Власов
По НТВ прошел очередной фильм Алексея Пивоварова о войне: «Вторая ударная. Преданная армия Власова». Пожалуй, это лучший фильм Пивоварова. Он вполне выявил человеконенавистническую суть имперско-большевистской системы, бросавшей в топку войны армию за армией. По сути, назван главный ресурс «великой победы» - подавляющее численное преимущество при полном презрении к ценности человеческой жизни. Таков нехитрый азиатский секрет советской мощи.
Но я хотел бы остановиться на другом. На личности Власова. Она-то, кстати, в фильме показана слабо. Например, мотивация вступления Власова на путь борьбы с большевизмом в фильме по-советски проста: «испугался Андрей Андреевич». Интересно получается: в 1941-м Власов, будучи в окружении, не испугался, а вот сейчас, в 1942-м почему-то испугался. Нет, я уверен, что Власов, плутая в новгородских лесах, думал не о спасении шкуры. Ведь сам же Пивоваров не решился изобразить Власова моральным монстром. Ну вроде была у него коровка при штабе, чтобы командующий молочко пил. Но Пивоваров сразу делает оговорку: по сравнению с товарищем Ждановым, которому в это же самое время в блокадный Ленинград икорку и балычок доставляли, это совсем невинно. Ну была, как говорят, у Власова походно-полевая жена, потом вместе с ним попавшая в плен к немцам, а у кого ППЖ не было? У Жукова что ли?
Так о чем же думал Власов, плутая в окружении?
Начну издалека. Непосредственным начальником генерала Власова был командующий Волховским фронтом генерал Мерецков. Как и Власов, он был выходцем из русских крестьян. В самом начале войны Мерецков, будучи уже генералом армии и Героем Советского Союза, загремел в подвалы Лубянки. Так сказать, с райских высот советского элитного слоя в советскую преисподнюю. Всплыли какие-то показания военачальников, арестованных еще в 1937-38 гг. На Лубянке Мерецкова били, да так, что он уже не кричал, а ревел. Мало того: Пивоваров рассказывает, что следователь Шварцман мочился на лицо избитого до бесчувствия Мерецкова, дабы привести его в сознание. То есть буквально ссал на генерала армии и Героя Советского Союза. Но потом совковая фортуна выдала новый кульбит: прямо в тюрьме Мерецкова отмыли, переодели в новую форму и доставили к самому Сталину, который отечески посетовал, что генерал как-то неважно выглядит. Откровенно глумился усатый. После этого Мерецков всю войну, не рассуждая, защищал родное сталинское государство, ссавшее ему в лицо, заработал бриллиантовый орден «Победа» и закончил дни маршалом, депутатом и т.д.
Попутно вспоминается и еще один видный советский военачальник с довольно типичной судьбой. Я не буду называть его раскатистой фамилии, поскольку человек он был приличный, в отличие от Жукова не хам и не мясник. Перед войной его, по тогдашнему обыкновению, арестовали. На допросах ему выбивали зубы, ломали ребра, били молотком по пальцам, а также, как я читал где-то, засовывали в зад ножку табуретки. Вообще, надо сказать, табуретка была одним из самых любимых инструментов дознания в НКВД. Ею били по башке, по ребрам, на ножку перевернутой табуретки усаживали особо упорных арестованных, и так человек мог сидеть сутками. У особо продвинутых чекистов фантазии на тему табуретки были еще более смелыми. Короче, в один прекрасный день наш военачальник был чудесным образом освобожден, отмыт, одет, реабилитирован, а в 41-м уже стоял насмерть, защищая большевистскую власть и дорогого товарища Сталина. Кстати, Власов, формируя РОА, рассчитывал, что этот военачальник припомнит большевикам и выбитые зубы, и, конечно, табуретку. Напрасно рассчитывал. Его бывший коллега дослужился до маршала, получил орден «Победа», оставил толстые мемуары. О беседах на Лубянке в них, понятное дело, ни слова.
