Aug 16, 2012 22:55
Роман Джонатана Литтелла - удачный с чисто литературной точки зрения, но
разочаровывающе банальный по проводимым в нем идеям. Это просто еще одна книга
«про холокост».
В самом начале главный герой, бывший эсесовец, говорит читателям - современным европейцам:
Если вы родились в стране или в эпоху, когда никто не только не убивает вашу
жену и детей, но и не требует от вас убивать чужих жен и детей, благословите
Бога и ступайте с миром. Но уясните себе раз и навсегда: вам, вероятно, повезло
больше, чем мне, но вы ничем не лучше... Нельзя зарекаться: «Я никогда не убью»,
можно сказать лишь: «Я надеюсь не убить». Уж поверьте мне: я такой же, как и вы!
Вот и ответ на вопрос, почему европейцы должны испытывать вечное чувство вины перед
евреями: потому что все они - потенциальные нацисты. Если ты не убил ни одного еврея,
считай, что тебе повезло, но имей в виду: твоей заслуги в этом нет. Главный герой
Литтелла - не чистокровный немец, а наполовину француз; он обрезан; он рафинированный
интеллектуал, невероятно начитан в европейской и русской литературе; он изъясняется
цитатами из Жоржа Батая; он просто увешан гроздьями всевозможных фрейдистских комплексов:
убежденный гомосексуалист, он в то же время в молодости переспал с собственной сестрой,
а в зрелом возрасте задушил мать и убил топором отчима... Другими словами, этот человек -
полная противоположность обычному образу нациста. И тем не менее, он становится эсесовцем
и активно участвует в истреблении евреев. Литтелл строит весь огромный текст романа на
столкновении двух монотонно чередующихся тем: как его герой неординарен, и как ужасны
производимые им зверства. Извращенность героя нужна не для того, чтобы отталкивать читателя,
а, наоборот, чтобы помочь читателю отождествить себя с ним. Если изобразить нациста
туповатым работягой, как, допустим, это сделал Мерль в добротном старом романе
«Смерть - мое ремесло», никакого отождествления не получится: почему я должен
чувствовать вину за преступления этого ублюдка? А тут - такой тонко организованный, страдающий,
гипертрофированно культурный интеллигент с богатым и неоднозначным внутренним миром... И вот
он внезапно начинает убивать евреев. Почему? Ну... просто... так получилось.
С детства я был одержим стремлением к абсолюту и преодолению границ; эта страсть и привела
меня к расстрельным рвам на Украине. Я всегда желал мыслить радикально; вот и государство,
и нация тоже выбрали радикальное и абсолютное; и что же теперь - пойти на попятный, сказать
«нет», предпочесть комфорт бюргерских законов, пресловутую надежность
общепринятых норм? Никак невозможно. И если радикальность оборачивается пропастью, а
абсолютное - абсолютным злом, следует, в этом я совершенно убежден, идти до конца,
широко раскрыв глаза.
Но почему герой «с детства» мыслил радикально, и почему такой образ
мысли внезапно захватил государство и нацию? И почему эта радикальность приобрела
вполне конкретный - нацистский - характер? Вопрос о конкретно-исторических причинах
фашизма Литтелла не интересует. Для Мерля этот вопрос был главным, и он в своем романе
дал на него четко определенный, хотя и спорный, ответ: фашизм - это продукт распада
католической идеологии. Для Литтелла же фашизм - вроде первородного греха, он
коренится где-то в недрах то ли природы человека, то ли природы государства, и в
любой момент может проявиться снова. Европейцы в состоянии разве что оттягивать его
появление, вечно каясь за преступления своих предков.
Но ведь если виноваты все, то, по большому счету, не виноват никто.
Как и во всей подобной литературе, в книге холокост выступает центральным событием
второй мировой войны. Преступления нацистов против других народов особого внимания
не заслуживают. Пострадали и русские? Ну, да... но это совсем другое.
...по крайней мере, у казненных нами русских есть матери, которые отрут им пот со
лба, закроют веки, сложат руки и похоронят с любовью. Мне вспомнились евреи,
погребенные с открытыми глазами в расстрельном рву под Киевом, их мы лишили не
только жизни, но и этой последней ласки, убив вместе с ними матерей, жен и сестер,
не оставив никого, кто оплакал бы их.
Здесь плохо даже не то, что выпячиваются страдания одного народа в ущерб остальным
(понятно, что каждого интересуют в первую очередь свои собственные страдания), а то,
что вся история второй мировой войны подается в ложном свете, как история палачей
и жертв. Пафос героизма в книге полностью отсутствует, а пафоса безвинной
жертвенности, наоборот, слишком много. На самом деле, история второй мировой войны
трагична, но и ослепительно прекрасна, она где-то вплотную приближается к архетипу
борьбы добра и зла. Здесь же вместо этого получается история о разгуле зла,
которое само испугалось совершенных им зверств и исчезло. Все тонет в бесконечной
кровавой каше, в бессмысленных массовых убийствах, в извращенных психологических
аффектах. И полностью вне авторского внимания оказываются те люди, в первую
очередь - русские, которые не были пассивными жертвами, которые сражались против
врага, казавшегося неодолимым, - и, в конце концов, истребили это абсолютное зло,
так красочно описанное Литтеллом.
культура