необходимость, первобытная нравственность приобретает характер принудительности, превращаясь для каждого индивида в диктат другого в себе, в "сверх-Я". В качестве "суперэго" для каждого выступает не столько конкретная личность сородича, но личность обобщенная. Первичным "суперэго", очевидно, был тотем - архаический родовой бог, которого нужно любить больше себя (самоотречение). Путь к Богу - подавление инстинктов, аскетизм. Это первый шаг к свободе воли - покорению природы.

Представим: я, первобытный зверь, запретил себе сексуальный инстинкт, не хочу проявлять его даже в воображении. Но я не в силах убить побуждение и погасить работу воображения. Как избежать страшных навязчивых галлюцинаций? чтобы лично я перестал отвечать за них? Нужно представить, что запретный акт совершаю не я, но кто-то другой, которому это "дозволено" (отец-кенгуру). В перспективе это должно вести к выработке навыков полного идеального перевоплощения - навыков идентификации с мифом, с высшей родовой сущностью. Представим, что это достигнуто. Я отказался от себя, не люблю и боюсь себя, я стал кенгуру (баптистом, брахманистом, маоистом). Лишь то, что доставляет удовольствие другим кенгуру, я с полным основанием могу считать для себя добром. Остальное - зло. Лишь удовлетворяя чужие потребности (кенгуру), я тем самым могу удовлетворить и собственную, сознательно одобренную мной, т.е. собственно человеческую (родовую) свою потребность.

Биологический тупик преодолен ценою замещения естественно-животной жизни иллюзорной жизнью в качестве "тени" другого "высшего".

Кстати!
В статье Comparative single-cell transcriptomic analysis of primate brains highlights human-specific regulatory evolution на примере клеток (нейронов и глии) одной извилины сравнивается транскрипция генов у человека и еще 4 видов приматов. Авторы определили больше ста генов, которые транскрибируются в человеческих клетках не так, как в других приматах. Большая часть этих генов ассоциируется с различными психиатрическими заболеваниями.
Из комментариев: Интересно. Стало быть, путь к разуму лежал через безумие?
https://marigranula.livejournal.com/800136.html?thread=15757960