Памяти Ирины Ковалевой
12 марта 2012 в клубе Проект О.Г.И.
(Потаповский пер., 8/12, стр. 2.
Проезд: м. Тургеневская, Чистые пруды)
в 19.00
состоится презентация книги Ирины Ковалевой
"Стихотворения 1977 - 2007"
Сергей Завьялов о стихах Ирины Ковалевой:
CARMEN SAECULARE*
Крайне трудная задача - прочесть стихи Ирины Ковалевой и сами по себе, и в контексте поэзии своего времени. А без такого прочтения они остаются в положении обломков греческих скульптур, сначала в качестве награбленного перевезенных в Рим, а затем, уже там, разбитых на куски восставшими иностранными наемниками. Кто был их автор? В споре с кем следовал именно этому, а не иному «стилю»?
Во-первых, потому, что эти стихи, будучи адресованы читателю сложного, не имеют формально выраженного усложнения для понимания (а это усложнение, на деле, является как раз облегчением для читателя, что хорошо видно на примере новогреческих высоких модернистов, которых Ирина так продуктивно переводила).
Во-вторых, потому, что сюжет книги «неочевиден» и упрятан вовнутрь так, что, кажется, не за что уцепиться.
В-третьих, потому, что неочевидно и их позиционирование на «актуальном» литературном поле: никакие социально улавливаемые сигналы от них не исходят.
Создается впечатление, что мы имеем дело с другой цивилизацией. А ведь, казалось бы, в наступающем году автору должно было исполниться только пятьдесят. Одна из Ирининых книг с горькой иронией так и называлась: «Юбилейный гимн», в обратном переводе на латынь Carmen saeculare.
И как абсолютно невозможно увидеть в себе не себя, так почти неразрешима задача прочесть близких поэтов: близких по возрасту, по культурным ценностям, по вкусам.
А, между тем, именно смерть друзей по-настоящему выявляет время, когда мы все вместе были живы. И именно она, вопреки просвещенческому благодушию, как раз и останавливает по-настоящему прекрасные мгновения.
Вот эти «мгновения» и являются, при определенном угле зрения на поэзию Ирины Ковалевой, главным «сюжетом» ее поэтической книги. Именно поэтической книги, а не «собрания стихотворений», ибо книга эта создавалась, как бы двигаясь в две стороны, с жестокой парадоксальностью: назад, где все отчетливее проступала, говоря словами Элюара, «la vie immédiate» (и поэтому там оказываются столь уместными строчки шестнадцатилетней девочки), - и вперед, где с античной обреченностью, но неантично жесткой временной определенностью открывались овидиевы «regna tristia» (несколько стихотворений с топографическими контурами этих краев невозможно читать, не сжимая зубы).
Почему оказалась возможной эта поэзия? Почему всего треть века назад оказался возможным жизненный выбор в пользу греческих и римских теней (еще в столь далеком от реализма смысле)?
Сейчас почти невозможно понять кажущиеся неминуемо самоубийственными жизненные стратегии и практики того времени. Может быть, стихи Ирины Ковалевой помогут увидеть за ними нечто, хоть как-то их объясняющее?
Эта цивилизация, оказавшись нерентабельной, ушла из «актуального пространства», как ушли и те, кто оставил о нем столь надежные словесные свидетельства. Одни, чтобы,мутировав,жить, другие, - чтобы умереть, и, как говорил Сократ, «кто получил лучшее, это ни для кого не ясно, кроме бога».
____
* Юбилейный гимн (лат.)
Из стихотворений Ирины Ковалевой:
***
Ты книжка с картинками, сердце,
В шкатулке чудесный букварь:
Откроется крышка, как дверца,
И светит волшебный фонарь.
Приблизишь глаза - там смеются,
Танцуют, подняв кружева,
Там все спасены и спасутся
И старая сказка жива.
2003
Выставка Параджанова
Пуговицы, разбитые блюдца... Так
Море выносит водоросли, песок,
Камушки, ракушки - времени мелкий шлак -
Бусины, бисерины, тесьмы кусок,
Что после обыска остается - любой пустяк,
Наконец, годится и носовой платок,
Зеркало, кукла, крылышки - пласт за пластом -
Жизнь утекла сквозь трещинку, а осадок на дне...
Ах, вино виноградное! Сердце, город и дом
Поднимаются вверх и живут в вышине.
Старые фотографии, несколько старых лент -
Больше нигде - т о т город , а в э т о т я ни ногой...
Впрочем, нет и других прошлых. Но на какой другой
Рай был больше похож, чем на Тифлис тех лет?
1993
***
Первую тысячу лет я буду слушать сакс,
Ехать в машине, июнь, закат в зеленом огне,
Или - май, сирень, окно, открытое в сад,
И ветер шевелит занавески в окне.
Шум высоких берез и сосен пасмурным днем,
Белый шиповник, и дуб, и жасмин, и клен…
Первую тысячу лет - я догадаюсь потом
И побегу, как к морю с поезда, - даже в шторм.
В Средиземном - в Эгейском - в августе - звон планет,
По созвездию плещется в каждой волне…
Первую тысячу лет, в каике, завернувшись в брезент,
Между Критом и Наксосом буду плыть на спине.
2003
***
То, как ты говоришь, - это слишком всерьез.
