Неожиданный гость

[jacklinka]

Выполняю очередное литзадание. Что-то я настолько ушла в реал, что меня только на задания и хватает :(. Буду исправляться.
А пока заданная ситуация: разговор автора и его персонажа.
Написалось что-то довольно банальное, на самом деле. Но для меня оказалось довольно неожиданным, ситация плавилась и менялась буквально под моими пальцами. В текст-тренинге лежит совсем другой варант :)


Толчок. Передо мной будто из тумана возникает седой, моложавый мужчина в поношенной дорожной одежде. Серая непромокаемая куртка, потертый коричневый рюкзак. Он напряженно смотрит на меня, наконец, кивает, словно удостоверившиись, что именно я-то ему и нужен.
- Эй, - произносит негромко, хриплым голосом. Толкает меня в плечо вместо приветствия.
- Кто ты?
- Разве не узнаешь? Уж кто-кто, а ты просто обязан меня узнать! - упорно смотрит мне прямо в глаза.

Кажется, я его узнаю. Не может быть! Живой, настоящий. Первый раз в жизни я во сне осознал, что действительно сплю.
- Надо же, ты мне снишься. Мне еще никогда не снились собственные герои. Чужие снились, из книг и теленовелл, а мои собственные до сих пор меня не жаловали. А ты пришел. Здравствуй.
- Я пришел. Я искал тебя целую божью вечность, а потом шел еще одну вечность, чтобы придти к тебе.

Целую вечность? Не может быть.
- Но мы виделись только вчера - я как раз закончил главу о тебе.
Он молчит, то ли не верит, то думает о чем-то своем. И я верю ему. Ему я верю - я сам создал его таким, которому не можешь не поверить.
- Может быть, у меня по-другому бежит время, - говорю я мягко.
Он медленно кивает, спрашивая взглядом:
- Помнишь, как ты закончил главу?

Мне было стыдно признаться, но я уже не помнил. Свеженаписанное всегда немедленно вылетает из головы, как только что приснившийся сон.
Украдкой заглядываю в записи. Читаю ему вслух, медленно осознавая, что он имел в виду:
- "Роберт Сид, по слухам, уехал в Перу, и я с тех пор ничего о нем не слышал."

Именно поэтому я и не узнал тебя сразу - никогда не видел таким седым.
- Пятнадцать лет прошло с тех пор. Пятнадцать лет я мечтал встретиться с тобой. Все искал дорогу к тебе.

И нашел, вот молодчина. Один-единственный из всех.
- Хорошо, что я создал тебя упрямым.

Он резко мотает головой. Смотрит на меня как-то нехорошо. Зло, пронзительно смотрит.
- Ты не создавал меня. Разве ты помнишь, как я родился?

Нет, я никогда этим не интересовался. Ведь это не имеет смысла в повествовании. Качаю головой.
- Вот видишь. Ты не создавал меня. Я родился в Мехико пятьдесят два года тому назад. А с тобой познакомился только в тридцать.

Познакомился? Значит, ты, все вы, литературные, придуманные герои знаете что-то о нас, своих создателях? Я так и спросил его.
- Нет, не знаем, я неправильно выразился. Больше чувствуем. Как будто с какого-то момента понимаешь, что внутри тебя закрепили видеокамеру и снимают все, что ты видишь своими глазами. Да еще дурацкие команды подают: повернись туда, повернись сюда, улыбнись, беги, сражайся, плачь, страдай, ешь, спи, люби.
- Извини, - только и мог сказать я ему.

Но я по-другому просто не мог, пойми же ты. Такова моя роль - автора той повести, в которой вы участвуете. Как роль кинорежиссера, снимающего все почти без проб. Хотите вы того или нет - вы мои актеры, мои герои, мои марионетки. Так надо.
Если бы он был живым человеком, я не мог бы сказать ему этого вслух. И тем более не могу сказать сейчас - тому, кто прошел тысячи вневременных верст, чтобы найти меня.
Он по-прежнему буравил меня глазами.
- Знаешь, я выжил, хотя ты всеми силами пытался меня убить.

Честно говоря, не настолько уж я пытался. Вообще говоря, это он сам полез на рожон. Полез спасать Сильвию, на которую до тех пор не обращал ни малейшего внимания, а Сильвия, неожиданно даже для меня, оказалась должницей местного мафиози, платящей по счетам своего отца.
- Знаешь, я любил Сильвию.
Вообще говоря, я это и сам понял в конце концов. К сожалению, постфактум. Мне очень жаль, Роберт.
- Мне очень жаль, Роберт, - повторил я ему. - Ее смерть оказалась неожиданностью даже для меня.
- Но ведь ты убил ее. Ты мог ее пощадить!

Я не убивал ее, клянусь Святой Еленой. Я пытался ее спасти. Я придумал тысячу способов, как вызволить ее из цепких рук мафиози, но ни один из них не сработал. Я чувствовал себя благородным идальго, борющимся с ветряными мельницами- бессмысленно и бесполезно. Они все равно убили ее - не отравили, как предполагали заранее, а банально и жестоко застрелили прямо в лицо. И Роберт был там, я сейчас это помнил совершенно точно, как вспоминал однажды просмотренный фильм - и актеры двигались медленно, как в замедленной съемке, а слова летели быстро и коротко, не в силах передать всю напряженность момента.