Перед нами система отношений, типичная для восточных деспотий. Любой человек, независимо от его социального положения, мановением пальца деспота может быть низвергнут или вознесен. «Все рабы и в рабстве своем равны» - что маршал, что простой беспаспортный колхозник. Сегодня тебе ссут в лицо, насилуют казенной табуреткой, а завтра ты в сиянии золотого шитья, в эполетах ведешь державные «тумены» на запад. А можно и наоборот: сегодня ты в эполетах, а завтра - в собственном говне на цементном полу. И военачальники это знают и служат системе, защищают ее, несмотря на то, что в лубянских подвалах она показала им свою суть. Потому что - рабы.
И вот смотрит товарищ Сталин с трибуны мавзолея, как его маршал гарцует на белом коне, и думает: «Гарцуй, гарцуй, всенародный любимец… но про табуретку-то не забывай. А вон стоит весь в орденах тот, обоссаный. Шварцман-то пока еще служит? Служит. Хорошо». Шварцмана арестуют лишь в 1951 году, а расстреляют в 1955-м, уже при Хрущеве. На допросах его сильно били. Тот же кульбит судьбы - с высот господского положения на заблеванный цементный пол. Интересно, присутствовал ли Шварцман на «параде победы»? Скорее всего, присутствовал. Наверное, и Мерецкова видел. Возможно, тот его тоже заметил. Встреча победителей…
Так вот, Власов устал быть рабом. Устал служить чудовищной системе, не имеющей никаких здравых оправданий. Он видел, как на Ржевском выступе эта система тупо и цинично превратила в кровавую кашу свои армии - 33-ю и 29-ю, а теперь то же самое делает с его 2-й ударной. Он решил вырваться из этого безысходного ада, где рабы-генералы, лишенные чувства собственного достоинства, гонят на убой рабов-солдат. Власов решился перестать быть рабом, решился на выбор. За это его и ненавидят совки - Власов не захотел оставаться одним из них.
Алексей Пивоваров заканчивает фильм такими словами: «В этих лесах начинаешь лучше понимать свою страну и самого себя».
Власов понял свою страну и себя.
Но я хотел бы остановиться на другом. На личности Власова. Она-то, кстати, в фильме показана слабо. Например, мотивация вступления Власова на путь борьбы с большевизмом в фильме по-советски проста: «испугался Андрей Андреевич». Интересно получается: в 1941-м Власов, будучи в окружении, не испугался, а вот сейчас, в 1942-м почему-то испугался. Нет, я уверен, что Власов, плутая в новгородских лесах, думал не о спасении шкуры. Ведь сам же Пивоваров не решился изобразить Власова моральным монстром. Ну вроде была у него коровка при штабе, чтобы командующий молочко пил. Но Пивоваров сразу делает оговорку: по сравнению с товарищем Ждановым, которому в это же самое время в блокадный Ленинград икорку и балычок доставляли, это совсем невинно. Ну была, как говорят, у Власова походно-полевая жена, потом вместе с ним попавшая в плен к немцам, а у кого ППЖ не было? У Жукова что ли?
Так о чем же думал Власов, плутая в окружении?
Начну издалека. Непосредственным начальником генерала Власова был командующий Волховским фронтом генерал Мерецков. Как и Власов, он был выходцем из русских крестьян. В самом начале войны Мерецков, будучи уже генералом армии и Героем Советского Союза, загремел в подвалы Лубянки. Так сказать, с райских высот советского элитного слоя в советскую преисподнюю. Всплыли какие-то показания военачальников, арестованных еще в 1937-38 гг. На Лубянке Мерецкова били, да так, что он уже не кричал, а ревел. Мало того: Пивоваров рассказывает, что следователь Шварцман мочился на лицо избитого до бесчувствия Мерецкова, дабы привести его в сознание. То есть буквально ссал на генерала армии и Героя Советского Союза. Но потом совковая фортуна выдала новый кульбит: прямо в тюрьме Мерецкова отмыли, переодели в новую форму и доставили к самому Сталину, который отечески посетовал, что генерал как-то неважно выглядит. Откровенно глумился усатый. После этого Мерецков всю войну, не рассуждая, защищал родное сталинское государство, ссавшее ему в лицо, заработал бриллиантовый орден «Победа» и закончил дни маршалом, депутатом и т.д.
