Иисусова молитва на краю света
Ладно, Бергольо чист, как мартовский снег, никого он не предавал, а совсем наоборот. А вот что было дальше... Этот отрывок из тех самых воспоминаний Халикса показывает, как жили и молились люди на том конце света, где кардиналы нашли себе Папу.
… Настолько, что я встретился с этим человеком и объяснил ему, что он рискует нашими жизнями. Этот человек обещал мне сообщить военным, что мы не террористы. По позднейшим заявлениям одного официального лица и благодаря 30 документам, которые потом попали нам в руки, мы несомненно установили, что этот человек не выполнил обещания, а наоборот, ложно обвинял нас перед военными. Пока хватит об этих событиях.
23 мая 1976 года, в воскресенье утром, 300 хорошо вооруженных солдат и полицейские патрули окружили нашу лачугу на окраине бедняцкого района. Оцепив весь район, они ворвались к нам, связали нам руки на спине, надели капюшоны, в которых мы задыхались, и похитили нас. Пять дней я лежал на каменном полу, почти без пищи, в капюшоне и с руками, скованными сзади. Но моему товарищу приходилось еще хуже. Ему давали наркотики, чтобы он выдал на допросе все, чего иначе не сказал бы. Как нам потом рассказывали, он неожиданно начал говорить о Боге и Иисусе Христе. На офицеров это произвело огромное впечатление, их убедили, что мы террористы. На пятый день нас перевезли в частный дом. Сняли капюшоны, душившие нас, и просто завязали глаза. Руки сковали не сзади, а спереди, так что мы могли хотя бы лежать на спине.
В тот же день к нам пришел офицер и сообщил, что мы невиновны и что он лично займется тем, чтобы мы как можно раньше вернулись к себе домой в трущобы. Это были последние слова о причинах нашего ареста, которые мы услышали за пять месяцев. До конца наши руки оставались скованными. К ноге было приковано пушечное ядро. До момента освобождения глаза у нас были завязаны.
Уже раньше мы начали медитировать, повторяя одно лишь имя Иисуса. Дни проходили, а мы с утра до вечера повторяли эту простую молитву.
Когда на пятый день офицер уверил нас, что мы скоро выйдем на свободу, он по всей видимости сообщил это и восьми охранникам. Один из них в тот вечер сказал нам, что освобождают всегда в субботу. Я обрадовался, потому что была пятница.
Но прошла суббота, а нас не выпустили. Я рассердился. Эта несправедливость, что меня держали в тюрьме, хотя ни в чем не обвиняли, вызывала во мне чувство бессилия и гнев. И этот гнев был направлен прежде всего на того человека, который ложно донес на нас. После целого дня такого бессильного бешенства мной овладел всепоглощающий страх: что будет? Мне все время чудилась расправа. Страх и внутреннее потрясение длились полтора дня. Потом наступила подавленность: все потеряно!
Даже сейчас мне не кажется, что я преувеличивал. Когда через много лет начались суды, мы узнали, что из 6000 человек, похищенных этой группой военных, выжили только мы двое. Всех остальных убили.
На четвертый день мной овладела неописуемая печаль. Прошел еще один день, и я наконец смог плакать. Я плакал часами, и только потом смог немного успокоиться. Я надеялся на следующую субботу, до которой было не так уж много времени, потому что почти неделю я провел погруженным в эти разнообразные эмоции. Когда нас не освободили и в эту субботу, все повторилось: гнев, страх, подавленность, печаль и плач. За три-четыре дня я опять пробежал всю эту гамму чувств. И снова забрезжила надежда на следующую субботу. Это повторялось каждую неделю в течение трех с половиной месяцев. Но я все время повторял в молитве имя Иисусово.
Отсюда
