Гегель между масонской ложей и прусской монархией
Жак д’Онт. Гегель. М., 2012
Согласно общепринятой версии биографии Гегеля, в зрелые годы он отказался от революционных идеалов своей молодости и перешел в лагерь консерваторов. Французский исследователь Жак д’Онт (1920-2012), ученик известного Жана Ипполита, пытается опровергнуть это мнение. Он утверждает, что Гегель до конца жизни оставался либералом, но в условиях победившей реакции был вынужден скрывать свои взгляды. Аргументация д’Онта выглядит не очень-то основательной. Так, он обращает наше внимание на то, что философ 1) на протяжении всей жизни поддерживал теснейшие связи с иллюминатами (баварская разновидность масонства), 2) дружил с некоторыми берлинскими евреями, 3) сочувствовал т.н. «буршам» - студенческому национально-освободительному движению.
Относительно первого довода сам автор признает, что не существует никаких документов, которые могли бы подтвердить членство самого Гегеля (а не его друзей и покровителей) в той или иной ложе1. Второй «довод» носит вообще анекдотический характер: так и хочется сказать, что плох тот антисемит, у которого в друзьях нет ни одного еврея. Какое отношение национальность друзей Гегеля может иметь к характеристике его политических взглядов? Кстати говоря, при случае философ высказывался о еврействе достаточно неприязненно2. Но, похоже, масонство и филосемитизм служат теми маркерами политической благонадежности, по которым современный европейский истеблишмент отличает «своих» среди деятелей прошлого. Поэтому д’Онт вынужден непрерывно (и даже несколько навязчиво) напоминать читателю о масонских покровителях Гегеля и его друзьях-евреях. Автор, видимо, хочет не просто очистить своего героя от регулярно возникающих подозрений в разного рода «криптосталинизме»3, но и поместить его в европейский пантеон рядом с такими образцовыми фигурами, как Гете, Шиллер или Бетховен.
Что же касается «буршей», то, судя по описанию д’Онта, это были молодые самоотверженные идеалисты, которые даже и не планировали настоящий заговор против правительства. Устраивая свои акции, они, подобно современным лимоновцам, всего лишь отчаянно пытались привлечь внимание общества к отвратительной, тупо-репрессивной и антинациональной сущности режима. (В терминологии Али Шариати - они практиковали не джихад, а шахадат.) Если так, выступать в то время против «буршей» (как и сейчас - против лимоновцев) было, я думаю, немыслимо даже для консерватора, это означало бы прямо-таки публично расписаться в собственной подлости. То, что Гегель принимал очень близко к сердцу судьбу своих студентов, ставших политзаключенными, говорит о безупречных моральных качествах этого берлинского профессора, но совсем не обязательно означает, что он и сам втайне исповедовал революционные взгляды.
Вопреки д’Онту, нужно все-таки признать очевидное: взгляды Гегеля однажды (около 1800-1802 гг.) изменились самым коренным образом. Если его юношеские тексты написаны вполне в духе Просвещения4, то спустя всего несколько лет философ оппонирует Просвещению и не жалеет резких слов по его адресу5. Если в молодости он считает государство системой чисто механического насилия и призывает его уничтожить6, то затем государство становится у него «действительностью царства небесного»7 и «шествием Бога в мире»8, в котором отдельные индивиды - «не более чем моменты». Подобные примеры можно умножать до бесконечности. Было бы слишком просто объяснять этот поворот чистым приспособленчеством. Вероятно, в тот момент, когда Гегель обнаружил, что в лице Канта буржуазно-либеральная философия достигла пределов своего развития и уже не может выйти за них, не изменив своей социальной природе, он порвал с либерализмом и больше никогда к нему не возвращался. Перед ним проступали контуры новой, невиданной философии будущего. Но политической силы, заинтересованной в возникновении такой философии, тогда еще не появилось. Вступив на неизведанную землю, Гегель остался в одиночестве. Развивать идеологию, не выражающую интересы никаких социальных групп, - удел фриков, а уж кем-кем, но фриком Гегель не был. Ему пришлось занять сторону аристократии, которая на то время являлась единственным противником либеральной буржуазии. Вынужденный выбирать между двумя равно отвратительными явлениями - масонской ложей и прусской монархией - Гегель однозначно выбрал монархию и до конца своих дней честно служил ее интересам. Проблема, однако, состояла в том, что внутренняя логика развития его философской доктрины совершенно не соответствовала этому выбору.
Верно подмечая некоторую двусмысленность гегелевских текстов берлинского периода9, д’Онт объясняет ее всего лишь сознательным двурушничеством, попыткой протащить либеральные идеи под маской консерватизма. Можно согласиться, что здесь мы имеем дело с разладом между политической и философской позициями Гегеля, но вот только ни одна из этих позиций не была просто защитной маской - Гегель действительно разрывался между «прогрессивной» и «реакционной» составляющими своей теории. Кроме того, даже «прогрессивная» ее составляющая не имела никакого отношения к либерализму, а скорее вела в направлении к Марксу и, соответственно, заходила гораздо дальше, чем это могли себе позволить самые радикальные либералы. С концепциями зрелого Гегеля либерализм совершенно не совместим.