Я хочу этот свет, как в грузинском кино,
Этот звук, - как эхо, многоголос, -
Белый стол и белое полотно,
А за этим столом - едят ли? пьют?
Запотевший вносят кувшин с вином?
Но одно я знаю: они поют
По-грузински - здравицу - а потом
По-византийски? - что там - Иоанн Кукузел -
По-славянски? - в кружеве Рилских гор -
Как кружилось небо, когда он пел,
Замыкая мир - монастырь - и хор
Ангельский? - Нет: земля - всей землей приду
Петь - не петь - смотреть - не выпустить из зрачков:
Этот белый стол - он стоит в саду,
Этот сад - на горе, гора - высоко…
2003
Я заказываю картину
Нарисуйте стройку
в той части города, где живу я.
Это не центр и не окраина,
самый забытый район;
однако здесь строят.
На первом плане
нарисуйте кустик травы, которую все знают,
но никто не знает ее по имени.
Она похожа на розу ветров
и на седую старую деву. Когда-то
мне называли ее странное, грубое имя,
но я не слишком этому верю.
Нарисуйте
ее отражение в куске
разбитого стекла, прислоненного к вагончику.
Пусть это будет гравюра, но передайте,
что низ вагончика - темно-красный, а верх -
грязно-желтый.
Нарисуйте все это так,
чтобы я поняла, почему от строек
так веет
запустением.
1979
***
Эти старые зимние дачи.
С черных бревен стекает вода,
Доски накрест на окнах незрячих
И комком на земле - провода;
В доме - погреба запах зеленый,
Стулья, мыши, от пыли темно…
Этот мир из складного картона,
Эту ширму я спрятала, - но, -
Там, смирив распадения силу,
Бродят (как их сюда занесло?)
Громче - скрипка: светло и уныло.
Тише - флейта. Та - только светло.
1980
***
Во мне уютно голосам чужим
Аукаться, затеивая жмурки,
И прятаться по комнатам пустым,
Да ноготком писать по штукатурке:
«Я здесь была…» Ни подписей, ни дат…
Лишь иногда портрет карикатурный.
Огрызок яблока, египетский смарагд
И - все на ногу левую - котурны.
До срока пряжа у сестер прочна.
Скрипит станок, переплетая нити.
Как терпеливо ткет плащи жена!
Муж далеко, и некому носить их,
Вот мне и дали; с радостью взяла:
Теперь зима длиннее с каждым годом.
Давно покрыты пылью зеркала,
И пестрый кот скучает перед входом.
1980
***
И дивный слушатель стоит в дверях.
О. Седакова
Ну что ж, я не спорю, все будет, как хочешь.
Оставим беседы, ведущие к ночи,
Раздвинем золу и камин разожжем
И сядем за низким шершавым столом.
И кофе горячий и горький, как стыд,
Из чашечек разных не будет отпит.
Но шторы опустим: не надо смотреть,
Как синие стекла начнут розоветь
И, нашим молчаньем довольный вполне,
Неназванный гость усмехнется в окне.
1980
***
А если в ближней тьме нет никого за нами,
А если нам стоять вторыми по Адаме -
Цепи вернувшихся начало и конец,
И ветошь легкая - все одеянье плоти,
Как будто в зеркалах, поставленных напротив,
Ряд блудных сыновей прижал к себе отец.
И на подсвечнике густеет воск пролитый,
На два ключа закрыт перебелённый свиток,
И маски по местам развешивает чтец.
1981
***
И вот раздвигают картонные створки,
И слышен шумок предстоящей настройки,
И скоро закружит смычков кутерьма,
И залом зеркальным,
Лепным и овальным,
И шорохом бальным приходит зима.
Пластроны и фраки,
Галантные враки
И гости-гуляки в каминной трубе...
Дня на три теперь, повинуясь уставу,
Отпустят и нас по сатурнову праву,
Взяв слово чужой не мешать ворожбе.
И шумно, темно, тесновато и дымно,
И кто-то забытый глядит неотрывно,
Но нас настигает сквозь воздух беды
Сей взгляд - как сквозняк, задувающий свечи, -
Из тех, что ведут Иоаннов в Предтечи
И к старым халдеям летят со звезды.
1981
***
Не то, что здесь подумают; не только.
Не только ложь и слабость, нет: душа -
Беглянка, нищенка, знакомка конокрадов -
В такую полночь, на таком подворье
Глядит на гостя дивного и с ним
Заговорить, спросить, откуда нас
Украли в детстве, и - еще важнее -
Промолвить - прорубь, промолчать - петля…
И бродит в нас наречие родное
И взламывает память: так река
Могучая и под глубоким льдом
До дна не промерзает и в себя
Неутоленным бьется вопрошаньем…
Но слов не вспомнить, звуков не связать.
Тогда - сглотни внезапную обиду,
То за одним, то за другим вбегай,
То самовар вноси, а то дрова
Подкладывай в огонь и притворись -
От беготни, от жаркого огня
Горит лицо…Смотри - еще покуда
Заря не занялась, еще в окно
Не стукнули, не кликнули в дорогу…
Еще огонь пылает в очаге.
1981
***
Это - в комнате нарядной
Золотой стеклянный сор.
Вся зима - один нескладный,
Бестолковый разговор.
Словно - за полночь, за чаем,
За неубранным столом…
Впрочем, это я случайно,
Я ведь тоже не о том.
