Новые мифы
Читал найденную незаурядную книгу - М. Пащенко, Сюжет для мистерии: Парсифаль - Китеж - Золотой Петушок (историческая поэтика оперы в канун модерна). 2018.
Незаурядные книги видны издалека. Они выше своих тем; скажем, книги Арнольда (популярные) имеет смысл читать всем, независимо от степени тупости в математике: вдруг в уме просквозит и что-нибудь станет понятно - даже и вне связи с непосредственным содержанием книги. Такое встречается - в этом блоге я несколько раз рассказывал о незаурядных книгах, странных, непривычных, часто непризнанных профессионалами - или, напротив, сразу становящихся классикой.
О чем эта книга Пащенко... Ну да, можно написать что-то о содержании. Опера, Вагнер и вагнерианство, драма Парцифаль, рецепция у Римского-Корсакова, создание русского мифа... Не интересно? а потому что это так не передается. Так можно объяснить только заурядную книгу, а такую - нет, содержание тут играет иную роль.
Книга трудная для читателя. Автор был в тяжком положении. Предмет его изложения знают немногие профессионалы, и они настроены против его концепции, причем совсем против - типа "так нельзя смотреть, это будет чушь". Тем самым книгу для профессионалов писать нельзя и незачем - они фыркнут, и всё. Есть широкий круг любителей- зрители, публика оперы. Книга ведь об опере, о немецкой и русской опере... Много любителей оперы? очень? Опять же, рассчитывать, что книга - для поклонников оперного искусства - не очень хороший ход. Там многое сильно выступает далеко за тематику оперы. Книга популярная и для всех..... Но в сложно объясняемом смысле. Проще всего сказать так: она требует от читателя уровня, но не специальных знаний (в искусствоведении, филологии, истории культуры и пр.), а просто - уровня. Иначе ее не прочесть. Автор не стал приспускать уровень для читателя - пусть прочтет тот, кто сможет. Он говорит на естественном для него языке и чувствуется: для него этот язык прост, это не умовыкручивательные обороты, автор в самом деле думает таким языком. Другое дело, что для многих читателей этот его естественный умственный уровень покажется шумом, бессмысленной болтовней и пустым плетением словес.
Так что книга трудная для чтения - причем "всем", и при этом - "популярная", поскольку автор говорит - если вдуматься - вполне ясные вещи, не злоупотребляет терминами, поясняет реалии - конечно, это не специальный текст, рассчитанный на специалистов. И в то же время назвать такой текст популярным - ну очень странно. Тут стоит проблема современной популяризации: для чего она? В XIX в. это не было проблемой, и сейчас популяризаторы обычно просто повторяют анахронические аргументы просвещенцев из позапрошлого века. Сейчас популяризация знаний - проблемна. Для кого? Кто этим интересуется? Кто сможет это читать? И многие другие очень непростые вопросы. Представьте только самую первую ступеньку ответа: образ результата ответа на вопрос. На эти вопросы (о назначении популярной книги) отвечают названиями социальных групп. Для школьников. Домохозяек. Студентов. Научных сотрудников. То есть ответ формулируется как список социальных групп, которым назначен продукт - популярная книга. Но социум сейчас очень меняется, социальные группы в нем многие - умерли, многие - совсем новые, еще без названий. Можно ли отвечать названиями групп? А вообще - может быть, надо названиями не социальных групп, а - психологических? Или - этических? То есть популярный текст в XXI веке назначен не "людям интеллектуального труда других специальностей", не "студентам и аспирантам", а - людям с определенным типом намерений относительно своей жизни, с определенным устройством личной этики. Может так быть? И там дальше еще столько же непонятностей в ответе на самые простые вопросы про популярную литературу.
