(фото и дизайн афиши-мои)
В начале этого лета мне режиссер Сергей Землянский предложил сделать к готовящемуся в филиале театра им. Пушкина спектаклю "Материнское поле" ( по Ч. Айтматову) фотосъемку и афишу. Я не раздумывая согласилась. Работа над фотографиями не ограничивалась одним днем непосредственной съемки. Это была одна из моих самых кропотливых работ, самых долгорождающихся. Все лето я читала-перечитывала повесть, в голове выкладывая по полочкам зарождающиеся во мне картинки, готовилась морально, чтоб понять, прочувствовать. Также шла работа и над поиском места для съемки: это должно было быть что то исконно русское, рифмующееся со словами: "родной, душа, семья, ценность, любовь". Поэтому в день фотосъемки мы отправились за город в русское поле, где ветер и желтый цвет солнца и хлеба.
Я не буду писать много об этих фотографиях. Думаю, они и сам текст повести, все скажут сами за себя.
Я лишь скажу огромное спасибо тем людям, которые работали над этой историей, которые приняли меня к себе, за их улыбки и настоящую , искреннюю доброту и жизнь в искусстве:
Режиссер-хореограф: Сергей Землянский
Артисты театра им. Пушкина:
Мать- Кармакова Анна
Рева-Рядинская Наталья
Отец- Миллер Сергей
Старший сын- Моташнев Владимир
Средний сын- Плиткин Евгений
Младший сын- Кисличенко Николай
Долгирев Родион
Невестка- Лебедева Анастасия
Панина Анастасия
Мать-Земля Кармакова Анна
Рева-Рядинская Наталья
Демина Ольга
Художественный руководитель театра: Евгений Писарев
Билеты на спектакль можно заказать:
на сайте театра им. ПушкинаВ фойе театра вчера открылась выставка моих фотографий к этому спектаклю:
Приходите! Мы все будем рады!
Я:
facebook\
vkontakte\
formspring P.S. на фотографиях присутствует два женских состава, поэтому есть некоторое несоответствие в общем повествовании. Полагаюсь на Ваше понимание данного обстоятельства.
Итак, приятного просмотра!
"В белом свежевыстиранном платье, в темном стеганом бешмете, повязанная белым платком, она медленно идет по тропе среди жнивья. Вокруг никого нет. Отшумело лето. Не слышно в поле голосов людей, не пылят на проселках машины, не видно вдали комбайнов, не пришли еще стада на стерню. За серым большаком далеко, невидимо простирается осенняя степь. Бесшумно кочуют над ней дымчатые гряды облаков. Бесшумно растекается по полю ветер, перебирая ковыль и сухие былинки, бесшумно уходит он к реке. Пахнет подмокшей в утренние заморозки травой. Земля отдыхает после жатвы. Скоро начнется ненастье, польют дожди, запорошит землю первым снегом и грянут бураны. А пока здесь тишина и покой. Не надо мешать ей. Вот она останавливается и долго смотрит вокруг потускневшими, старыми глазами. - Здравствуй, поле, - тихо говорит она." ( из повести Ч.Айтматова)
"Лет семнадцать мне было, когда на жатве я и встретила Суванкула. "..." А я и сейчас закрою глаза - и точь-в-точь вижу его, каким он был тогда. Совсем молодой еще, лет девятнадцати..."
А заря разгоралась, золотились первыми самые высокие снежные вершины гор, и ветер со степи струился навстречу синей-синей рекой. Эти летние зори были зорями нашей любви. Когда мы шли с ним вдвоем, весь мир становился иным, как в сказке. И поле - серое, истоптанное и перепаханное - становилось самым красивым полем на свете.
Вместе с нами встречал восходящую зарю ранний жаворонок. Он взлетал высоко-высоко, повисал в небе, как точка, и бился там, трепыхался, словно человеческое сердце, и столько раздольного счастья звенело в его песнях...
- Смотри, запел наш жаворонок! - говорил Суванкул.
Чудно, даже жаворонок был у нас свой.
Было это уже в новое время - дом поставили, скотом кое-каким обзавелись. Словом, стали жить как люди. А самое великое - сыновья родились у нас, трое, один за другим, как на подбор.
... А самое важное вот что: Касым женился вскоре, первая невестка порог перешагнула в дом.
... А потом как-то быстро полюбила ее, очень она мне по душе пришлась. Может, оттого, что втайне я всегда мечтала о дочери, хотелось мне иметь дочку свою.
И пустилась бежать к комбайну. Она бежала по новой комбайновой стерне стройная, молодая, в красной косынке и белом платье и, казалось, несла в руках не кувшин, а песню любящей жены. Все в ней говорило о любви.
Я благословила хлеб и, когда откусила от ломтя, ощутила во рту вродебы какой-то незнакомый вкус и запах. Это был запах комбайнерских рук -свежего зерна, нагретого железа и керосина. Я брала новые ломти, и все они припахивали керосином, но никогда не ела я такого вкусного хлеба. Потому что это был сыновний хлеб, его держал в своих комбайнерских руках мой сын. Это был народный хлеб - тех, кто вырастил его, тех, кто сидел в тот час
рядом с сыном моим на полевом стане. Святой хлеб!
Когда я добежала, наконец, то вокруг комбайна шумела толпа. Я ничего не расслышала, не разобрала. Рванулась через толпу: "Стойте! Отойдите!" Люди расступились, я потянулась к сыну, как незрячая, с дрожащими руками,
Касым шагнул навстречу, подхватил меня.
- Война, мама! - услышала я его голос будто издали.
продолжение следует.