Я о том, что вся услада
Сердцу - помнить, что оно -
В дом из солнечного сада
Отворенное окно.
1981
Вигилия вторая
Во мраке - костры и нестройные крики:
Пируют и пряности в кубки кладут...
«А ты здесь зачем? » - Я зову Эвридику.
Пусть мне Эвридику мою отдадут.
- Найти Эвридику и дать провожатых!
Вы слышали, шваль?! - приказали в ночи.
И тотчас встает - шестиногий, косматый,
Но память мне руку сжимает: молчи!
«Ну, точно! Вон там, у реки, погляди-ка, -
В низине, - в крикливой толпе эвридик -
Вон - в красной сорочке - твоя Эвридика:
Вкруг чучела скачет и в дудку дудит.
Она? Узнаешь? Подозвать, для порядку? »
И скажет она: «Мне не страшно в аду.
Я сплю. Я забыла земную повадку.
И рада, что здесь, и назад не пойду».
1983
***
Теперь я забуду и снова припомню нескоро.
А прежде я слышал и думал, что это бывает;
Бывает, и с кем не бывало (и даже со мною?), - как штору
Отдернут, как рамы весной выставляют,
Как долго болевший однажды проснется спокойным,
И новая мысль голубеет на лбу утомленном...
Полуденный свет разливается в сумраке комнат,
И голубь тяжелый воркует за дверью балконной...
Любимая, лгу: ты все это умеешь и можешь,
Ты знаешь бессонного утра слезящийся воздух,
Ручьи на стекле; ты приучена к жесткому ложу,
К бессоннице долгой, к бессолнечной жизни, бесслезной...
О, как благовонна твоя безупречная кожа.
Как жемчуг, ровна аравийская поступь гнедая.
Я беден, любимая, беден, и в платье дорожном,
И в небе пустынном Венера дрожит и сверкает.
1984 - 1985
ИЗ «КНИГИ НИКОЛЬ»
***
Поначалу каждый человек кажется мне тобой
и я улыбаюсь
Вблизи я вижу, конечно, что это не ты
но уже улыбаюсь
Иногда кто-то из них говорит со мной улыбается дарит цветок помогает сесть
И тогда
кажется мне тобой
чуть дольше.
1987
***
Белый полдень.
Фотографии на память.
Тебя и тогда не было там.
Но теперь я ищу тебя
в белом тенистом полдне, под виноградной лозой.
1986
***
эта любовь состарилась
«помнишь, - говорит она, - помнишь
в этом кафе
на этой улице
с этой вот песней
1987
***
Вот и осень, и даже зима.
На траве декорация града.
Пополудни разлитая тьма,
Но не холодом веет, а хладом.
Это кукольный ящик, вертеп,
Заводной, механический ящик.
Только выпало что-то из скреп
И случилось в судьбе настоящей.
И как только исполнится срок,
С двух сторон полухория лета,
Вновь сойдясь, допоют эпилог,
Не заметив подмены сюжета.
1989
Юбилейный гимн
В сердце вглядываешься, как в семейный альбом, -
Ибо любая любовь другой сродни.
Листья в холодеющий водоем
Осыпаются, как дни.
Здесь всегда будет осень, весна, зима,
Крупные звезды снега на легком крыле
Пряди... Белесоватая тьма,
Наползая, имя и облик топит во мгле.
И, бесполезно щурясь сквозь облепившую мглу,
«Кто это?» - проведя по бесцветным чертам,
Поворачивая карточку, находишь там
Дату, нацарапанную в углу.
1993
***
Понедельник, вторник и кусочек среды -
А потом, как жизнь, обрывается это лето
И настает пора уходить во льды,
Где спрашивающий о причине тщеты
Остается, как правило, без ответа, -
Но пока можно гулять, поливать цветы,
Слушать Баха и Перселла, видя во сне при этом
То, что видел на улицах, - но вплетая черты
Отдаленных возлюбленных, - глядя из темноты
На то, чего с ними не было: сердце, боясь пустоты
(А оно боится ее, как велит природа),
Производит подобие угольной кислоты
В отсутствие будущего и кислорода.
1994
***
И там была комната, полная светом, как медом - ячейка сот,
И день в середине зимы, в ее сердцевине,
И голос говорит: «Зачем Вам смотреть? Я ведь рассказываю - вот
Лодка на этой картине.»
Объясни мне теперь, если можно, тот замысел. Путь, стрелой
Ввысь взмывавший, - вел не туда, или почему-нибудь не угоден
Тебе? Ты ведь знаешь: золотой, неумолчной хвалой
Волновалось сердце, как море, волнующееся к непогоде.
Все, что было потом, - поиск выхода в тупике.
Может быть, даже выигрыш. Что до иных последствий -
Вряд ли нужно их сравнивать. По теплу на щеке
Солнечный луч узнает ослепший.
1994
***
Вот чего мне хотелось бы - сесть с тобой у огня,
Мех с вином, и зимнюю ночь напролет
Говорить о возлюбленных - называть имена
Или не называть, а огонь гудит и поет,
Воздавать им хвалу, как в старинные времена,
Доблесть и красоту равняя в хвале,
И смотреть, примолкнув, - зимняя ночь длинна -
Как огонь пляшет на смолистом стволе,
И ты скажешь: Теперь уже ни одна
Кости не сокрушит страсть, точно буря, встав.