Я мялся и заикался, пытаясь объяснить все это Роберту. Он смотрел на меня с глубочайшим удивлением, переходящим в презрение. Я понял, что совершенно упал в его глазах - перешел из разряда богов-демиургов в разряд бессильных писарей.

Он вообще этого не знал. Не знал, что Автор и Рассказчик - это, вообще говоря, разные сущности. Более того, не подозревал о существовании Рассказчика вообще - для него Автор был единственным и всесильным Создателем.
Вообще говоря, и мне тоже ни разу не приходило в голову, как соотносятся герои и рассказчик. Для меня все по ту сторону меня - и герои, и тот голос, что нашептывал мне слова истории, то затихая, то возникая снова в голове, то уходя в туман, то появляясь с ясным и логичным сюжетом - для меня они были частью одного целого, с взаимопроникновением сюжетных знаний и общей картины.

Мы оба были слепы.
Мы оба по-прежнему остались слепы.
Трудяга, искатель приключений, вечный путник, благородный рыцарь Роберт - поверь мне, ее убил не я.

- И все-таки это ты, - не унимался он. - Я искал тебя пятнадцать лет. И я не уйду отсюда, пока ты мне ее не вернешь.
- Но как я могу вернуть ее там, в прошлом? - спросил я его. - Ведь прошлое уже прошло, минуло. Его не вернешь.
- Очень просто, - сказал он. - У тебя есть моя книга?
- Пока еще нет, - сообщил я. - Я еще не посылал в издательство. У меня есть рукопись, распечатка.
- Отлично,- обрадовался он. - Лучше просто и быть не может. Где же она?
Я подумал, что это должен быть полный сюр, отдельный сюжет и математическая рекурсия - герой рукописи, держащий в руках эту самую рукопись. Рекламный трюк продажного художника - как Маленькая Русалочка, указывающая на собственную статую в Копенгагене.

- Дай мне бумагу и ручку, - попросил он.
Я принес большие разлинованные листы формата A4. Хорошая, мелованная бумага.
- А теперь уйди, - сказал он.
- Но я у себя дома, - удивился я. - Куда же мне уходить?
- Уйди, - сказал он. - Куда хочешь.

Я проснулся в любимом "директорском" кресле с подлокотниками - я уже не раз засыпал в нем, раздумывая над перипетиями сюжета.
"Ну и сон", - подумал я, - "приснится же такой логичный и качественный бред". Я достаточно насмотрелся и начитался научной фантастики, чтобы понять, откуда моему спящему мозгу могла придти в голову такая идея. Сон, кстати говоря, сохранился в моей памяти очень ярко, четко и подробно, что было довольно необычно - как правило, сны немедленно улетучивались из моей головы еще по дороге к пробуждению, не оставляя шансов их запомнить.

Я встал и прошелся по комнате.
Рядом с ксероксом лежала незнакомая пачка листов, исписанная мелким почерком. Почерк был тоже незнаком - с резкими очертаниями заглавных букв и длинными промежутками между словами. Абзацы разделялись нумерацией, а сама рукопись была почему-то на испанском. И все это странным образом кореллировало с моим странным сном и моим неожиданным литературным гостем.

Я приказал себе не верить в глупости. Чудес не бывает, сказал я себе. Чудеса бывают только в сказках, в фантастических фильмах и святочных историях. В реальном бренном мире чудес нет, есть только мечты о них.
Ради любопытства я все же набил в онлайновом переводчике первую страницу рукописи - испанского в нужном объеме я не знал.

И обомлел. У меня закружилась голова, и я схватился изо всех сил за подлокотники кресла. Знакомый предметный мир падал и рушился, он рвался на части, и в дырах сквозил страшный в своей непредсказуемости мир фантазии. Это было похоже на начинающую шизофрению. Но это было правдой.

Передо мной были четко расписанные и подобранные к моей повести дополнения и исправления - с указанием страниц и абзацев. Я перевел и остальную часть рукописи - передо мной был мастерски, эмоционально и красочно расписанный сценарий спасения Сильвии. Каким-то странным образом автор и переводчик сумели сохранить мой собственный стиль и мой язык - мои отрывистые предложения с особым, иногда мешающим мне, строением речи - английский не был моим родным языком.

Он все-таки спас свою даму. Чертов бродяга Роберт, благородный рыцарь, пробивший стены нарисованного на бумаге мира.

С моей точки зрения, сюжет потерял при этом некую присущую драматичность. Потерял напряженность и, пожалуй, большую часть своих внутренних связей и своего смысла. Я нещадно ругал себя, делая все эти правки - мне было стыдно как перед самим собой, так и перед будущими читателями.

Но не мог же я ему отказать. Хотя бы потому что...

...теоретически, с точки зрения причино-следственных связей, этой встречи теперь не могло уже быть - ведь Сильвия спасена, и не было теперь никакого смысла искать меня пятнадцать лет. Более того, ее не могло быть по той причине, что..

... они так и не поженились. Сильвия вышла замуж за другого. Она была невероятно благодарна Роберту за спасение, но благодарности оказалось недостаточно, чтоб полюбить...

...а Роберт погиб на последней странице, случайно, бессмысленно и трагично. Будто они обменялись жизнями, будто для него как для героя повествования не было продолжения дальше. И это тоже находилось в той рукописи на испанском, и я призадумался, кто же ее писал, на самом деле. Кто был ее рассказчиком.

Чертов тихий, вкрадчивый голос.