Так или иначе, курс на поддержку Реставрации принес Гегелю долгожданный и, по совести, давно заслуженный им успех: должность в Берлинском университете, полуофициальное положение «философского диктатора Германии». Однако постепенно напряжение между ним и прусскими властями нарастало. «Монарх должен быть лишь человеком, который говорит "да" и ставит точку над "i"»10, - позволяет себе Гегель легкую иронию. «Ну а что будет, если я не поставлю эту точку над "i"?» - раздраженно парирует Фридрих Вильгельм III11. Позже король своим личным решением останавливает публикацию последней статьи Гегеля12. Как отмечает д’Онт, Гегель «вовремя умер», и это избавило его от надвигающейся катастрофы. Можно спорить, насколько искренним был философ, когда стремился поддержать аристократию, но одно несомненно: аристократия категорически отвергла предложенные им услуги. С присущим ей тончайшим, безошибочным политическим чутьем она, пусть и не сразу, распознала в Гегеле своего смертельного врага.
В 1841 г. новый король Пруссии, Фридрих Вильгельм IV, предложит 6000 талеров стареющему Шеллингу, поручив тому ликвидировать последствия гегелевского преподавания... По словам Фридриха Вильгельма IV, Шеллинг был призван в Берлин, чтобы «сразить и извести гадючье семя гегелевского пантеизма»13.
«Сразить и извести гадючье семя гегелевского пантеизма» - это весьма красноречивый приговор всем попыткам Гегеля встать под знамена консерваторов. Это - официальное (выданное монархом!) свидетельство того, что его учение никоим образом не может быть использовано в качестве идеологии консервативных режимов, что оно несет этим режимам угрозу более страшную, чем любые либералы, масоны и евреи, вместе взятые. Гегельянство и консерватизм несовместимы, здесь д’Онт совершенно прав. И если сам Гегель думал иначе - значит, он заблуждался.
1 Впрочем, при чтении книги может сложиться впечатление, что д’Онт намекает на свое знакомство с некими строго конфиденциальными, не подлежащими публикации свидетельствами о масонстве Гегеля (скажем, архивами какой-то ложи или устной традицией).
2 Пример (из посмертно опубликованных черновиков франкфуртского периода, 1797-1800): «В этом смешении различных видов, которые, взятые вместе, систематик назвал человеком, у еврея есть свое место. Кто-то из евреев заставил бога добродушно сказать: того, кто не исполняет моих повелений, я буду преследовать до третьего и четвертого колена. Но фурии их религии бичуют уже сотое их поколение. Возможно, однако, они не считают себя наказанными, когда христианин спускает их с лестницы, ибо ради прибыли в два крейцера евреи согласны вынести любое обращение.» [Исторические этюды, 7 // Гегель Г.В.Ф. Работы разных лет в двух томах. Том 1. М., 1970. С. 223].
3 Выражение принадлежит Ильенкову, который, рассуждая о западном гегелеведении, писал: «любая интерпретация Гегеля имплицитно является выражением той или иной идеологической позиции - сознательно или бессознательно… Это отчетливо видно из таких оборотов речи, как, например, "криптогегельянизм Сталина", что, впрочем, скорее означает обратное - "криптосталинизм Гегеля"» [Гегель и «отчуждение» // Ильенков Э.В. Философия и культура. М., 1991. С. 142].
4 Такие работы, как «Жизнь Иисуса» (1795 г.) [Гегель. Философия религии. Т. 1. М., 1976. С.35-100], «Позитивность христианской религии» (1796 г.) [Гегель Г.В.Ф. Работы разных лет в двух томах. Том 1. М., 1970. С. 87-207] или комментированный перевод революционного памфлета Жан-Жака Карта («Конфиденциальные письма о прежнем государственно-правовом отношении земли Ваадта (Во) к городу Берну. Полное разоблачение прежней олигархии сословия Берна», 1798 г.) [Гегель. Политические произведения. М., 1978. С. 54-64].
5 Пример: «Просвещение уже по происхождению своему, а также в себе и для себя выражает плоскую обыденность рассудка и его спесивое самовозвеличивание над разумом» [О сущности философской критики вообще и ее отношении к современному состоянию философии в частности (1802 г.) // Гегель Г.В.Ф. Работы разных лет в двух томах. Том 1. М., 1970. С. 280].
6 «...Я покажу, что не существует идеи государства, ибо государство есть нечто механическое, так же, как не может быть идеи машины. Идею составляет только то, что имеет своим предметом свободу. Следовательно, мы должны выйти и за пределы государства! Ибо любое государство не может не рассматривать людей как механические шестеренки, а этого как раз делать нельзя, следовательно, оно должно исчезнуть... Я изложу принципы истории человечества и разоблачу до конца все эти жалкие творения рук человеческих - государство, конституцию, правительство, законодательство.» [Первая программа системы немецкого идеализма (1796 г.) // Гегель Г.В.Ф. Работы разных лет в двух томах. Том 1. М., 1970. С. 211-212]. Лукач, правда, полагал, что данный отрывок - это гегелевский конспект неизвестного произведения Шеллинга, а сам Гегель в то время считал необходимым уничтожить не государство вообще, а лишь современное ему деспотическое государство [Лукач Д. Молодой Гегель и проблемы капиталистического общества. М., 1987. С. 69-71].
7 «Действительность царства небесного - именно государство» [Иенская реальная философия (1805-1806 гг.) // Гегель Г.В.Ф. Работы разных лет в двух томах. Том 1. М., 1970. С. 382].
8 Знаменитый пассаж из «Философии права» (1820 г.) [Гегель Г.В.Ф. Философия права. М., 1990. С. 284].
9 Жак д’Онт. Гегель. М., 2012. С. 301.
10 Гегель Г.В.Ф. Философия права. М., 1990. С. 324.
11 Жак д’Онт. Гегель. М., 2012. С. 333.
12 Жак д’Онт. Гегель. М., 2012. С. 489. Это статья «Английский билль о реформе 1831 г.» [Гегель. Политические произведения. М., 1978. С. 373-413].
13 Жак д’Онт. Гегель. М., 2012. С. 314.