Теозоология и словарь значений изображений и жестов
Это по сути словарь соответствий текстовых и изобразительных символов в христианской средневековой демонологии. Часть - описание животных, представленных на иконах и картинах с изображениями Сатаны и ада. Часть из них - образы Сатаны, другие - сопутствуют. Тут разные неожиданности - например, одно и то же животное в равной мере представляет и Сатану, и Христа: лев часто является образом дьявола, и столь же часто - образом Христа.
Не только животные: тут представления о дьяволе, о грехе, жесты, которыми обозначали дьявольское присутствие на картинах и т.п. То есть это расшифровка демонических образов. Начиная от самых обычных деталей (дьявол дан в прыжке, с поднятой ногой - неустойчивая поза противопоставлена обычной для фигур ангелов устойчивости, прочном стоянии на двух ногах) и до редкостей (крылья на заднице у одного из бесов): унаследованная от ангелов природа позволяет бесам быть крылатыми, но извращенная их натура приводит к расположению крыльев на ногах и на попе. И таких частных примеров с расшифровками - великое множество. Современники считывали далеко не всё, это им казалось чудесным и странным, но разобраться в сплетениях образов все же можно.
Махов А. Е.
Средневековый образ: между теологией и риторикой. Опыт толкования визуальной демонологии. -М.: Издательство Кулагиной-lntrаdа, 2011. -256 с.
Оставив нам огромный мир изображений, Средневековье далеко не всегда сопроводило их толкованием и «инструкцией по применению». Средневековые мастера не давали комментариев своим творениям - и если уже их современник, Бернар Клервоский, недоумевал, что делает здесь, в монастыре, «вся эта смешная чудовищность, эта странная безобразная красота, или прекрасное безобразие», то что говорить о нас?
Нам остается лишь догадываться, «что делает» в данном контексте то или иное изображение, что значат те или иные его черты (и значат ли они вообще что либо ). Выстраивая цепь таких догадок, мы исходили из гипотезы, что средневековый образ аналогичен поэтическому повествованию (narratio poetica), которое, в свою очередь - в соответствии со средневековыми представлениями - распадается на теологическую и риторическую составляющие. Изображение - это богословский смысл под хитросплетенным риторическим покровом.
Соотнося элементы изображений с отдельными мотивами христианского мифа о падшем ангеле в его средневековом понимании, мы реконструировали в общих чертах визуальную версию этого мифа. Именно она и составляет то, что можно назвать теологией образа. Однако не все компоненты визуального образа можно истолковать как фигуры смыслов. Образ дьявола украшен (в средневековом пони мании этого слова) и сам служит украшением, и потому часть его составляющих являются фигурами не в богословском, а в риторическом смысле: они служат не цели теологического иносказания, но целям риторической комбинаторики, включаясь в игру изобразительных мотивов (добавлений, убавлений, перестановок, замен), которая и создает украшенность изображения.
Некоторые элементы изображения включены и в теологический, и в риторический план. Так, торчащие дыбом волосы на теологическом уровне являются фигурой гнева (или ужаса); но они могут включаться и в комбинаторную игру, приобретая на риторическом уровне характер фигуры добавления или перестановки (если, например, рисунок этих волос зеркально-симметрично повторен в бороде или на бедренной повязке демона).
Для средневекового человека красота возникает лишь из «соединения противоположного» (Иоанн Скот Эригена), и потому демонические изображения - ее естественная и необходимая часть. Последующие эпохи этого уже не понимали, уничтожая, вымарывая, исчеркивая изображения демонов в храмах и рукописях, казавшиеся им избыточными: многие из приводимых нами изображений повреждены благочестивыми потомками, которые уже не мог л и разделить убеждение Эригены, что «Злобность нечистых духов» не оскверняет красоту храма, «но поистине ее преумножает».
