Взгляд из поезда, который не едет
Я теперь знаю, что Вишера не столько Большая, сколько Долгая: стояли в ней 69 минут без всякой видимой цели, напротив бездыханной кирпичной трубы с надписью «1959». Ни в вагоне, ни снаружи - никакого движения. Чувство общей обездвиженности - внешней, внутренней. Наверное, это к лангольерам.
- К мужу приехал друг, дальневосточный пограничник, - повествует соседка. - И вот он рассказывал, что тамошние бойцы выгодно продали полтора метра границы…
- Что значит «продали»? Как - «продали»?
- Ну, вот так. Взяли и продали. Теперь это такое окно в Россию. И через это окно туда всякие лезут, а наши их не трогают…
Святослав крадётся к последнему купе - там живут такса и приписанная к ней хозяйка. Заслышав шаги, а шаги в вагоне не затихают, такса орёт. Святослав бегом возвращается на исходную позицию - почти в начало вагона, встаёт в боевую позу, машет кулаком и кричит с сильным акцентом трёхлетнего человека:
- Ну погоди, собака!
Вишера, Вишера. Ни разу не большая, неоправданно долгая. Через полчаса великого стояния некоторые не выдерживают и вылезают из вагонов, им кажется, что там должно быть интереснее. Это такая общечеловеческая иллюзия. Ещё через пару минут слышатся хрипы - местный диспетчер включил матюгальник.
- Магазинов здесь нет, - деловито сообщает невидимая женщина из невидимой рубки. Её голос разносится далеко. - Можете даже и не искать.
В соседнем купе - 6-летняя девочка. В течение пяти минут ходит перед нашей открытой дверью. Ходит и смотрит. Как в анекдоте про Штирлица: бежал рядом с машиной и делал вид, что гуляет. Наконец решительно заходит, руки в бока:
- Скажите, пожалуйста, а что это вы всё на меня смотрите и смотрите?
Ещё через пару минут, доверительным шепелявым шёпотом:
- Скажите, а у меня помаду видно?
- Видно, видно.
(довольно) - Это светло-красная, называется «вишнёвая».
Вишера, Вишера. В одной из точек мироздания мы уже тронулись с места - и мы тронулись, и поезд тоже, все тронулись, в другой точке уже давно оттуда уехали, в третьей - всё ещё стоим там, напротив трубы «1959».
Впереди и позади - много станций, мостов, сёл. Много скудных перелесков и затопленных огородов, много сооружений из разнородных кусков убогой материи. Много солнца и ветра. Много предопределённости и неопределённости.
Много кофе, мало сна. И попытки понять принципиальную разницу между пунктами А и Б, и мельком - нечто несущественное, про брешь в границе, и ещё помышление о том, что путь от себя ничуть не короче и не проще, чем путь к себе.
И собака, эта вечно орущая собака из последнего купе.
- К мужу приехал друг, дальневосточный пограничник, - повествует соседка. - И вот он рассказывал, что тамошние бойцы выгодно продали полтора метра границы…
- Что значит «продали»? Как - «продали»?
- Ну, вот так. Взяли и продали. Теперь это такое окно в Россию. И через это окно туда всякие лезут, а наши их не трогают…
Святослав крадётся к последнему купе - там живут такса и приписанная к ней хозяйка. Заслышав шаги, а шаги в вагоне не затихают, такса орёт. Святослав бегом возвращается на исходную позицию - почти в начало вагона, встаёт в боевую позу, машет кулаком и кричит с сильным акцентом трёхлетнего человека:
- Ну погоди, собака!
Вишера, Вишера. Ни разу не большая, неоправданно долгая. Через полчаса великого стояния некоторые не выдерживают и вылезают из вагонов, им кажется, что там должно быть интереснее. Это такая общечеловеческая иллюзия. Ещё через пару минут слышатся хрипы - местный диспетчер включил матюгальник.
- Магазинов здесь нет, - деловито сообщает невидимая женщина из невидимой рубки. Её голос разносится далеко. - Можете даже и не искать.
В соседнем купе - 6-летняя девочка. В течение пяти минут ходит перед нашей открытой дверью. Ходит и смотрит. Как в анекдоте про Штирлица: бежал рядом с машиной и делал вид, что гуляет. Наконец решительно заходит, руки в бока:
- Скажите, пожалуйста, а что это вы всё на меня смотрите и смотрите?
Ещё через пару минут, доверительным шепелявым шёпотом:
- Скажите, а у меня помаду видно?
- Видно, видно.
(довольно) - Это светло-красная, называется «вишнёвая».
Вишера, Вишера. В одной из точек мироздания мы уже тронулись с места - и мы тронулись, и поезд тоже, все тронулись, в другой точке уже давно оттуда уехали, в третьей - всё ещё стоим там, напротив трубы «1959».
Впереди и позади - много станций, мостов, сёл. Много скудных перелесков и затопленных огородов, много сооружений из разнородных кусков убогой материи. Много солнца и ветра. Много предопределённости и неопределённости.
Много кофе, мало сна. И попытки понять принципиальную разницу между пунктами А и Б, и мельком - нечто несущественное, про брешь в границе, и ещё помышление о том, что путь от себя ничуть не короче и не проще, чем путь к себе.
И собака, эта вечно орущая собака из последнего купе.