Попутно вспоминается и еще один видный советский военачальник с довольно типичной судьбой. Я не буду называть его раскатистой фамилии, поскольку человек он был приличный, в отличие от Жукова не хам и не мясник. Перед войной его, по тогдашнему обыкновению, арестовали. На допросах ему выбивали зубы, ломали ребра, били молотком по пальцам, а также, как я читал где-то, засовывали в зад ножку табуретки. Вообще, надо сказать, табуретка была одним из самых любимых инструментов дознания в НКВД. Ею били по башке, по ребрам, на ножку перевернутой табуретки усаживали особо упорных арестованных, и так человек мог сидеть сутками. У особо продвинутых чекистов фантазии на тему табуретки были еще более смелыми. Короче, в один прекрасный день наш военачальник был чудесным образом освобожден, отмыт, одет, реабилитирован, а в 41-м уже стоял насмерть, защищая большевистскую власть и дорогого товарища Сталина. Кстати, Власов, формируя РОА, рассчитывал, что этот военачальник припомнит большевикам и выбитые зубы, и, конечно, табуретку. Напрасно рассчитывал. Его бывший коллега дослужился до маршала, получил орден «Победа», оставил толстые мемуары. О беседах на Лубянке в них, понятное дело, ни слова.
Перед нами система отношений, типичная для восточных деспотий. Любой человек, независимо от его социального положения, мановением пальца деспота может быть низвергнут или вознесен. «Все рабы и в рабстве своем равны» - что маршал, что простой беспаспортный колхозник. Сегодня тебе ссут в лицо, насилуют казенной табуреткой, а завтра ты в сиянии золотого шитья, в эполетах ведешь державные «тумены» на запад. А можно и наоборот: сегодня ты в эполетах, а завтра - в собственном говне на цементном полу. И военачальники это знают и служат системе, защищают ее, несмотря на то, что в лубянских подвалах она показала им свою суть. Потому что - рабы.
И вот смотрит товарищ Сталин с трибуны мавзолея, как его маршал гарцует на белом коне, и думает: «Гарцуй, гарцуй, всенародный любимец… но про табуретку-то не забывай. А вон стоит весь в орденах тот, обоссаный. Шварцман-то пока еще служит? Служит. Хорошо». Шварцмана арестуют лишь в 1951 году, а расстреляют в 1955-м, уже при Хрущеве. На допросах его сильно били. Тот же кульбит судьбы - с высот господского положения на заблеванный цементный пол. Интересно, присутствовал ли Шварцман на «параде победы»? Скорее всего, присутствовал. Наверное, и Мерецкова видел. Возможно, тот его тоже заметил. Встреча победителей…
Так вот, Власов устал быть рабом. Устал служить чудовищной системе, не имеющей никаких здравых оправданий. Он видел, как на Ржевском выступе эта система тупо и цинично превратила в кровавую кашу свои армии - 33-ю и 29-ю, а теперь то же самое делает с его 2-й ударной. Он решил вырваться из этого безысходного ада, где рабы-генералы, лишенные чувства собственного достоинства, гонят на убой рабов-солдат. Власов решился перестать быть рабом, решился на выбор. За это его и ненавидят совки - Власов не захотел оставаться одним из них.
Алексей Пивоваров заканчивает фильм такими словами: «В этих лесах начинаешь лучше понимать свою страну и самого себя».
Власов понял свою страну и себя.