Так вот - содержание. Вагнер, опера, Парцифаль, Корсаков... Это - средства. Когда художник рисует картину, он может пользоваться кистью. Но рисует он не кисть. Всё, что можно написать про содержание книги - это детальное описание кисти автора. Какая ручка, как крепятся волоски, сколько их, толщина, гибкость... Даже если речь пойдет о красках, картина - это не совокупность пятен, она создана красками, но не исчерпана краской. А что он рисует? Это ведь самое важное при описании книги. То, для чего было нужно излагать данное содержание. Можно поручиться - большинство читателей не относятся к поклонникам оперы, и зачем им излагать тонкую фактуру рецепции Вагнера в Германии и России, замолчанную официальными вагнероведами, мелкие детали изменений репутации Корсакова в России? Если это делать, то получится изложение "почему это всё совершенно не интересно в двадцать шестых".
Итак - зачем это содержание? О! Вот тут ответ, зачем автор написал книгу в семьсот страниц. Видите ли, то, что сейчас происходит в мире - это дыра в мире идей. Людям нечем жить. Потому что живут люди, конечно, не потреблением, комфортом и прочей штукой, от этого потребления они только самоубийствами кончают, а живут люди идеями: это ответ на вопрос: "зачем живешь?" Причем не кому другому ответ, а себе. Итак, почти совсем нет идей. Они - все прежние - упали, заплеваны, лживы, несостоятельны и безумны. А как же жить? То есть - зачем? В ответ надо либо идеи творить, либо оживлять сотворенные. Если сказать это очень плоским и неправильным (зато более понятным) языком, это будет - слагать мифы. Нужны современные мифы, живые, действенные, обладающие силой идеи и призывающие людей действовать для своего осуществления. Без этого всё мертво.
И автор именно этим и занимается. Он берет старинный миф христианского посвящения - миф о Парцифале, миф о Граале. И смотрит недавнюю - всего за последние лет двести - его историю. Вот Вагнер, как он сделал его, этот миф (ведь Вагнер был сознательным мифотворцем - он пытался создать миф, которым могла бы жить Европа), как был не понят - и остается непонят, при всей славе (именно вагнерианцами и не понят... как это обычно и бывает). Вот умирание центральной Европы - и мифу негде жить, потому что духовная жизнь немцев... Тут лакуна, нечитаемый отрывок, потому что не надо этого говорить. Но миф воспринят в России. Воспринят - это не скопирован, это - переделан. Римский-Корсаков создает несколько мифов, способных жить в русской культуре. Это - возможность жизни вагнеровских мифов, в их обновленном варианте, очищенном от примесей неверного понимания, сложившегося в Европе. И вот судьба этих мифов в России, следующее забвение и непонимание... Автор встает в эту череду людей, создающих миф, который может быть живым.
Это очень важный момент. Сейчас господствующее (и неправильное, конечно) понимание - конструктивистское. Миф продвигают, это типа рекламного продукта. Кому-то плачено, он заманивает. Миф понимается как ложь, в которую отчего-то предлагается верить (в психотерапевтических целях: чтобы жить было легчн). Ну, на этом уровне вообще незачем говорить. Дело обстоит совершенно иначе. Мифы не ложь, они более реальны, а не менее реальны, чем привычный "существующий" мир. На русской культурной почве (как и на любой иной) совершенно не любой миф может жить. Даже из числа настоящих мифов (потому что есть еще поддельные, и это опять же совсем другой по уровню разговор). Настоящие мифы не всегда могут жить - иные непригодны нашему времени (одни еще в будущем, другие уже в прошлом). Именно поэтому идейный вакуум - трудно отыскать миф настоящий, пригодный этой стране и этому времени. А когда такой найден - это очень важное событие. Таких мифов крайне мало. И вот автор нашел такой миф - который важен, животворящ, необходим современной русской культуре и обществу. Тем самым книга - это и есть преподнесение читателям этого живого мифа. Или, если точнее - возможности живого мифа. Это не сам миф (сам - живет не в книге...), это его потенция: пламя вероятности, колеблющийся огонек возможности. Все семьсот страниц - это протянутые читателю ладони, сложенные раскрытые ладони, в которых бьется эта возможность мифа. Кто может - возьми.
История оперного искусства, судьба наследия Римского-Корсакова, сюжет о граде Китеже и история про Золотого Петушка - это всего лишь кисть, которой пользуется художник, чтобы показать: вот как сейчас живет смысл. Он в сюжете Парсифаля, в уходящем Китеже. в смехе Золотого Петушка. Вот что надо делать, вот чем можно жить.