И все же не будем забывать и о том, что выбранный нами пласт средневековой образности не мыслился как самостоятельный: он получает смысл лишь как часть общей гармонии мира. Нет случайности в том, что многоголосная музыка как согласие разных голосов была изобретена именно в эпоху Средневековья, которая называла полифонию диафонией, разногласием. Визуальная культура Средневековья - это тоже многоголосие, и нам удалось проследить лишь за одним из голосов, составляющих эту зримую музыку
Не только животные: тут представления о дьяволе, о грехе, жесты, которыми обозначали дьявольское присутствие на картинах и т.п. То есть это расшифровка демонических образов. Начиная от самых обычных деталей (дьявол дан в прыжке, с поднятой ногой - неустойчивая поза противопоставлена обычной для фигур ангелов устойчивости, прочном стоянии на двух ногах) и до редкостей (крылья на заднице у одного из бесов): унаследованная от ангелов природа позволяет бесам быть крылатыми, но извращенная их натура приводит к расположению крыльев на ногах и на попе. И таких частных примеров с расшифровками - великое множество. Современники считывали далеко не всё, это им казалось чудесным и странным, но разобраться в сплетениях образов все же можно.
Махов А. Е.
Средневековый образ: между теологией и риторикой. Опыт толкования визуальной демонологии. -М.: Издательство Кулагиной-lntrаdа, 2011. -256 с.
Оставив нам огромный мир изображений, Средневековье далеко не всегда сопроводило их толкованием и «инструкцией по применению». Средневековые мастера не давали комментариев своим творениям - и если уже их современник, Бернар Клервоский, недоумевал, что делает здесь, в монастыре, «вся эта смешная чудовищность, эта странная безобразная красота, или прекрасное безобразие», то что говорить о нас?
Нам остается лишь догадываться, «что делает» в данном контексте то или иное изображение, что значат те или иные его черты (и значат ли они вообще что либо ). Выстраивая цепь таких догадок, мы исходили из гипотезы, что средневековый образ аналогичен поэтическому повествованию (narratio poetica), которое, в свою очередь - в соответствии со средневековыми представлениями - распадается на теологическую и риторическую составляющие. Изображение - это богословский смысл под хитросплетенным риторическим покровом.
Соотнося элементы изображений с отдельными мотивами христианского мифа о падшем ангеле в его средневековом понимании, мы реконструировали в общих чертах визуальную версию этого мифа. Именно она и составляет то, что можно назвать теологией образа. Однако не все компоненты визуального образа можно истолковать как фигуры смыслов. Образ дьявола украшен (в средневековом пони мании этого слова) и сам служит украшением, и потому часть его составляющих являются фигурами не в богословском, а в риторическом смысле: они служат не цели теологического иносказания, но целям риторической комбинаторики, включаясь в игру изобразительных мотивов (добавлений, убавлений, перестановок, замен), которая и создает украшенность изображения.
Некоторые элементы изображения включены и в теологический, и в риторический план. Так, торчащие дыбом волосы на теологическом уровне являются фигурой гнева (или ужаса); но они могут включаться и в комбинаторную игру, приобретая на риторическом уровне характер фигуры добавления или перестановки (если, например, рисунок этих волос зеркально-симметрично повторен в бороде или на бедренной повязке демона).
Для средневекового человека красота возникает лишь из «соединения противоположного» (Иоанн Скот Эригена), и потому демонические изображения - ее естественная и необходимая часть. Последующие эпохи этого уже не понимали, уничтожая, вымарывая, исчеркивая изображения демонов в храмах и рукописях, казавшиеся им избыточными: многие из приводимых нами изображений повреждены благочестивыми потомками, которые уже не мог л и разделить убеждение Эригены, что «Злобность нечистых духов» не оскверняет красоту храма, «но поистине ее преумножает».
И все же не будем забывать и о том, что выбранный нами пласт средневековой образности не мыслился как самостоятельный: он получает смысл лишь как часть общей гармонии мира. Нет случайности в том, что многоголосная музыка как согласие разных голосов была изобретена именно в эпоху Средневековья, которая называла полифонию диафонией, разногласием. Визуальная культура Средневековья - это тоже многоголосие, и нам удалось проследить лишь за одним из голосов, составляющих эту зримую музыку