Оригинал взят у
triponaciy в
Можно ли светить не горя?Читая эту статью, я ещё раз убедился, что даже такие, казалось бы, ясные понятия, как «верующий», «атеист», «агностик», становятся совершенно недостаточными, если даже не мало о чём говорящими. Ведь сколько уже примеров, когда «атеист» вместо противления Богу пытается постигнуть глубины Его замыслов, а «верующий» заменяет живого Бога своими «правильными» представлениями о Нём...
Славой Жижек
Лишь горящая церковь светит
Почему теология вновь становится объектом интереса радикальной политики? Интерес к ней вызван отнюдь не желанием божественного «большого другого», как гарантии конечного успеха всех наших усилий. Наоборот, теология становится неким символом нашей радикальной свободы - без какого-либо «большого другого», на которого можно было бы положиться.
Федор Достоевский знал о том, что Бог наделяет нас свободой и ответственностью. Что он отнюдь не добрый учитель, ведущий нас безопасным путем. Наоборот, он напоминает нам, что все целиком в наших руках.
Здесь мы сталкиваемся с Богом из старого анекдота о большевиках, где коммунист-пропагандист после смерти попадает в ад - но вскоре ему удается убедить охрану отпустить его в рай.
Когда же дьявол замечает отсутствие пропагандиста, он идет к Богу, требуя, чтобы тот вернул в ад принадлежащее сатане. Но как только он обращается к Богу: «Господь», тот сразу перебивает его словами: «Во-первых, не Господь, а товарищ. Во-вторых, ты что, веришь во все эти сказки? Меня же не существует. В-третьих, давай покороче - а то я опаздываю на партсобрание».
Именно такого рода Бог нужен настоящим левым: Бог, который полностью вочеловечился - наш товарищ, распятый вместе с двумя отверженными; Бог, который не только «не существует», но и сам об этом прекрасно знает, признавая собственное небытие и всецело предаваясь любви, соединяющей воедино всех членов Духа Святого (партии или эмансипативного коллектива).
Католицизм часто называют компромиссом между «чистым» христианством и язычеством - но что же тогда в сущности можно определить как христианство? Протестантство? Нет. Нужно шагнуть дальше: по сути, единственным настоящим христианством, до конца приемлющим все следствия того события, что легло в его же основу (смерть бога) - является атеизм.
Испанский анархист Буэнавентура Дурутти говорил: «Лишь горящая церковь светит». И он был прав, хотя и не в том антиклерикальном смысле данной фразы, который изначально в нее вкладывал. Религия лишь с помощью самоотрицания приходит к собственной же истине.
В работе «Интеллектуальный зверь опасен» Бертольт Брехт утверждает: «Зверь - это нечто сильное, ужасное, деструктивное, в самом этом слове слышится нечто варварское.
Но ключевой вопрос, по сути, заключается в следующем: как нам самим стать зверьми - такими зверьми, которые вызывали бы страх у фашистов?»
Брехт в данном случае совершенно четко определяет позитивную задачу. Это уже не традиционные причитания левых на тему о том, как могли немцы - столь культурная нация - стать нацистским зверьем. «Нам следует понять, что добро тоже должно быть способно причинять вред - причинять вред жестокости и дикости». Лишь тогда мы способны будем понять различия между восточной мудростью и христианской эмансипативной логикой.
Восточная или буддистская логика признает первоначальную пустоту или хаос в качестве основополагающей реальности - и, как ни парадоксально это звучит, именно поэтому отдает предпочтение органическому социальному порядку, где каждый элемент находится на своем месте. В самой же сущности христианства лежит совершенно иная идея: деструктивное отрицание не заканчивается в хаотической пустоте, а возвращается (и самоорганизуется) в новом порядке, навязывая его реальности.
По этой же причине христианство - это антимудрость. Мудрость говорит нам, что все наши усилия тщетны, что все, в конце концов, заканчивается хаосом, тогда как христианство с безумной настойчивостью требует невозможного. Любовь, особенно христианская - это, по сути своей, не есть мудрость. Поэтому-то св. Павел и сказал: «Я уничтожу мудрость мудрых» («Sapientiam sapientum perdam», как это звучит на латыни).
В данном случае термин «мудрость» следует понимать буквально: мудрость (в смысле «реалистичного» приятия существующего положения вещей), вызов которой бросает св. Павел, мудростью-то как раз и не является. Если говорить о существующем социальном порядке, это значит, что подлинная христианская традиция отвергает мудрость, гласящую, что нынешний иерархический порядок - это, якобы, наша судьба, а все попытки нарушить его и создать иной эгалитарный порядок, закончатся лишь кошмаром разрушения.
Агапэ, как любовь политическая, подразумевает безусловную, эгалитарную любовь к ближнему, служащую основой новому порядку. И формой проявления этой любви можно назвать также и саму идею коммунизма - стремление реализовать эгалитарный социальный порядок на основах солидарности.
Любовь - это та универсальная сила, что в любом эмансипативном коллективе объединяет людей напрямую - в их сингулярности, игнорируя положение, занимаемое ими в социальной иерархии.
И действительно, Достоевский был совершенно прав, когда писал: «Социалист-христианин страшнее социалиста безбожника» - он страшнее для его/ее врагов.
Именно св. Павел дал на удивление правильное определение освободительной борьбы: «Потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной». (Послание к Ефесянам, 6:12).
Если перевести на современный язык: «Мы ведем борьбу не против конкретных коррумпированных личностей, но вообще против всех, кто находится у власти, против глобального порядка и той идеологической мистификации, что его поддерживает».
Поэтому следует полностью отвергнуть либерально-жертвенную идеологию, в которой вся политика сводится к тому, чтобы избежать большего зла и, соответственно - к отрицанию всех позитивных проектов.
Как не без сожаления писал венский еврейский писатель Артур Фельдман: «Жизнь - та цена, которую мы обычно платим за свое выживание».
Перевод Дмитрия Колесника
Оригинал здесь P.S. Уважаемый переводчик поставил слово «бог» с маленькой буквы, что не соответствуют ни оригиналу, ни смыслу статьи, я позволил себе исправить.