И, коснувшись руки, я налью вина
И подброшу в огонь ароматных трав.
2003
***
Засыплет крупная метель
и тьма закружит, -
ты здесь, блистательная тень,
до первой стужи.
Вот это мокрое крыло
ложится, тая,
на растолоку у метро,
на путь трамвайный,
метет, метет, в лицо метет,
идти мешая,
и мандарин под Новый Год -
посланник Рая.
На всех стихиях этот след
и в сердце бедном -
в стеклянном шарике, где снег
и дом под снегом.
2003
Отрывок
…все кажется, что поправимо,
но что-то выскользнет из рук
и растворится легче дыма,
и, оказавшись не у дел,
глядишь, как прежде не глядел,
и различаешь понемногу
прибитую дождем дорогу,
ныряющую меж холмов,
под одеялом облаков
лениво дремлющее небо, -
и никого - вот в чем вопрос, -
кто молча выпить бы принес,
нарезал на коленке хлеба
и лег в высокую траву,
куря и глядя в синеву.
07.2006
Сон
Мне приснилось что ты
приехал за мной на машине
чтобы увезти в чудесную страну.
Я уже знала что нас убьют.
По дороге
мы заехали во двор моего детства
злые глаза
смотрели из каждого окна из-за каждой двери
ты захотел купить что-то в кафе
я стояла одна
расстреливаемая взглядами
пока только взглядами
и молилась
о, пожалуйста, покупай быстрее
у нас только и есть что этот вечер
и то не весь
2004
***
А.П.
Не меняй провинций у моря на Вавилон.
Здесь людская молвь, конечно, и конский топ,
И звенит таньга, заглушая стон,
Но целуют не в губы, а чаще в лоб.
И у здешних жен похотливей всего мошна,
А мужчины садятся есть, не омывши рук,
И они не расслышат, как галькой шуршит волна,
Даже если приедут к тебе на юг,
Но они не приедут! У них другие юга -
Барбадос, Майами, Пхукет для тех, кто бедней…
Отвернись от них, - пускай их закружит мга, -
И к земле Нереиды щекою прижмись нежней.
2005
***
Уснуть под какой-то шубейкой,
под чей-то глухой перебор:
…исаич…семеныч…налей-ка…
…рублев…петушки…за бугор…
…в отказе…н.я….на таганке…
- качнет - это поезд? стоим? -
…аквариум…новые стансы
и сизый предутренний дым.
…до белочки…сердца…желудка…
…шагнул из окна по весне…
- Чем ты зачиталась, голубка?
В какой это было стране?
2006
***
Какая дивная устроена обитель
для нашей юности - она всегда жива.
Немыслимых садов нечастый посетитель,
в незапертую дверь вхожу без волшебства,
И там всегда горит любви укус пчелиный,
и оттого светло, как северной весной.
И полый ствол поет одним дыханьем длинным,
и падают слова, как ливень льет, - стеной.
2005
***
Льется свет - неволит зажмуриться -
задремать бы лицом к нему.
Мне приснится белая улица -
вверх ступеньками по холму.
На балконах - лавры и фикусы,
отворяемых окон стук,
и журчит родниковым привкусом
неумолкнувшей речи звук.
Там, в кофейне на круглой площади
в полдень кофе пьет не спеша
призрак мой? Или тень моя?
Выражаясь проще:
Душа.
2006
***
Слаще всего - дышать
Воздухом у воды,
В одиночку гулять,
Оставляя следы
Необутой стопой
В мокром тугом песке,
Или пить кофе с тобой
В крошечном городке,
Жмущемся, точно кот
К блюдечку с молоком, -
К гавани (слово «порт»
Будет им велико).
Это шторм или бриз?
Хлопает полотно.
Солнце, спускаясь вниз,
Превращает в вино
Свой вечерний чертог.
Яблоко Гесперид
Катится на восток
И под водою - спит.
Выдох и вдох: волна
Набежала - и вспять.
Тьма встает как стена.
Слаще всего - дышать.
2006
***
Мы пьем с тобой кофе
в белом коридоре больницы
поджидая очереди
в кабинет в котором известно что скажут
и я вспоминаю
ветер дующий на Кикладах
день рожденья потерявшийся на переполненной палубе
морских ежей под перцовку и другие
домашние чудеса того лета
когда впереди была только жизнь
только жизнь
и ничего больше.
2006
Тексты Ирины Ковалевой в "Журнальном зале" http://magazines.russ.ru/authors/k/kovaleva/
Стихи Ирины Ковалевой в "TextOnly" http://textonly.ru/self/?issue=22&article=23072
Ирина Ковалева на сайте "Век перевода" http://www.vekperevoda.com/1950/kovaleva.htm
Ирина Ковалева на сайте "Образы мира" http://www.niworld.ru/poezia/irina/irin.htm
Еще там же http://www.niworld.ru/poezia/irina/irin_1.htm
На сайте Librarius http://librarius.narod.ru/personae/iikov.htm
Текст В. Гопмана памяти Ирины Ковалевой: http://exlibris.ng.ru/koncep/2007-04-26/11_memory.html
Стихи Ирины Ковалевой в Ex Libris НГ http://exlibris.ng.ru/koncep/2007-04-26/11_busina.html
Еще там же http://exlibris.ng.ru/before/2002-01-31/8_glass.html
(Потаповский пер., 8/12, стр. 2.
