"Ирония судьбы" реж. Э. Рязанов, 1976г.
Фильм «Ирония судьбы» многообразен, трудноуловим, коварен.
Недаром этот долгожитель-вырожденец - бессмысленный и священный амулет, собирает вокруг себя каждый год завороженных утробным свечением зрителей.
Коварство этого фильма - насмешка над зрителем, привыкшего к культуре, как к быту, поглощенного магическим свечением кинообоев.
«Кино, как жизнь» - чарующий советский тамагочи, пьющий социальную равность персонажей со зрителями, персонажей с друг другом.
Он до сих пор пьет обновляющую его кровь.
Советское кино изобрело «кино, как жизнь», предлагая зрителю смотреть даже не в окно, а в очки, на которых нарисована та же действительность, только виртуальная, отличающаяся от окружающей тем, что до нее не дотронуться.
Эта недотрагиваемость культивировала священные свойства привычного.
Способность разделять, как соединять, демонстрируемая советским кинематографом, утрачена и неповторима, отчего фильм «Ирония судьбы» только свежее год от года, как и полагается вампиру.
«Ирония судьбы» может показаться реабилитацией типовых форм жизни, которые парадоксально оказываются мотивом нетипичного.
В самом деле, Женя (персонаж Мягкова) волшебно находит нетипичную подругу, столкнувшись с собственной типичной формой жизни.
Избранница Жени Лукашина - Галя, встреченная им вне доскональной схожести их форм проживания, оказывается более предсказуемой и далекой, чем случайная Надя, найденная в такой же квартире, в какой проживает Женя, только в другом городе.
Реабилитация типичного складывается в фильме «Ирония судьбы», как реабилитация давно уже забытого революционного.
Жизнь в идентичных, равных социальных декорациях - результат и пафос уже закопанной и архаичной революции.
Забавно и смешно то, что вынужденными бенефициарами революционного, отложенного духа оказываются люди, далекие и чуждые ему.
Модные люди 70-х неожиданно и естественно обретают революционную преемственность вне декларативности и осознанности, почти случайно - как скрытое, но наглядное достоинство социалистической формы жизни.
И персонажи фильма, и авторы, и зрители готовы искренне удивляться и радоваться подарку прошедшей эпохи, казавшемуся ненужным и нелепым - идентичности собственного быта.
Эта идентичность позволяет обрести трудноуловимое родство почти механическим и волшебным образом.
Революционному лозунгу фильмом «Ирония судьбы» возвращена утраченная и ослепительная сила, к которой скромно и стыдливо приобщаются блудные дети иного времени.
Фильм может повернуться и другой своей стороной - показаться рекламой средств легкого, но освобождающего искривления сознания.
Зритель сталкивается с убедительностью почти сновидческого морока, когда никуда не надо рваться из привычных обстоятельств - в них уже все заранее содержится для лучшей жизни, надо только принять нужное количество расширителя.
Женя Лукашин может видеть в своей квартире иную, более сказочную жизнь, только слегка шлифанув свое восприятие алкоголем.
Выпей - и праздник окажется в тебе - сногосшибательный и непреодолимый слоган, ложащийся елеем на плавную и неповоротливую славянскую душу, из которой в основном состоял массовый зритель 70-х и, где он обитает до сих пор.
Ничего не должно быть нового - только водка - и прежний мир, предстанет в удивительных очертаниях - призыв, который не надо повторять дважды в советских и постсоветских условиях.
Однако, ноухау авторов фильма в том, что законный праздник, даруемый алкоголем, представляется не только обновлением времени.
Пить и чувствовать свежесть утрачиваемого времени - это знакомо и привычно миллионам, которые не становятся от занимательных кривляний кинотамады зрителями.
Новое время обещать легко, оно и так будет новое, следующее.
Автор «Иронии…» предложил бодрящую изюминку в своем рецепте алкокинококтейля - он пообещал зрителю сделать новым старое пространство.
Пацан не только пообещал, но и сделал.
Напившейся и протрезвевший Лукашин видит свою квартиру, как не свою, а как квартиру Нади, что только радует его - квартира-женщина кажется гораздо притягательнее квартиры - мужчины.
Автор фильма волшебным образом идентифицировал собственность и пол, проапгрейдив пол-собственность Лукашина в более прогрессивную и желанную форму - в пол-собственность Нади.
Советский зритель одним из первых увидел чудо превращения трансгендера.
Он и до сих пор наблюдает это волшебство без всякого Кроненберга и технического избытка - естественно и плавно - целиком за счет неявного, но наглядного совершенства социалистического образа жизни, проникающего в поры и делающего счастливыми незаметно и бесповоротно.
Сделать свою жизнь - жизнью женщины, оказаться в ней, оставаясь собой, только выпив - родовая мечта миллионов мужчин, умноженная на четыре, сочетающая в себе детские мечты и триумф ленивой значимости.
Женский зритель тоже рад такому киночуду, он получает свою преувеличенность и единственность, поскольку Женя - внутри, а квартиры, на самом деле, две.
Однако, вечнозеленая загадка фильма Рязанова в другом, не только в желанном удвоении оженоподобленного пространства.
Загадка фильма, доставляющая многолетнюю радость расслабленному сначала советскому, а потом и российскому зрителю - в его сказочном гомосексуальном подтексте.
Латентный гомосексуализм, как высшая и воздающая форма существования - то, что влечет и будоражит уже 50 лет, смотрящего в одну и ту же квартиру, зрителя.
Лукашину не нужна ни Галя, ни Надя, ни двойное, ни новое-старое пространство.
Ему нужна собственная сила идентичности.
Если эта волшебная сила есть, она может все, что угодно - и Надю, и вечность в панельном доме, и отмену времени, и чудесные перестановки в пространстве.
Скрытый гомосексуализм Лукашина - его желание себе еще такой же жизни, которая у него есть, более того - желание ее в такой же форме, которая уже есть.
Это не нарцисстическое желание, Лукашин недоволен собой.
Это желание того, чтобы жизнь в ее простой вещественности овладела Женей, примирив позор предметного обладания лучащимся образом Барбары Брыльски.
Герой Мягкова показывает, что гомосексуализм приятен хотя бы математически, это удвоение пространства, приносящее пользу и окно в Надю, то есть в Барбару - в Польшу - почти в Европу.
Желания Лукашина взаимны.
Это не только Лукашин хочет себе такую же квартиру, это такая же квартира хочет себе прекрасного, но лишенного яркости Лукашина и тот с радостью соглашается.
Осталось только уговорить Надю маскировать собой этот гей союз материальной идентичности и отогнать однобокого, скорбного гетероискателя Ипполита.
Гомосекусализм это радость и чудо - этим проникаются, правда в сильно распыленном, от этого еще более едком виде, увядающие много лет предновогодние зрители.
Чудо убежденного, но слабопроявляемого гомосексуализма наблюдают люди каждый год, как обещанное и исполняемое прибытие инопланетян в одно и то же время, приносящего с собой легкое, веселящее свечение, озорной зуд, обещанное и неотменяемое могущество.