То, что питает жизнь и искусство, в новое время засыхает и загрязняется (не первый век засыхает, но - с новой силой). И Вагнер (и Ницше) пытался создать новое, особенное искусство, способное жить в изменившемся времени. Потом в конце XIX в. и начале ХХ символисты в России тоже пытались создать новое искусство, которое могло бы жить. Было множество попыток, их не понимали, они не понимали друг друга и сами себя, но все же можно сквозь множество ошибок различить те смыслы, которые могли бы составлять современную мистерию.
Именно в этом смысле - редкая, незаурядная книга. Мало кто сейчас осмеливается сейчас стоять (искренне) в этой позе - протягивая людям руки, в которых нечто живое. Во-первых, такого нет (и не может быть, вы же понимаете, что это пустые слова, ну как можно поверить, что возможно что-то живое?), во вторых - это пафос, фу, в третьих - безумие думать, что современным искусством может быть опера... И в самом деле - автор, конечно, мог ошибиться. Может быть, он недостаточно ясно понял, чем могла бы быть современная мистерия? Может быть, он неверно описал дорогу, которой следует идти, чтобы создавать живое искусство в мертвое время? Но в любом случае, конечно, редкая книга. Имеет смысл посмотреть - вдруг подойдет по уровню.
Сейчас ведь много, на самом деле говорят об этом. Где, спрашивают, современная русская литература? Не прямо уж "великая", но - достойная быть включенной в ряд. Где поэзия, спрашивают? Где настоящие поэты XXI века? Спрашивают о музыке... Можно услышать ответы: перебор имен. Или: мол, музыка исчерпала себя, единственно-живое, что есть - это рэп. Остальное - это попса для стариков, а ничего хуже попсы для престарелых придумать нельзя. И тут же: рэп - это мертвое дело, это пузыри в трясине, если смотреть всерьез - этого ничего нет. А что же такое - настоящее, не склонившееся под формат падающего и низкого по собственному выбору мира, а - настоящее искусство?
Ну вот, автор - нашел, отвечает.
Незаурядные книги видны издалека. Они выше своих тем; скажем, книги Арнольда (популярные) имеет смысл читать всем, независимо от степени тупости в математике: вдруг в уме просквозит и что-нибудь станет понятно - даже и вне связи с непосредственным содержанием книги. Такое встречается - в этом блоге я несколько раз рассказывал о незаурядных книгах, странных, непривычных, часто непризнанных профессионалами - или, напротив, сразу становящихся классикой.
О чем эта книга Пащенко... Ну да, можно написать что-то о содержании. Опера, Вагнер и вагнерианство, драма Парцифаль, рецепция у Римского-Корсакова, создание русского мифа... Не интересно? а потому что это так не передается. Так можно объяснить только заурядную книгу, а такую - нет, содержание тут играет иную роль.
Книга трудная для читателя. Автор был в тяжком положении. Предмет его изложения знают немногие профессионалы, и они настроены против его концепции, причем совсем против - типа "так нельзя смотреть, это будет чушь". Тем самым книгу для профессионалов писать нельзя и незачем - они фыркнут, и всё. Есть широкий круг любителей- зрители, публика оперы. Книга ведь об опере, о немецкой и русской опере... Много любителей оперы? очень? Опять же, рассчитывать, что книга - для поклонников оперного искусства - не очень хороший ход. Там многое сильно выступает далеко за тематику оперы. Книга популярная и для всех..... Но в сложно объясняемом смысле. Проще всего сказать так: она требует от читателя уровня, но не специальных знаний (в искусствоведении, филологии, истории культуры и пр.), а просто - уровня. Иначе ее не прочесть. Автор не стал приспускать уровень для читателя - пусть прочтет тот, кто сможет. Он говорит на естественном для него языке и чувствуется: для него этот язык прост, это не умовыкручивательные обороты, автор в самом деле думает таким языком. Другое дело, что для многих читателей этот его естественный умственный уровень покажется шумом, бессмысленной болтовней и пустым плетением словес.