Проезд: м. Тургеневская, Чистые пруды)
в 19.00
состоится презентация книги Ирины Ковалевой
"Стихотворения 1977 - 2007"
Сергей Завьялов о стихах Ирины Ковалевой:
CARMEN SAECULARE*
Крайне трудная задача - прочесть стихи Ирины Ковалевой и сами по себе, и в контексте поэзии своего времени. А без такого прочтения они остаются в положении обломков греческих скульптур, сначала в качестве награбленного перевезенных в Рим, а затем, уже там, разбитых на куски восставшими иностранными наемниками. Кто был их автор? В споре с кем следовал именно этому, а не иному «стилю»?
Во-первых, потому, что эти стихи, будучи адресованы читателю сложного, не имеют формально выраженного усложнения для понимания (а это усложнение, на деле, является как раз облегчением для читателя, что хорошо видно на примере новогреческих высоких модернистов, которых Ирина так продуктивно переводила).
Во-вторых, потому, что сюжет книги «неочевиден» и упрятан вовнутрь так, что, кажется, не за что уцепиться.
В-третьих, потому, что неочевидно и их позиционирование на «актуальном» литературном поле: никакие социально улавливаемые сигналы от них не исходят.
Создается впечатление, что мы имеем дело с другой цивилизацией. А ведь, казалось бы, в наступающем году автору должно было исполниться только пятьдесят. Одна из Ирининых книг с горькой иронией так и называлась: «Юбилейный гимн», в обратном переводе на латынь Carmen saeculare.
И как абсолютно невозможно увидеть в себе не себя, так почти неразрешима задача прочесть близких поэтов: близких по возрасту, по культурным ценностям, по вкусам.
А, между тем, именно смерть друзей по-настоящему выявляет время, когда мы все вместе были живы. И именно она, вопреки просвещенческому благодушию, как раз и останавливает по-настоящему прекрасные мгновения.
Вот эти «мгновения» и являются, при определенном угле зрения на поэзию Ирины Ковалевой, главным «сюжетом» ее поэтической книги. Именно поэтической книги, а не «собрания стихотворений», ибо книга эта создавалась, как бы двигаясь в две стороны, с жестокой парадоксальностью: назад, где все отчетливее проступала, говоря словами Элюара, «la vie immédiate» (и поэтому там оказываются столь уместными строчки шестнадцатилетней девочки), - и вперед, где с античной обреченностью, но неантично жесткой временной определенностью открывались овидиевы «regna tristia» (несколько стихотворений с топографическими контурами этих краев невозможно читать, не сжимая зубы).
Почему оказалась возможной эта поэзия? Почему всего треть века назад оказался возможным жизненный выбор в пользу греческих и римских теней (еще в столь далеком от реализма смысле)?
Сейчас почти невозможно понять кажущиеся неминуемо самоубийственными жизненные стратегии и практики того времени. Может быть, стихи Ирины Ковалевой помогут увидеть за ними нечто, хоть как-то их объясняющее?
Эта цивилизация, оказавшись нерентабельной, ушла из «актуального пространства», как ушли и те, кто оставил о нем столь надежные словесные свидетельства. Одни, чтобы,мутировав,жить, другие, - чтобы умереть, и, как говорил Сократ, «кто получил лучшее, это ни для кого не ясно, кроме бога».
____
* Юбилейный гимн (лат.)
Из стихотворений Ирины Ковалевой:
***
Ты книжка с картинками, сердце,
В шкатулке чудесный букварь:
Откроется крышка, как дверца,
И светит волшебный фонарь.
Приблизишь глаза - там смеются,
Танцуют, подняв кружева,
Там все спасены и спасутся
И старая сказка жива.
2003
Выставка Параджанова
Пуговицы, разбитые блюдца... Так
Море выносит водоросли, песок,
Камушки, ракушки - времени мелкий шлак -
Бусины, бисерины, тесьмы кусок,
Что после обыска остается - любой пустяк,
Наконец, годится и носовой платок,
Зеркало, кукла, крылышки - пласт за пластом -
Жизнь утекла сквозь трещинку, а осадок на дне...
Ах, вино виноградное! Сердце, город и дом
Поднимаются вверх и живут в вышине.
Старые фотографии, несколько старых лент -
Больше нигде - т о т город , а в э т о т я ни ногой...
Впрочем, нет и других прошлых. Но на какой другой
Рай был больше похож, чем на Тифлис тех лет?
1993
***
Первую тысячу лет я буду слушать сакс,
Ехать в машине, июнь, закат в зеленом огне,
Или - май, сирень, окно, открытое в сад,
И ветер шевелит занавески в окне.
Шум высоких берез и сосен пасмурным днем,
Белый шиповник, и дуб, и жасмин, и клен…
Первую тысячу лет - я догадаюсь потом
И побегу, как к морю с поезда, - даже в шторм.
В Средиземном - в Эгейском - в августе - звон планет,
По созвездию плещется в каждой волне…
Первую тысячу лет, в каике, завернувшись в брезент,
Между Критом и Наксосом буду плыть на спине.
2003
***
То, как ты говоришь, - это слишком всерьез.
Я хочу этот свет, как в грузинском кино,
Этот звук, - как эхо, многоголос, -
Белый стол и белое полотно,
А за этим столом - едят ли? пьют?
Запотевший вносят кувшин с вином?
Но одно я знаю: они поют
По-грузински - здравицу - а потом
По-византийски? - что там - Иоанн Кукузел -
По-славянски? - в кружеве Рилских гор -
Как кружилось небо, когда он пел,
Замыкая мир - монастырь - и хор
Ангельский? - Нет: земля - всей землей приду
Петь - не петь - смотреть - не выпустить из зрачков:
Этот белый стол - он стоит в саду,
Этот сад - на горе, гора - высоко…
2003
Я заказываю картину
Нарисуйте стройку
в той части города, где живу я.
Это не центр и не окраина,
самый забытый район;
однако здесь строят.
На первом плане
нарисуйте кустик травы, которую все знают,
но никто не знает ее по имени.
Она похожа на розу ветров
и на седую старую деву. Когда-то
мне называли ее странное, грубое имя,
но я не слишком этому верю.
Нарисуйте
ее отражение в куске
разбитого стекла, прислоненного к вагончику.
Пусть это будет гравюра, но передайте,
что низ вагончика - темно-красный, а верх -
грязно-желтый.
Нарисуйте все это так,
чтобы я поняла, почему от строек
так веет
запустением.
1979
***
Эти старые зимние дачи.
С черных бревен стекает вода,
Доски накрест на окнах незрячих
И комком на земле - провода;
В доме - погреба запах зеленый,
Стулья, мыши, от пыли темно…
Этот мир из складного картона,
Эту ширму я спрятала, - но, -
Там, смирив распадения силу,
Бродят (как их сюда занесло?)
Громче - скрипка: светло и уныло.
Тише - флейта. Та - только светло.
1980
***
Во мне уютно голосам чужим
Аукаться, затеивая жмурки,
И прятаться по комнатам пустым,
Да ноготком писать по штукатурке:
«Я здесь была…» Ни подписей, ни дат…
Лишь иногда портрет карикатурный.
Огрызок яблока, египетский смарагд
И - все на ногу левую - котурны.
До срока пряжа у сестер прочна.
Скрипит станок, переплетая нити.
Как терпеливо ткет плащи жена!
Муж далеко, и некому носить их,
Вот мне и дали; с радостью взяла:
Теперь зима длиннее с каждым годом.
Давно покрыты пылью зеркала,
И пестрый кот скучает перед входом.
1980
***
И дивный слушатель стоит в дверях.
О. Седакова
Ну что ж, я не спорю, все будет, как хочешь.
Оставим беседы, ведущие к ночи,
Раздвинем золу и камин разожжем
И сядем за низким шершавым столом.
И кофе горячий и горький, как стыд,
Из чашечек разных не будет отпит.
Но шторы опустим: не надо смотреть,
Как синие стекла начнут розоветь
И, нашим молчаньем довольный вполне,
Неназванный гость усмехнется в окне.
1980
***
А если в ближней тьме нет никого за нами,
А если нам стоять вторыми по Адаме -
Цепи вернувшихся начало и конец,
И ветошь легкая - все одеянье плоти,
Как будто в зеркалах, поставленных напротив,
Ряд блудных сыновей прижал к себе отец.
И на подсвечнике густеет воск пролитый,
На два ключа закрыт перебелённый свиток,
И маски по местам развешивает чтец.
1981
***
И вот раздвигают картонные створки,
И слышен шумок предстоящей настройки,
И скоро закружит смычков кутерьма,
И залом зеркальным,
Лепным и овальным,
И шорохом бальным приходит зима.
Пластроны и фраки,
Галантные враки
И гости-гуляки в каминной трубе...
Дня на три теперь, повинуясь уставу,
Отпустят и нас по сатурнову праву,
Взяв слово чужой не мешать ворожбе.
И шумно, темно, тесновато и дымно,
И кто-то забытый глядит неотрывно,
Но нас настигает сквозь воздух беды
Сей взгляд - как сквозняк, задувающий свечи, -
Из тех, что ведут Иоаннов в Предтечи
И к старым халдеям летят со звезды.
1981
***
Не то, что здесь подумают; не только.
Не только ложь и слабость, нет: душа -
Беглянка, нищенка, знакомка конокрадов -
В такую полночь, на таком подворье
Глядит на гостя дивного и с ним
Заговорить, спросить, откуда нас
Украли в детстве, и - еще важнее -
Промолвить - прорубь, промолчать - петля…
И бродит в нас наречие родное
И взламывает память: так река
Могучая и под глубоким льдом
До дна не промерзает и в себя
Неутоленным бьется вопрошаньем…
Но слов не вспомнить, звуков не связать.
Тогда - сглотни внезапную обиду,
То за одним, то за другим вбегай,
То самовар вноси, а то дрова
Подкладывай в огонь и притворись -
От беготни, от жаркого огня
Горит лицо…Смотри - еще покуда
Заря не занялась, еще в окно
Не стукнули, не кликнули в дорогу…
Еще огонь пылает в очаге.
1981
***
Это - в комнате нарядной
Золотой стеклянный сор.
Вся зима - один нескладный,
Бестолковый разговор.
Словно - за полночь, за чаем,
За неубранным столом…
Впрочем, это я случайно,
Я ведь тоже не о том.