Так что книга трудная для чтения - причем "всем", и при этом - "популярная", поскольку автор говорит - если вдуматься - вполне ясные вещи, не злоупотребляет терминами, поясняет реалии - конечно, это не специальный текст, рассчитанный на специалистов. И в то же время назвать такой текст популярным - ну очень странно. Тут стоит проблема современной популяризации: для чего она? В XIX в. это не было проблемой, и сейчас популяризаторы обычно просто повторяют анахронические аргументы просвещенцев из позапрошлого века. Сейчас популяризация знаний - проблемна. Для кого? Кто этим интересуется? Кто сможет это читать? И многие другие очень непростые вопросы. Представьте только самую первую ступеньку ответа: образ результата ответа на вопрос. На эти вопросы (о назначении популярной книги) отвечают названиями социальных групп. Для школьников. Домохозяек. Студентов. Научных сотрудников. То есть ответ формулируется как список социальных групп, которым назначен продукт - популярная книга. Но социум сейчас очень меняется, социальные группы в нем многие - умерли, многие - совсем новые, еще без названий. Можно ли отвечать названиями групп? А вообще - может быть, надо названиями не социальных групп, а - психологических? Или - этических? То есть популярный текст в XXI веке назначен не "людям интеллектуального труда других специальностей", не "студентам и аспирантам", а - людям с определенным типом намерений относительно своей жизни, с определенным устройством личной этики. Может так быть? И там дальше еще столько же непонятностей в ответе на самые простые вопросы про популярную литературу.
Так вот - содержание. Вагнер, опера, Парцифаль, Корсаков... Это - средства. Когда художник рисует картину, он может пользоваться кистью. Но рисует он не кисть. Всё, что можно написать про содержание книги - это детальное описание кисти автора. Какая ручка, как крепятся волоски, сколько их, толщина, гибкость... Даже если речь пойдет о красках, картина - это не совокупность пятен, она создана красками, но не исчерпана краской. А что он рисует? Это ведь самое важное при описании книги. То, для чего было нужно излагать данное содержание. Можно поручиться - большинство читателей не относятся к поклонникам оперы, и зачем им излагать тонкую фактуру рецепции Вагнера в Германии и России, замолчанную официальными вагнероведами, мелкие детали изменений репутации Корсакова в России? Если это делать, то получится изложение "почему это всё совершенно не интересно в двадцать шестых".
Итак - зачем это содержание? О! Вот тут ответ, зачем автор написал книгу в семьсот страниц. Видите ли, то, что сейчас происходит в мире - это дыра в мире идей. Людям нечем жить. Потому что живут люди, конечно, не потреблением, комфортом и прочей штукой, от этого потребления они только самоубийствами кончают, а живут люди идеями: это ответ на вопрос: "зачем живешь?" Причем не кому другому ответ, а себе. Итак, почти совсем нет идей. Они - все прежние - упали, заплеваны, лживы, несостоятельны и безумны. А как же жить? То есть - зачем? В ответ надо либо идеи творить, либо оживлять сотворенные. Если сказать это очень плоским и неправильным (зато более понятным) языком, это будет - слагать мифы. Нужны современные мифы, живые, действенные, обладающие силой идеи и призывающие людей действовать для своего осуществления. Без этого всё мертво.
И автор именно этим и занимается. Он берет старинный миф христианского посвящения - миф о Парцифале, миф о Граале. И смотрит недавнюю - всего за последние лет двести - его историю. Вот Вагнер, как он сделал его, этот миф (ведь Вагнер был сознательным мифотворцем - он пытался создать миф, которым могла бы жить Европа), как был не понят - и остается непонят, при всей славе (именно вагнерианцами и не понят... как это обычно и бывает). Вот умирание центральной Европы - и мифу негде жить, потому что духовная жизнь немцев... Тут лакуна, нечитаемый отрывок, потому что не надо этого говорить. Но миф воспринят в России. Воспринят - это не скопирован, это - переделан. Римский-Корсаков создает несколько мифов, способных жить в русской культуре. Это - возможность жизни вагнеровских мифов, в их обновленном варианте, очищенном от примесей неверного понимания, сложившегося в Европе. И вот судьба этих мифов в России, следующее забвение и непонимание... Автор встает в эту череду людей, создающих миф, который может быть живым.