Я о том, что вся услада
Сердцу - помнить, что оно -
В дом из солнечного сада
Отворенное окно.
1981
Вигилия вторая
Во мраке - костры и нестройные крики:
Пируют и пряности в кубки кладут...
«А ты здесь зачем? » - Я зову Эвридику.
Пусть мне Эвридику мою отдадут.
- Найти Эвридику и дать провожатых!
Вы слышали, шваль?! - приказали в ночи.
И тотчас встает - шестиногий, косматый,
Но память мне руку сжимает: молчи!
«Ну, точно! Вон там, у реки, погляди-ка, -
В низине, - в крикливой толпе эвридик -
Вон - в красной сорочке - твоя Эвридика:
Вкруг чучела скачет и в дудку дудит.
Она? Узнаешь? Подозвать, для порядку? »
И скажет она: «Мне не страшно в аду.
Я сплю. Я забыла земную повадку.
И рада, что здесь, и назад не пойду».
1983
***
Теперь я забуду и снова припомню нескоро.
А прежде я слышал и думал, что это бывает;
Бывает, и с кем не бывало (и даже со мною?), - как штору
Отдернут, как рамы весной выставляют,
Как долго болевший однажды проснется спокойным,
И новая мысль голубеет на лбу утомленном...
Полуденный свет разливается в сумраке комнат,
И голубь тяжелый воркует за дверью балконной...
Любимая, лгу: ты все это умеешь и можешь,
Ты знаешь бессонного утра слезящийся воздух,
Ручьи на стекле; ты приучена к жесткому ложу,
К бессоннице долгой, к бессолнечной жизни, бесслезной...
О, как благовонна твоя безупречная кожа.
Как жемчуг, ровна аравийская поступь гнедая.
Я беден, любимая, беден, и в платье дорожном,
И в небе пустынном Венера дрожит и сверкает.
1984 - 1985
ИЗ «КНИГИ НИКОЛЬ»
***
Поначалу каждый человек кажется мне тобой
и я улыбаюсь
Вблизи я вижу, конечно, что это не ты
но уже улыбаюсь
Иногда кто-то из них говорит со мной улыбается дарит цветок помогает сесть
И тогда
кажется мне тобой
чуть дольше.
1987
***
Белый полдень.
Фотографии на память.
Тебя и тогда не было там.
Но теперь я ищу тебя
в белом тенистом полдне, под виноградной лозой.
1986
***
эта любовь состарилась
«помнишь, - говорит она, - помнишь
в этом кафе
на этой улице
с этой вот песней
1987
***
Вот и осень, и даже зима.
На траве декорация града.
Пополудни разлитая тьма,
Но не холодом веет, а хладом.
Это кукольный ящик, вертеп,
Заводной, механический ящик.
Только выпало что-то из скреп
И случилось в судьбе настоящей.
И как только исполнится срок,
С двух сторон полухория лета,
Вновь сойдясь, допоют эпилог,
Не заметив подмены сюжета.
1989
Юбилейный гимн
В сердце вглядываешься, как в семейный альбом, -
Ибо любая любовь другой сродни.
Листья в холодеющий водоем
Осыпаются, как дни.
Здесь всегда будет осень, весна, зима,
Крупные звезды снега на легком крыле
Пряди... Белесоватая тьма,
Наползая, имя и облик топит во мгле.
И, бесполезно щурясь сквозь облепившую мглу,
«Кто это?» - проведя по бесцветным чертам,
Поворачивая карточку, находишь там
Дату, нацарапанную в углу.
1993
***
Понедельник, вторник и кусочек среды -
А потом, как жизнь, обрывается это лето
И настает пора уходить во льды,
Где спрашивающий о причине тщеты
Остается, как правило, без ответа, -
Но пока можно гулять, поливать цветы,
Слушать Баха и Перселла, видя во сне при этом
То, что видел на улицах, - но вплетая черты
Отдаленных возлюбленных, - глядя из темноты
На то, чего с ними не было: сердце, боясь пустоты
(А оно боится ее, как велит природа),
Производит подобие угольной кислоты
В отсутствие будущего и кислорода.
1994
***
И там была комната, полная светом, как медом - ячейка сот,
И день в середине зимы, в ее сердцевине,
И голос говорит: «Зачем Вам смотреть? Я ведь рассказываю - вот
Лодка на этой картине.»
Объясни мне теперь, если можно, тот замысел. Путь, стрелой
Ввысь взмывавший, - вел не туда, или почему-нибудь не угоден
Тебе? Ты ведь знаешь: золотой, неумолчной хвалой
Волновалось сердце, как море, волнующееся к непогоде.
Все, что было потом, - поиск выхода в тупике.
Может быть, даже выигрыш. Что до иных последствий -
Вряд ли нужно их сравнивать. По теплу на щеке
Солнечный луч узнает ослепший.
1994
***
Вот чего мне хотелось бы - сесть с тобой у огня,
Мех с вином, и зимнюю ночь напролет
Говорить о возлюбленных - называть имена
Или не называть, а огонь гудит и поет,
Воздавать им хвалу, как в старинные времена,
Доблесть и красоту равняя в хвале,
И смотреть, примолкнув, - зимняя ночь длинна -
Как огонь пляшет на смолистом стволе,
И ты скажешь: Теперь уже ни одна
Кости не сокрушит страсть, точно буря, встав.
И, коснувшись руки, я налью вина
И подброшу в огонь ароматных трав.
2003
***
Засыплет крупная метель
и тьма закружит, -
ты здесь, блистательная тень,
до первой стужи.
Вот это мокрое крыло
ложится, тая,
на растолоку у метро,
на путь трамвайный,
метет, метет, в лицо метет,
идти мешая,
и мандарин под Новый Год -
посланник Рая.
На всех стихиях этот след
и в сердце бедном -
в стеклянном шарике, где снег
и дом под снегом.
2003
Отрывок
…все кажется, что поправимо,
но что-то выскользнет из рук
и растворится легче дыма,
и, оказавшись не у дел,
глядишь, как прежде не глядел,
и различаешь понемногу
прибитую дождем дорогу,
ныряющую меж холмов,
под одеялом облаков
лениво дремлющее небо, -
и никого - вот в чем вопрос, -
кто молча выпить бы принес,
нарезал на коленке хлеба
и лег в высокую траву,
куря и глядя в синеву.
07.2006
Сон
Мне приснилось что ты
приехал за мной на машине
чтобы увезти в чудесную страну.
Я уже знала что нас убьют.
По дороге
мы заехали во двор моего детства
злые глаза
смотрели из каждого окна из-за каждой двери
ты захотел купить что-то в кафе
я стояла одна
расстреливаемая взглядами
пока только взглядами
и молилась
о, пожалуйста, покупай быстрее
у нас только и есть что этот вечер
и то не весь
2004
***
А.П.
Не меняй провинций у моря на Вавилон.
Здесь людская молвь, конечно, и конский топ,
И звенит таньга, заглушая стон,
Но целуют не в губы, а чаще в лоб.
И у здешних жен похотливей всего мошна,
А мужчины садятся есть, не омывши рук,
И они не расслышат, как галькой шуршит волна,
Даже если приедут к тебе на юг,
Но они не приедут! У них другие юга -
Барбадос, Майами, Пхукет для тех, кто бедней…
Отвернись от них, - пускай их закружит мга, -
И к земле Нереиды щекою прижмись нежней.
2005
***
Уснуть под какой-то шубейкой,
под чей-то глухой перебор:
…исаич…семеныч…налей-ка…
…рублев…петушки…за бугор…
…в отказе…н.я….на таганке…
- качнет - это поезд? стоим? -
…аквариум…новые стансы
и сизый предутренний дым.
…до белочки…сердца…желудка…
…шагнул из окна по весне…
- Чем ты зачиталась, голубка?
В какой это было стране?
2006
***
Какая дивная устроена обитель
для нашей юности - она всегда жива.
Немыслимых садов нечастый посетитель,
в незапертую дверь вхожу без волшебства,
И там всегда горит любви укус пчелиный,
и оттого светло, как северной весной.
И полый ствол поет одним дыханьем длинным,
и падают слова, как ливень льет, - стеной.
2005
***
Льется свет - неволит зажмуриться -
задремать бы лицом к нему.
Мне приснится белая улица -
вверх ступеньками по холму.
На балконах - лавры и фикусы,
отворяемых окон стук,
и журчит родниковым привкусом
неумолкнувшей речи звук.
Там, в кофейне на круглой площади
в полдень кофе пьет не спеша
призрак мой? Или тень моя?
Выражаясь проще:
Душа.
2006
***
Слаще всего - дышать
Воздухом у воды,
В одиночку гулять,
Оставляя следы
Необутой стопой
В мокром тугом песке,
Или пить кофе с тобой
В крошечном городке,
Жмущемся, точно кот
К блюдечку с молоком, -
К гавани (слово «порт»
Будет им велико).
Это шторм или бриз?
Хлопает полотно.
Солнце, спускаясь вниз,
Превращает в вино
Свой вечерний чертог.
Яблоко Гесперид
Катится на восток
И под водою - спит.
Выдох и вдох: волна
Набежала - и вспять.
Тьма встает как стена.
Слаще всего - дышать.
2006
***
Мы пьем с тобой кофе
в белом коридоре больницы
поджидая очереди
в кабинет в котором известно что скажут
и я вспоминаю
ветер дующий на Кикладах
день рожденья потерявшийся на переполненной палубе
морских ежей под перцовку и другие
домашние чудеса того лета
когда впереди была только жизнь
только жизнь
и ничего больше.
2006
Тексты Ирины Ковалевой в "Журнальном зале" http://magazines.russ.ru/authors/k/kovaleva/
Стихи Ирины Ковалевой в "TextOnly" http://textonly.ru/self/?issue=22&article=23072
Ирина Ковалева на сайте "Век перевода" http://www.vekperevoda.com/1950/kovaleva.htm
Ирина Ковалева на сайте "Образы мира" http://www.niworld.ru/poezia/irina/irin.htm
Еще там же http://www.niworld.ru/poezia/irina/irin_1.htm
На сайте Librarius http://librarius.narod.ru/personae/iikov.htm
Текст В. Гопмана памяти Ирины Ковалевой: http://exlibris.ng.ru/koncep/2007-04-26/11_memory.html
Стихи Ирины Ковалевой в Ex Libris НГ http://exlibris.ng.ru/koncep/2007-04-26/11_busina.html
Еще там же http://exlibris.ng.ru/before/2002-01-31/8_glass.html