Это очень важный момент. Сейчас господствующее (и неправильное, конечно) понимание - конструктивистское. Миф продвигают, это типа рекламного продукта. Кому-то плачено, он заманивает. Миф понимается как ложь, в которую отчего-то предлагается верить (в психотерапевтических целях: чтобы жить было легчн). Ну, на этом уровне вообще незачем говорить. Дело обстоит совершенно иначе. Мифы не ложь, они более реальны, а не менее реальны, чем привычный "существующий" мир. На русской культурной почве (как и на любой иной) совершенно не любой миф может жить. Даже из числа настоящих мифов (потому что есть еще поддельные, и это опять же совсем другой по уровню разговор). Настоящие мифы не всегда могут жить - иные непригодны нашему времени (одни еще в будущем, другие уже в прошлом). Именно поэтому идейный вакуум - трудно отыскать миф настоящий, пригодный этой стране и этому времени. А когда такой найден - это очень важное событие. Таких мифов крайне мало. И вот автор нашел такой миф - который важен, животворящ, необходим современной русской культуре и обществу. Тем самым книга - это и есть преподнесение читателям этого живого мифа. Или, если точнее - возможности живого мифа. Это не сам миф (сам - живет не в книге...), это его потенция: пламя вероятности, колеблющийся огонек возможности. Все семьсот страниц - это протянутые читателю ладони, сложенные раскрытые ладони, в которых бьется эта возможность мифа. Кто может - возьми.
История оперного искусства, судьба наследия Римского-Корсакова, сюжет о граде Китеже и история про Золотого Петушка - это всего лишь кисть, которой пользуется художник, чтобы показать: вот как сейчас живет смысл. Он в сюжете Парсифаля, в уходящем Китеже. в смехе Золотого Петушка. Вот что надо делать, вот чем можно жить.
То, что питает жизнь и искусство, в новое время засыхает и загрязняется (не первый век засыхает, но - с новой силой). И Вагнер (и Ницше) пытался создать новое, особенное искусство, способное жить в изменившемся времени. Потом в конце XIX в. и начале ХХ символисты в России тоже пытались создать новое искусство, которое могло бы жить. Было множество попыток, их не понимали, они не понимали друг друга и сами себя, но все же можно сквозь множество ошибок различить те смыслы, которые могли бы составлять современную мистерию.
Именно в этом смысле - редкая, незаурядная книга. Мало кто сейчас осмеливается сейчас стоять (искренне) в этой позе - протягивая людям руки, в которых нечто живое. Во-первых, такого нет (и не может быть, вы же понимаете, что это пустые слова, ну как можно поверить, что возможно что-то живое?), во вторых - это пафос, фу, в третьих - безумие думать, что современным искусством может быть опера... И в самом деле - автор, конечно, мог ошибиться. Может быть, он недостаточно ясно понял, чем могла бы быть современная мистерия? Может быть, он неверно описал дорогу, которой следует идти, чтобы создавать живое искусство в мертвое время? Но в любом случае, конечно, редкая книга. Имеет смысл посмотреть - вдруг подойдет по уровню.
Сейчас ведь много, на самом деле говорят об этом. Где, спрашивают, современная русская литература? Не прямо уж "великая", но - достойная быть включенной в ряд. Где поэзия, спрашивают? Где настоящие поэты XXI века? Спрашивают о музыке... Можно услышать ответы: перебор имен. Или: мол, музыка исчерпала себя, единственно-живое, что есть - это рэп. Остальное - это попса для стариков, а ничего хуже попсы для престарелых придумать нельзя. И тут же: рэп - это мертвое дело, это пузыри в трясине, если смотреть всерьез - этого ничего нет. А что же такое - настоящее, не склонившееся под формат падающего и низкого по собственному выбору мира, а - настоящее искусство?
Ну вот, автор - нашел, отвечает.